— По правде говоря, если ты не в настроении, что я отлично понимаю, подниматься к тебе специально у меня нет острой необходимости. Но одну магнитофонную запись я хотел бы попросить все-таки тебя послушать, а потом кое-что прокомментировать. Если, конечно, не возражаешь. Магнитофон у меня здесь есть. Так что, если желаешь…
— Это долго?
— Ну, если выборочно… минут двадцать. Или меньше.
— Тогда давай поднимемся. Забирай кассету и — пошли.
— Верно, на бегу только кошки…
— Чего сказал? — обернулась она к нему, выходя из машины.
— Пустяки, это я так… себе.
— Я вот все наблюдаю, много ты о себе понимаешь.
— Разве плохо?
— Кому как…
Войдя в квартиру, сразу сказала:
— Помой руки, положено. И включай свою музыку.
— А ты сделай мне пока чашечку кофе…
Он сунул кассету в Верин магнитофон, включил, услышал первые фразы и выключил. Все нормально, запись хорошая. И ушел на кухню, откуда уже донесся замечательный аромат. Следить за реакцией слушательницы он не собирался. Она сама скажет, что думает. А прослушивать снова откровения сопливой шлюшки не хотелось. Что он и сообщил Вере.
Турецкий стал пить кофе, а Вера ушла в комнату и закрыла за собой дверь. Но когда она минут двадцать спустя вернулась на кухню и кинула на стол кассетку, Турецкий даже подивился каменно-спокойному выражению ее лица.
— Ты видел эту сучонку?
— Нет, с ней беседовал мой… сотрудник.
— Да-а… работка у вас… Так о чем ты хотел меня спросить? Небось о мальчиках? Я, кажется, тебе уже рассказывала о похожем случае. Со мной. Тебя конкретно этот случай интересует?
Турецкий искренне восхитился:
— Это тебе, девочка, надо следователем работать! Ну в самую точку! А я подумал, что объяснять придется, ставить в неловкое положение…
— А чего неловкого? — пожала она плечами. — Это не мне, а им было очень неловко. И больно — тоже. Но, смотрю, на пользу не пошло… Ладно, расскажу, только без этих… подробностей… — Она презрительно кивнула на кассету. — Или тебе надо тоже записать?
— Острой необходимости нет, если ты согласишься, когда возникнет нужда, повторить.
— Тогда лучше записывай… Принеси магнитофон. Я этих подонков больше видеть не хочу… Как эта засранка назвала их? Пушок и Найк? Ну да, все правильно, один — Валька Пушков, сын президента Энерготехимпортбанка, восемнадцатый дом в поселке. А другой — Колька Ичигаев, он, кажется, чечен, хотя и не похож, в мать, видно, пошел. Но наглый! У этого папаша — первый вице-президент в «Авангарде», у Игоря. Живут как раз напротив нас, по четной линии. По-моему, они ровесники, здоровые лбы, качаются на тренажерах, гоняют на моторах. Ты не думай, что вроде молодые, они и взрослому мужику таких… извини, наваляют, что мало не покажется. Ну вот, они и застали меня… В прошлом году. На речке. Загорала я на пляже, прямо у воды. Близко-то никого не было, день будний, ну я и скинула все лишнее. Глаза листиками прикрыла, лежу на солнышке, расслабилась. Кусты там, заливчик удобный, тихо… Один, как вот тут, — кивнула она на кассету, — сзади подкрался и мне на голову навалился, а другой — я и сообразить-то ничего не успела! — сверху накинулся, вперед и — поскакали! Ловкий такой парниша, быстрый, сообразительный. Ну с ним-то мне было проще. Это вот с тем, что лицо мое придавил так, что просто дышать стало невозможно, с ним пришлось-таки немного повозиться. Да он и покрепче оказался. Я, когда единоборствами занялась, еще в самом начале своей спортивной карьеры кое-какие боевые приемы усвоила. Поэтому тот, который решил, что дорвался до удовольствия, схлопотал у меня по полной программе. Я с ходу провела болевой прием, он и заверещал, потом ногами еще разок придушила его и отшвырнула в воду. Ну и взялась за второго. Его просто закопала. В песок. Поднялась потом, того, который в речке валялся, Кольку этого, Найка, достала. Вылила из него водичку, очухался. Сказала, чтоб, пока я одеваюсь, сам приятеля откапывал. А когда они оба уже пришли в себя и смогли осознать свое мерзкое поведение, предупредила, что в следующий раз спасать не буду. Просто задавлю, как щенят, и — утоплю. Но дяде своему скажу за что, а уж он, в свою очередь, сам будет их папам объяснять. Если пожелает. Козлы вонючие… Ну, после этого стороной обходили. Чего они там Светланке наговорили, этого не знаю, не интересовалась. Но только она с какого-то времени перестала со мной дружить. Искренность между нами была, понимаешь? И — кончилась… Будто наступило отчуждение. Да оно и понятно теперь… Я потому и к общему столу перестала выходить, смотреть в их рожи мерзкие противно…
— Ты говорила, что они, возможно, действовали под влиянием наркотиков?
— А тут и двух мнений быть не может. Кайф — это у них постоянное состояние. Не знаю, куда их родители смотрят, о чем думают, но кончится это дело очень плохо для всех. Я сказала однажды Игорю…
— А он что?
— Да ничего. Говорит, просил всех обратить самое серьезное внимание, но только они считают, что детишки просто балуются и все пройдет с возрастом. Не понимаю…
— А что тут непонятного-то? Нравы в вашем Солнечном более чем свободные. Рай устроили по своему собственному усмотрению… и пониманию. Буквально все происходит на глазах у всех. Вот и результат. Дети повторяют поступки взрослых.
— Вот видишь, и это объяснить, оказывается, легко. Понять трудно. Невозможно. Кого они там уже выбрали на роль жертвы? Тоже ведь знаешь.
— Да это все чушь собачья! Дело развалится в первом же судебном заседании! Но Игорь-то хочет знать правду. Я разговаривал с ним уже не раз на эту тему. Да, у него есть сомнения, это понятно, но ведь не до такой же степени, чтобы простить зверское убийство собственной дочери!
— Знаешь что, Александр Борисович? Если важных вопросов ты ко мне больше не имеешь, сделай милость, отключи машинку, мне теперь крепко выматериться охота.
— Мне — тоже, — мрачно заметил Турецкий.
— Ну, так и не стесняйся, генерал!.. — Она резко поднялась и ушла из кухни. А когда он покурил и раздавил в пепельнице окурок, собираясь встать и ехать на службу, крикнула из комнаты: — Иди, что ли, сюда, а то совсем уже тошно!..
Она была в спальне. Полулежала одетая на широкой тахте, покрытой узорчатым ковром.
— Иди, посиди тут, — показала ему на глубокое кресло. — Достань там, рядышком…
Турецкий понял, о чем речь. В прошлый раз здесь, в подзеркальной тумбочке, стояли бутылка коньяка и стопки. Открыл, там снова оказалась непочатая бутылка армянского.
— Извини, — пожаловалась Вера, — у меня просто нету сил. Будто разваливаюсь. Принеси из холодильника запить, пожалуйста. Я очень хочу помянуть Светку…
Александр Борисович сделал все, что она просила. Они выпили, помолчали. Тогда он поднялся и сказал, что едет на службу. Она кивнула.
— Ты сам знаешь, что тебе надо делать. Если понадобится моя помощь… У тебя ведь нет повода для сожалений, верно? Имей это в виду, мой генерал.
Он наклонился над «девушкой», поцеловал ее в кончик носа и вышел, захватив кассету с новой записью.
27
В своем кабинете, возле телефонного аппарата, он обнаружил сообщение, написанное знакомым крупным почерком Клавдии Сергеевны, меркуловской секретарши.
«А.Б.! До вас весь день не может дозвониться Платонов. Очень просил выйти на связь при первой же возможности! К.С.».
Но, видимо, зная, что эту записку никто, кроме самого хозяина кабинета, читать не будет, Клавдия добавила от себя: «Всем подлым обманщикам однажды воздастся!» Это уже без подписи.
Турецкий улыбнулся и тут же набрал номер Платона Петровича.
Ну, конечно, он сознательно отключил мобильник, когда отправился в Донской крематорий, не хватало еще, чтоб во время церемонии вдруг раздалась телефонная трель! А потом нужда в телефоне и вовсе отпала. Кто мог предположить, что печально начавшаяся встреча закончится столь целомудренно? Лично он не мог. Да оно и к лучшему. Настроение было, конечно, скверным, Вера права, выматериться хотелось от всей души, по-черному. И опять-таки права она оказалась, когда довольно резко оборвала его, едва он стал защищать Игоря. Уж она-то наверняка знает обо всех внутренних интригах и взаимоотношениях и в поселке, а возможно, и в самой ассоциации куда больше того, о чем он может себе даже нафантазировать…
— Алло? — раздался голос в трубке. — Платонов слушает!
— Петрович, ты, говорят, меня потерял?
— А-а, здравствуй, ну слава богу! Ты не забыл, что хотел посмотреть самолет? Кажется, нам готовы предоставить такую возможность уже завтра. Я, собственно, только поэтому и беспокоился.
— Вопросов нет. Где и когда встречаемся? Могу заехать за тобой.
— Я вечерком уточню и позвоню, если не возражаешь? Ты где будешь обретаться?
— Конечно, дома. Как всякий законопослушный супруг. А где же еще?
