Вблизи Римских бань Рейчел замешкалась. Вечер еще только начинался, а было уже холодно и темно. Сырой ветер гулял по мокрым улицам, но Рейчел не хотелось сидеть одной в притихшем доме, ожидая, когда вернется Ричард. Поэтому она принялась бродить по ближним улицам, наблюдая за прохожими, лошадьми и каретами. Джентльмены выходили из бань с влажными волосами, от которых поднимался пар. Дети играли у сточной канавы, поджидая, когда у приходивших мимо джентльменов вывалится что-нибудь из карманов или когда выдастся возможность в них пошарить. Они играли среди куч опавших листьев на площади Эбби-Грин, подбрасывая их в воздух и смеясь, когда те падали бурым дождем. Глядя на них, Рейчел улыбнулась, и ей захотелось собственного ребенка. Она бы смогла посвятить себя ему. Рейчел подслушивала обрывки разговоров, не выпуская из рук корзину, позволяющую встречным предположить, что некая гипотетическая хозяйка послала куда-то свою служанку с поручением, например в лавку сделать покупки; и хотя эта выдумка придавала ей бодрости, она все больше чувствовала себя паразитом, жизнь которого всецело зависит от других людей. Рейчел рылась в кошельке, чтобы достать из него несколько мелких монеток и купить печеное яблоко у человека с ручной тележкой, полной раскаленных углей, когда увидела пробегавшую мимо Пташку. Девушку невозможно было не узнать, когда свет уличного фонаря блеснул в ее рыжих кудрях; она была очень хорошенькой, несмотря на свой хмурый вид.
Прошло уже немало недель после ее переселения в Бат, но Рейчел по-прежнему знала тут очень немногих. В их число, однако, входила служанка Аллейнов, которая сейчас шла по Столл-стрит[61], направляясь на юг быстрыми шагами, от которых подол ее шерстяного платья развевался и шелестел. Под мышкой она несла объемистый джутовый мешок, который Рейчел узнала сразу. Ее охватило какое-то непонятное волнение. Забыв о продавце яблок и не успев подумать, зачем ей это нужно, она устремилась за Пташкой – так быстро, как только могла. Эта девушка оказалась единственным человеком, от которого Рейчел довелось услышать добрые слова об Элис Беквит, и Рейчел вдруг захотелось услышать их снова. Кроме того, Рейчел вспомнила, как унижала ее кухарка в доме Аллейнов, и неожиданно для себя обнаружила, что ей очень интересно, какая участь уготована мешку с украденной едой. Идущая впереди девушка была хорошо заметна среди плотной толпы прохожих, хоть и мчалась вперед, так сказать, на всех парусах – с гордо выпрямленной спиной и выставив вперед волевой подбородок, словно бросая вызов всему миру. Рейчел почти бежала, чтобы за ней поспеть, хотя ходить по булыжникам в ее деревянных башмаках было непросто и она часто поскальзывалась.
В конце Столл-стрит Пташка, не останавливаясь передохнуть, тут же завернула на Хорс-стрит, а потом перешла на другой берег по старому мосту через Эйвон. Там она замедлила шаг и повернула на восток – туда, где река изгибалась и уходила на север и где от нее ответвлялся канал. Казалось, девушка высматривала что-то среди причаленных там барок и барж. Рейчел подождала, прячась за устоем моста, а затем последовала за Пташкой на безопасном расстоянии. Район причалов утопал в грязи и нечистотах. Ноги уходили в вонючую жижу настолько глубоко, что Рейчел чувствовала, как эта жижа просачивается сквозь швы ее туфель, хотя поверх них были надеты деревянные башмаки. Вонь, исходящая от реки, была ужасна, даже несмотря на холодную погоду. Казалось, все вокруг пропиталось гнилостным духом и запахом испортившейся рыбы. Рейчел, затаив дыхание, как можно более незаметно кралась за Пташкой, которая шла вдоль причала, заговаривая то с одним, то с другим лодочником. «Так, значит, она решила продать наворованное?»
Там, на причалах, Рейчел встречались почти одни мужчины. Они работали, разговаривали, заключали сделки, а также плевали, ели хлеб, доставая носовые платки, в которые тот был завернут, и отхлебывали из бутылок. Несколько молодых женщин, безвкусно и вызывающе одетых, с растрепанными волосами и размазанными румянами на лицах неторопливо прогуливались по берегу. Они окликивали работников, улыбались им; и Рейчел с ужасом поняла, что это проститутки. Только тут она обратила внимание на устремленные на нее любопытные, оценивающие взгляды мужчин. Один из них даже улыбнулся ей, обнажив десны с потемневшими гнилыми зубами. Рейчел плотнее закуталась в шаль и опустила глаза. Она была уже почти готова развернуться и убежать обратно, за мост, в безопасное место, но ее странное и настойчивое любопытство оказалось сильнее. Наконец Пташка остановилась и заговорила с человеком на одной из барж. Ломовая лошадь с крепкими, толстыми ногами терпеливо ждала рядом, и на нее уже была надета упряжь, необходимая, чтобы тянуть баржу. Рейчел осторожно подошла ближе и напрягла слух, желая узнать, о чем разговаривают эти двое; пар от дыхания окутывал их облачком, белеющим в свете ближнего фонаря.
– Да будет тебе, это чересчур дорого, ведь плыть-то совсем недалеко, – говорила Пташка владельцу баржи, худому и грязному.
В темноте было трудно разглядеть, какой груз на ней перевозят, но по виду ее хозяина Рейчел предположила, что уголь.
– А я, вообще-то, могу и не брать на борт таких, как ты, – заметил мужчина, но таким тоном, словно готов был улыбнуться.
– Ты бессовестный обдирала, Дэн Смидерз. Ладно, плачу пенни, и песня в придачу, пока мы плывем.
– Пенни и поцелуй твоих губ.
– Песня! Это все, что ты получишь, а не то я выпотрошу тебя твоим же багром. Так что как хочешь, либо принимай мои условия, либо нет.
Пташка уперлась свободной рукой в бок, и хозяин баржи рассмеялся:
– Не сомневаюсь, что выпотрошишь, за тобою не заржавеет. Ладно, давай прыгай на борт, а то мне давно пора отправляться.
Пташка подхватила мешок и ловко вспрыгнула на палубу. Дэн Смидерз крикнул своему работнику, тот взгромоздился на лошадь, тронул поводья, и баржа направилась к устью канала, по которому ей предстояло проплыть под красивыми железными мостами садов Сидни[62], а затем покинуть пределы города. Пташка села на один из сложенных в кучу мешков, и когда баржа скрылась в темноте, Рейчел еще долго слышала ее плывущий над водой голос, удивительно сильный и нежный, она пела грустную песню о пропавшей любимой.
Значит, она не продает съестное, а куда-то отвозит, – но кому?
Смирившись с тем, что она никогда этого не узнает, Рейчел поспешила к мосту, подальше от наглых взглядов речников, и вскоре район причалов остался позади. На фоне бледно-желтого горизонта, у дальних холмов, вырисовывались черные скелеты нагих деревьев. Казалось, они строго грозили своими ветвями, и Рейчел, глядя на них, вдруг почувствовала раскаяние в своем неуемном любопытстве. Зачем она вмешивается в жизнь этой рыжеволосой девушки? Ведь, в сущности, ей нет до нее никакого дела. Рейчел свернула на Эббигейт-стрит и быстро пошла к дому, но вдруг остановилась, глядя на свет в гостиной. Внезапно она поняла, что войти внутрь ей не хочется. Рейчел, задрав голову, стояла на мостовой и тупо глядела на освещенное окно. Как будто у нее есть выбор. В конце концов, Ричард сегодня мог вернуться и трезвым, напомнила она себе. И тогда он будет милым, усталым и нежным; ему, как всегда, захочется заняться с ней любовью, а эта перспектива ее не устраивала. «Но как в таком случае ты собираешься родить от него ребенка?» – донеслось до нее тихое эхо далекого голоса.
Минуту или две она стояла на мостовой, ощущая абсурдное желание оказаться сейчас вместе с Пташкой на борту баржи, медленно и неуклонно плывущей из этого города, вместо того чтобы вернуться домой и лечь с мужем в кровать. Казалось, эта девушка-служанка всегда имела перед собой какую-то цель, и ее глаза горели стальным блеском. Она не испугалась, даже когда Рейчел поймала ее на воровстве. «Тогда как я постоянно всего боюсь. И мужа, и Джозефину Аллейн, и ее сына. И кухарку». Плечи Рейчел устало поникли от этой мысли. Стоя здесь, перед своим домом, она вспомнила то, что сказала ей сегодня Пташка. Она была слишком хороша для этого мира. Рейчел вспомнила несомненное горе юной служанки, и значение этих слов наконец дошло до нее. «Пташка считает, что Элис Беквит мертва». У Рейчел вдруг возникло странное чувство тревоги, и ей захотелось постоять еще немного на улице, чтобы понять, в чем дело. Но от ночного ветра у нее коченели руки, улица совсем опустела, и Рейчел не могла оставаться на ней вечно. Поэтому она расправила плечи, вскинула подбородок, как это делала Пташка, и пошла внутрь, к Ричарду.
У Ричарда было прекрасное настроение, он был ласков с нею, и мало-помалу беспокойство Рейчел рассеялось. Когда она вошла, Ричард взял ее за руку, улыбнулся, провел к дивану, посадил и сам сел рядом. Затем он закрыл ставни и подбросил в очаг дров. Дрова занялись, и в комнате стало светлее, теплее и уютнее.
– Ну как дела, моя дорогая миссис Уикс? – спросил он, откидывая назад голову, чтобы посмотреть на нее с расстояния.
