Мюнхаузен взял журнал и торопливо пробежал глазами подробную запись Дика Сэнда о свидании Барбера с первым лордом Адмиралтейства…
— Как вы быстро читаете! — удивился Тартарен.
— А ведь это… кто как умеет, — заносчиво произнёс Мюнхаузен. — Одни читают по слогам. Другие, теряя драгоценное время, шевелят губами. Третьи останавливаются после каждой фразы, чтобы уловить смысл. А я читаю глазами, схватывая разом всю страницу, и поэтому, к примеру говоря, я прочёл «Божественную комедию» Данте и всего Шекспира, включая его сонеты, за минут двадцать — не больше!..
— Так вы, наверно, ничего и не помните.
— Наоборот! Всё — до единой строчки!..
— Что-то мне не верится.
— Пожалуйста. — И Мюнхаузен с пафосом начал: — «Быть иль не быть?.. Вот в чём вопрос!..»
— Ну, хорошо. Верю, верю. Нам надо решить другое: ехать или не ехать? Вот в чём вопрос!.. Ведь наши друзья могли потерпеть бедствие?.. Им грозит опасность… встреча с корсаром!
— Ехать или не ехать — это не вопрос! — решительно заявил Мюнхаузен. — Несомненно ехать! Нет, лететь!
— Мерси… Опять утки и какой-нибудь циклон или антициклон!..
— Не волнуйтесь, Тартарен. Я предлагаю свой бриг «Леденец», хорошо известный всем полярным мореплавателям.
— А он не растает? — опасливо спросил гроза львов.
— Мы же с вами собираемся не в тропики, насколько я понимаю в синих морских картах. Взгляните.
— Откуда вы взяли карту?
— Она была приложена к вахтенному журналу. Вот отмечен маршрут и порт назначения.
— Плывём! Сейчас же, — крикнул Тартарен, вскочив с кресла.
— Эй! На «Леденце»! — скомандовал Мюнхаузен.
— Есть на «Леденце»! — ответил вахтенный.
— Пришвартоваться к читальному залу!..
— Есть пришвартоваться!..
— Следуйте за мной, Тартарен. Прошу!.. — и, пропустив охотника за фуражками вперёд, погасив свечи в медном канделябре, скомандовал: — Лететь!..
Но его тут же испуганно перебил Тартарен:
— Лететь?..
— На всех парусах! — воскликнул Мюнхаузен.
— Есть на всех парусах! — отозвался вахтенный.
В полумраке кают-компании слегка встрепенулись светлые шторы. В призрачном свете луны казалось, что это паруса…
Линии горизонта не было видно. Облака утопали в Тихом океане, кипевшем белой пеной. Бриг «Леденец» летел на всех парусах, украшенных фамильным гербом Мюнхаузена, и казался игрушечным корабликом посреди океанских просторов.
* * *
«Леденец» дрейфовал. А истинный курс при дрейфе никогда не совпадает с намеченным курсом судна. Пришлось немедленно определять местоположение брига. Плавать вслепую было опасно. Вдали был виден какой-то остров, но не было никакой уверенности, что это и есть Ситха.
По крюйс-пеленгу штурман засёк на морской карте местоположение «Леденца». Каково же было огорчение Мюнхаузена и Тартарена, когда выяснилось, что бриг находится на траверзе островов королевы Шарлотты. Это оказалось южнее острова Ситха, расположенного под 57-м градусом северной широты.
Не теряя времени, произвели на морской карте прокладку пути и, воспользовавшись попутным зюйд-остом, пошли курсом на Ситху.
С капитанского мостика хорошо видны были береговые горы тихоокеанской горной системы.
На подходе к Ново-Архангельску друзья, вооружившись зрительными трубами, вели наблюдение.
Чёрные дымы пожарищ клубились над столицей Русской Америки.
Открылась страшная картина. Горели дома, склады, крепость. Доносился гул пушек, мушкетная стрельба.
Какие-то люди в одеждах индейских воинов шли в атаку.
Мюнхаузен и Тартарен тревожно переглянулись.
— Вы не видите, кто это — индейцы? — спросил Тартарен.
— Как будто…
— Подойдём ближе?
— Я бы воздержался, — сказал Мюнхаузен. — Нас могут обнаружить.
— А не вернуться ли нам обратно? — с дрожью в голосе предложил Тартарен, не отнимая зрительной трубы от глаза.
— А наши друзья?
— Да, да, вы правы… О, конечно!.. Нельзя!.. Как будто пальба стихает. Давайте укроем бриг за скалой, а сами пойдём на разведку.
— Видимо, это дело рук королевского корсара, — в задумчивости произнёс Мюнхаузен и отдал команду рулевому повернуть к береговой скале. В голове Тартарена мелькнула догадка, которой он тотчас поделился с Мюнхаузеном.
— Я уверен, что эта операция по разгрому русской крепости и была заложена в секретном пакете первого лорда Адмиралтейства. Не случайно тот его назвал королевским корсаром, вместо уголовной клички чёрный пират.
Он не успел договорить, как его перебил Мюнхаузен, схватив за плечо:
— Взгляните туда, Тартарен.
Он указал пальцем на черневший силуэт какого-то судна на рейде. Тартарен прищурил глаза и долго всматривался.
— В трубу! — прошептал Мюнхаузен. — Так вы ничего не увидите.
Тартарен растянул зрительную трубку до предела, приставил её к глазу.
— Бы можете прочесть надпись на носу?
— Попробую, — ответил толстяк. — Кажется… Ю… ни… Не может быть?..
— Что такое?
— «Юникорн»!.. — порывисто вскрикнул Тартарен. — Бриг Барбера!.. Ну, что я говорил! Теперь, надеюсь, вам ясно — чья это работа?!
Он кивнул в сторону дымящегося Ново-Архангельска, над которым кружило чёрное вороньё.
— Нет, дорогой Тартарен, не совсем ясно, — отчеканивая каждое слово, говорил Мюнхаузен. — Приглядитесь внимательней.
На борту пиратского брига можно было разглядеть индейцев, закованных в цепи. А на реях болтались верёвки с петлями. Трудно было понять — собирались ли вешать пленников или же устрашить их, чтобы вынудить к покорности.
— Видимо, эти индейцы были в дружбе с русскими, — высказал своё предположение Тартарен. — И они вместе сражались в Ново-Архангельске против Барбера.
— Вряд ли мы раскроем эту загадку на борту «Леденца», — со всей решительностью заявил Мюнхаузен. — Попытаемся найти наших друзей. А потом…
— Что будет потом? — спросил Тартарен.
— Потом будет видно.
— Вернее говоря — потом будем действовать, смотря по обстоятельствам, — поправил его Тартарен.
— Спустить шлюпку! — скомандовал Мюнхаузен.
— Есть спустить шлюпку! — отрапортовал вахтенный.
— Какие будут приказания, капитан? — осведомился штурман.
И пока матросы спускали на воду шлюпку, Мюнхаузен распорядился:
— Запомните мои сигналы. Красная ракета — ждёте нас. Зелёная — немедленно отплываете обратным курсом. Отвечайте мне — белой ракетой. Это будет означать, что сигнал принят. Ясно?
— Ясно, капитан.
Быстро добравшись на шлюпке до берега, Мюнхаузен и Тартарен, надёжно укрыв её в кустах, пошли по тропинке, вьющейся вдоль залива. Но, подумав о том, что здесь их могут легко обнаружить, они приняли решение подняться в гору и добраться до Ново-Архангельска горной тропой. Канадские и чёрные ели, знаменитый аляскинский кипарис (так называли ситхинскую ель), берёзы, ольха и кустарник скрывали от посторонних глаз наших книжных героев.
Охотник за фуражками заметно отстал, и когда Мюнхаузен обернулся, Тартарена не было. Кричать было опасно, и барон, как было условлено, три раза осторожно прокуковал, как настоящая кукушка…
— Ку-ку-у… Ку-ку-у… Ку-ку-у…
Но в ответ раздался восторженный крик Тартарена:
— Идите сюда, здесь малина!
Испуганный Мюнхаузен побежал на крик. Он нашёл своего друга в лесном малиннике. Из кустов торчала сияющая физиономия любимца Тараскона. Он лакомился сочной ягодой.
— Вы что, с ума сошли? Кричите на всю Аляску: «Малина!.. Малина!..» Хотите, чтобы нас поймали… — сердито отчитывал толстяка Мюнхаузен.
— Попробуйте… Какая малина! Ах, если бы ещё были сливки!..
Человека губят его страсти и некоторые привычки. Восторженный клич Тартарена: «Идите сюда… здесь малина!» — был услышан не только Мюнхаузеном. И когда Тартарен вылез из густого малинника, его спутника не было.
В лесу стояла зловещая тишина. Тартарен так и не мог понять, куда исчез Мюнхаузен… Ведь он только что стоял здесь. На всякий случай Тартарен вытащил из-за пояса пистолет и взвёл курок. Он тревожно осмотрелся и сдавленным голосом прошептал:
— Карл!.. Фридрих!.. Иероним!..
Никто не отозвался. Тогда он крикнул громче:
— Мюнха…
Мелькнула какая-то тень. Затем он почувствовал страшный удар по голове. Завертелись в глазах верхушки чёрных елей… Всё померкло вокруг;
Когда Тартарен очнулся, он почувствовал, что не может пошевелиться, так как связан и прикручен верёвками к дереву. Перед ним вертелись десятки медвежьих и волчьих голов. Это были индейцы-тлинкиты в своих боевых масках. Неожиданно Тартарен услыхал чей-то шёпот: «Ну-с, отведали малинки!..»
Толстяк повернул голову и увидел привязанного к ситхинскому кипарису Мюнхаузена.
— Дорогой Карл, — тихо произнёс Тартарен.
