Командующий фронтовой группы командарм 2-го ранга Г.М. Штерн начинает приводить в порядок части и соединения 1-й армейской группы Жукова. Генерал-майор П.Г. Григоренко вспоминает, какая чехарда творилась в войсках. «В общем, армии не было. Она распалась на отряды. Командарм командовал не дивизиями, бригадами, отдельными полками, а отрядами. На карте стояли флажки дивизий, бригад, полков, батальонов, а вокруг них море отрядов, подчиненных непосредственно командарму. И тут я снова вспомнил русско-японскую войну и командующего Куропаткина. Его опыт давал мне возможность понять, каким образом Первая Армейская Группа рассыпалась на отряды.
Японцы действуют очень активно. Они атакуют на каком-то участке и начинают просачиваться в тыл. Чтобы ликвидировать эту опасность, Куропаткин выдергивает подразделения с неатакованного участка, создает из них временное формирование — отряд — и бросает его на атакуемый участок. В следующий раз японцы атакуют тот участок, с которого взят этот отряд. Куропаткин и здесь спасает положение временным отрядом, но берет не тот, который взял ранее отсюда, а другой, откуда удобнее. Так постепенно армия теряет свою обычную организацию, превращается в конгломерат военных отрядов. Этот куропаткинский «опыт» знал любой военно-грамотный офицер. Опыт этот был так едко высмеян в военно-исторической литературе, что трудно было предположить, что кто-то когда-то повторит его. Жуков, который в академии никогда не учился, а самостоятельно изучить опыт русско-японской войны, видимо, было недосуг, пошел следами Куропаткина. Японцы и в эту войну оказались весьма активными. И снова с этой активностью борьба велась временными отрядами...
Мы пришли к Штерну. Я представился и разложил карту.
— Ну, потрудились японцы, — усмехнулся Штерн. Ну что ж. Придется дать команду: "Всем по своим местам, шагом марш!"
На следующий день Штерн с группой офицеров вылетел в 1-ю армейскую группу. Он долго говорил с Жуковым наедине. Жуков вышел после разговора раздраженным. Распорядился подготовить приказ. Приказ на перегруппировку войск и на вывод из непосредственного подчинения армии всех отрядов, на возвращение их в свои части.
Неделю по ночам шли передвижения отрядов. Японцы, не понимая, что у нас происходит, нервничали. Обстреливали из минометов и орудий, пускали ракеты, постреливали и из пулеметов. Под минометный обстрел несколько раз попадал и я. Ведь мы, приехавшие со Штерном, ходили контролировать перегруппировку...
Штерн сразу начал готовить наступление с целью окружения и уничтожения японских войск, вторгшихся на территорию, которую мы считали монгольской... Одновременно он развязывал узлы, которых немало навязал Георгий Константинович Жуков. Одним из таких узлов были расстрельные приговоры. Штерн добился, что президиум Верховного Совета СССР дал Военному Совету фронтовой группы право помилования. К этому времени уже имелось 17 приговоренных к расстрелу. Даже не юристов содержания уголовных дел приговоренных потрясали. В каждом таком деле лежали либо рапорт начальника, в котором тот писал: "Такой-то получил такое-то приказание, его не выполнил" и резолюция на рапорте: "Трибунал. Судить. Расстрелять!", либо записка Жукова: "Трибунал. Такой-то получил от меня лично такой-то приказ. Не выполнил. Судить. Расстрелять!" И приговор. Более ничего. Ни протоколов допроса, ни проверок, ни экспертиз. Вообще ничего. Лишь одна бумажка и приговор.
Штерн был инициатором ходатайства перед президиумом Верховного Совета СССР о пересмотре дел всех приговоренных к расстрелу. Он их и помиловал, проявив разум и милосердие. Все бывшие смертники прекрасно показали себя в боях и все были награждены, вплоть до присвоения Героя Советского Союза...
И еще один узел развязал Штерн. К моменту его вступления в командование фронтовой группой, снабжение войск в Монголии было полностью дезорганизовано.
Штерн приказал фронтовой группе взять на себя доставку всех боевых и снабженческих грузов до армейской базы — Тамцак-Булак. Снабжение наладилось и до конца боев не нарушалось ни разу»{6}.
Т.К. Жуков, будущий Маршал и четырежды Герой Советского Союза, признавал лишь одну заслугу Штерна в Халхин-Гольской операции. В мае 1940 года, докладывая И.В. Сталину и членам Политбюро о проблемах, с которыми столкнулись советские войска во время боев у реки Халхин-Гол, Жуков сказал: «Главные трудности были связаны с вопросами материально-технического обеспечения войск. Нам приходилось подвозить все, что нужно для боя и жизни войск, за 650—700 километров. Ближайшие станции снабжения были расположены на территории Забайкальского военного округа. Даже дрова для приготовления пищи и те приходилось подвозить за 600 километров. Кругооборот машин составлял 1300—1400 километров, а отсюда — колоссальнейший расход бензина, который также надо было доставлять из Советского Союза. В преодолении этих трудностей нам хорошо помог Военный совет ЗабВО и генерал-полковник Штерн со своим аппаратом»{7}.
В итоге в советской, а в последующем и российской историографии сложилось мнение, что в этом и заключалась главная заслуга Г.М. Штерна во время боев у реки Халхин-Гол. Основные лавры победителя со временем достались Г.К. Жукову. Главной причиной этого было то, что карьера Жукова стала стремительно развиваться, а Штерн менее чем через два года был репрессирован.
Но командарм 2-го ранга Штерн занимался не только снабжением, но и принимал участие в разработке и планировании советского контрнаступления 1-й армейской группировки Жукова. Замысел советско-монгольского командования состоял в том, чтобы, сковав противника с фронта, ударами по флангам японской группировки окружить и уничтожить ее между Халхин-Голом и государственной границей. В соответствии с этим были созданы три группы войск: южная, северная и центральная, а также резерв.
Обе стороны конфликта начинают наращивать силы для завершения операции на Халхин-Голе в свою пользу. В результате к 20 августа 1939 года 1-я армейская группировка Жукова имела в своем составе около 57 тысяч человек, 542 орудия и миномета, 498 танков, 385 бронемашин и 515 боевых самолетов. Противостоящая ей японская группировка, специально сформированная императорским декретом японская 6-я отдельная армия под командованием генерала Огису Риппо, имела в своем составе 7-ю и 23-ю пехотные дивизии, отдельную пехотную бригаду, семь артиллерийских полков, два танковых полка маньчжурской бригады, три полка баргутской кавалерии, два инженерных полка и другие части, что в общей сложности составляло более 75 тысяч человек, 500 артиллерийских орудий, 182 танка, 500 самолетов. Японское командование планировало произвести решающий удар 24 августа 1939 года.
Упредив противника, 20 августа 1939 года советско-монгольские войска после артиллерийской и авиационной подготовки перешли в наступление. Стрелковые войска южной группы к исходу дня продвинулись до 12 км, а механизированные части вышли к государственной границе. 8-я кавалерийская дивизия МНРА отбросила кавалерийскую дивизию Маньчжоу-Го, овладела несколькими высотами на границе и надежно прикрыла правый фланг советско-монгольских войск.
Постепенно враг начал приходить в себя и оказывать упорное сопротивление. Японское командование бросило против советско-монгольских войск большое количество танков, артиллерии и авиации. Под их прикрытием в контратаки все чаще стала переходить пехота и кавалерия. На всем фронте разгорелось ожесточенное сражение. Продвижение северной группы было остановлено огнем противника.
В это время произошел очередной конфликт между комкором Жуковым и командармом 2-го ранга Штерном. Георгий Константинович так рассказывал об этом писателю Константину Симонову: «На третий день нашего августовского наступления, когда японцы зацепились на северном фланге за высоту Палец и дело затормозилось, у меня состоялся разговор с Г.М. Штерном. Штерн находился там, и, по приказанию свыше, его роль заключалась в том, чтобы в качестве командующего Забайкальским фронтом обеспечивать наш тыл, обеспечивать группу войск, которой я командовал, всем необходимым. В том случае, если бы военные действия перебросились и на другие участки, перерастая в войну, предусматривалось, что наша армейская группа переходит в прямое подчинение фронта. Но только в этом случае. А пока что мы действовали самостоятельно и были непосредственно подчинены Москве.
Штерн приехал ко мне и стал говорить, что он рекомендует не зарываться, а остановиться, нарастить за два-три дня силы для последующих ударов и только после этого продолжать окружение японцев. Он объяснил свой совет тем, что операция замедлилась, и мы несем, особенно на севере, крупные потери. Я сказал ему в ответ на это, что война есть война, и на ней не может не быть потерь, и что эти потери могут быть и крупными, особенно когда мы имеем дело с таким серьезным и ожесточенным врагом, как японцы. Но если мы сейчас из-за этих потерь и из-за сложностей, возникших в обстановке, отложим на два-три дня выполнение своего первоначального плана, то одно из двух: или мы не выполним этот план вообще, или выполним его с громадным промедлением и с громадными потерями, которые из-за нашей нерешительности в конечном итоге в десять раз превысят те потери, которые мы несем сейчас, действуя решительным образом. Приняв его рекомендации, мы удесятерим свои потери.
