Затем я спросил его: приказывает ли он мне или советует? Если приказывает, пусть напишет письменный приказ. Но я предупреждаю его, что опротестую этот письменный приказ в Москве, потому что не согласен с ним. Он ответил, что не приказывает, а рекомендует и письменного приказа писать мне не будет. Я сказал: "Раз так, то я отвергаю ваше предложение. Войска доверены мне, и командую ими здесь я. А вам поручено поддерживать меня и обеспечивать мой тыл. И я прошу вас не выходить из рамок того, что вам поручено". Был жесткий, нервный, не очень-то приятный разговор. Штерн ушел. Потом через два или три часа вернулся, видимо, с кем-то посоветовался за это время и сказал мне: "Ну что же. Пожалуй, ты прав. Я снимаю свои рекомендации"»{8}.
Михаил Федорович Воротников, бывший на Халхин-Голе адъютантом Жукова, в своих мемуарах рассказывает о разговоре Штерна с командующим 1-й армейской группы несколько иначе, но суть спора передает точно так же, как и сам Георгий Константинович. Штерн будто бы сказал: «Товарищ Жуков, как видите, наши войска растянулись. Тылы отстали. Не исключен удар более сильными резервами противника. Я рекомендую не торопиться. Надо временно, на один-два дня, приостановить наступление, создать сильный заслон с востока и северо-востока, подтянуть войска и тылы, а затем нанести окончательный удар»{9}. Однако совет Штерна Жуков отклонил. В письме Воротникову 18 февраля 1967 года Георгий Константинович утверждал: «...Если бы я послушал его (Штерна) совета и остановил наступление, японские части могли избежать окружения »{10}.
Оценив создавшуюся обстановку, командующий 1-й армейской группой Г.К. Жуков принял решение ввести в сражение на северном направлении все силы резерва. С их вводом в бой наступление здесь возобновилось с новой силой. Войска центральной группы непрерывными атаками сковали противника с фронта.
23 августа основные силы 6-й японской армии были окружены в пределах монгольской территории. К 27 августа советско-монгольские войска расчленили их на две части и уничтожили южную, а к утру 31 августа и северную группировки противника. Территория МНР была освобождена от японских захватчиков.
4 и 8 сентября японцы силами подошедшей 2-й пехотной дивизии вновь попытались проникнуть на территорию МНР, но понесли большие потери и были отброшены за пределы границы.
Получив сокрушительный отпор, Япония обратилась к советскому правительству с просьбой о перемирии. 15 сентября 1939 года было подписано соглашение между Советским Союзом, МНР и Японией о прекращении военных действий в районе реки Халхин-Гол, которое вступило в силу на следующий день. Японо-маньчжурские войска потеряли на Халхин-Голе около 61 тысячи человек убитыми, ранеными и пленными, в том числе 45 тысяч — в июле и августе. Их потери только убитыми составили около 25 тысячи человек (по другим источникам — 17 045 человек){11}.
Красная Армия в качестве трофеев захватила около 200 орудий, 100 автомашин, 400 пулеметов и 12 тысяч винтовок. Советское командование оценило потери авиации противника на Халхин-Голе в 646 самолетов, из которых 588 было сбито в воздушных боях и еще 58 уничтожено при налетах на аэродромы. 14 самолетов записали на счет зенитчиков. Советская авиация потеряла 249 самолетов, в том числе боевые — 207 (из них 163 истребителя). В советских ВВС погибло 109 человек, 65 пропали без вести и 113 было ранено.
Потери советско-монгольских войск составили свыше 18 500 человек (совокупно убитыми, ранеными, пропавшими без вести и попавшими в плен, больными). В боях на Халхин-Голе погибло и умерло от ран на этапах санитарной эвакуации 6831 человек рядовых бойцов и командиров (из них 1063 командира-офицера). Из числа погибших умерли в госпиталях 647 человек, получивших тяжелые ранения. 28,5 процентов всех боевых ранений пришлось на руки{12}.
29 августа 1939 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение боевых заданий и геройство, проявленное при выполнении боевых заданий, 31-му командиру Красной Армии было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и золотой медали «Герой Советского Союза». На следующий день, 30 августа 1939 года, список военнослужащих в алфавитном порядке был опубликован в газете «Правда». В нем под номером 7 значился комкор Жуков Г.К., под номером 27 — командарм 2-го ранга Штерн Г.М. После учреждения знака особого отличия «Золотая Звезда» командарму Штерну была вручена медаль № 154.
30 августа 1939 года в органе Наркомата обороны — газете «Красная Звезда», также опубликовавшей Указы о присвоении Штерну, Жукову и другим командирам и красноармейцам звания Героя Советского Союза, была напечатана статья «Мужество и героизм». В ней утверждалось: «В списке Героев Советского Союза заслуженно красуется имя командарма 2-го ранга Г.М. Штерна. Выдающийся военачальник, талантливый ученик тов. Ворошилова, руководитель боев у озера Хасан, Григорий Михайлович Штерн блестяще выполнил боевое задание. Один из замечательных военных деятелей нашей партии, член ее Центрального Комитета — он являет собой образец мужественного большевика, боевого руководителя войск.
Любовь и восхищение вызывает имя заслуженного командира Героя Советского Союза комкора Г.К. Жукова. Прекрасный организатор, человек несгибаемой воли и безмерной отваги, он сумел спаять воедино людей, призванных выполнять боевые задания правительства».
Это был пик военной и политической карьеры Григория Михайловича Штерна. Он продолжает службу на Дальнем Востоке, отстаивая перед руководством страны план по развертыванию дополнительных воинских частей. Полковник В.А. Новобранец вспоминает: «После боев на Халхин-Голе командующий фронтовой группой командарм 1-го ранга Г.М. Штерн, член Военного совета фронта Н.И. Бирюков и я — по должности зам. начальника оперативного отдела в звании майора — приехали в Москву с докладом Политбюро ВКП(б) плана развертывания войск Дальневосточного фронта на 1940 год. Моя роль, конечно, была очень скромной: я хранил оперативные разработки в Генштабе и по мере надобности выдавал их командарму Г.М. Штерну. Командование Дальневосточного фронта считало, что Халхингольская авантюра — только пробный шар японской военщины. В будущем следует ожидать более крупных военных действий, возможно, даже большой войны. Для этого нам следует "держать порох сухим", то есть сверх имеющихся оборонительных сил на границах надо создать дополнительно несколько фронтовых управлений, свыше десяти полевых армий по несколько десятков дивизий в каждой и несколько механизированных корпусов. Утверждение этого, казалось бы, очень необходимого плана на Политбюро проходило в очень крупных и жарких схватках главным образом со Сталиным и Ворошиловым. Они были основными противниками плана Штерна. Командарм с этих совещаний приезжал очень возбужденный и по-армейски круто и крепко выражал свои чувства. Все же Г.М. Штерн, в конце концов, добился своего — план был утвержден Политбюро, и войска к концу 1940 года были развернуты.
Сейчас, оценивая этот факт уже в аспекте истории, можно сказать, что еще зимой 1939—40 гг. были заложены основы нашей декабрьской победы под Москвой в 1941 г. Эту заслугу надо приписать командарму Штерну, а также бывшему начальнику ОргМоб отдела фронта полковнику Ломову, ныне генерал-полковнику, непосредственно разработавшему план развертывания этих сил. Сам же Г.М. Штерн, как уже отмечалось ранее, при "неизвестных обстоятельствах" исчез. По-видимому, трения с Г.К. Жуковым во время событий на Халхин-Голе и острая дискуссия со Сталиным и Ворошиловым стали роковыми для талантливого полководца. Трудно себе представить, как бы развернулся ход сражений под Москвой, если бы на Дальнем Востоке не было готовых к бою дивизий, и если бы они не были переброшены под Москву...»{13}
Начавшаяся вскоре советско-финляндская война не обошла стороной командарма 2-го ранга Г.М. Штерна, хотя славы не добавила.
16 декабря 1939 года он принял под свое командование 8-ю армию, которая вела упорные бои в Карелии на петрозаводском направлении. К этому времени части и соединения армии, столкнувшись с организованным отпором финских войск, вынуждены были перейти к обороне. 18-я, 168-я стрелковые дивизии и 34-я легкая танковая бригада попали в окружение. Положение этих соединений с каждым днем ухудшалось.
Г.М. Штерн начинает приводить войска армии в порядок. Командарм понимал, что на суровом морозе можно успешно воевать только при условии, если боец хорошо накормлен, одет, а в перерывах между боями имеет возможность отдохнуть. Он ходатайствует перед Ставкой об обеспечении войск усиленным продовольственным пайком, теплым обмундирование, палатками, лыжами. Одновременно с помощью имеющейся авиацией идет работа по созданию «воздушного моста» с окруженными частями армии, с целью их обеспечения боеприпасами и продовольствием.
При подготовке январского наступления 1940 года Г.М. Штерн особое внимание уделял овладению лыжной подготовкой и обратился по этому поводу к войскам со специальным воззванием. Оно было отпечатано в типографии и разослано во все части и подразделения армии. Командарм собрал всех политработников и поставил задачу настойчиво внедрять лыжную подготовку, показывать личный пример подчиненным.
