Излагать все обстоятельства этого дела было бы слишком долго. Я считаю необходимым указать главные ошибки командования армии:
Первое. Части 56-го корпуса, сильно измотанные и поредевшие, перегруженные техникой, в начале войны зарвались далеко, оторвались. Я об этом скажу далее. Резервов в распоряжении армии и на близком подходе не было никаких. Противник наседал с фронта, но особенно сильно на фланги и коммуникации 56-го корпуса. Надо было до подхода резервов и для приведения в порядок частей 56-го ск поставить, буквально в первые дни моего приезда в армию, в решительной форме вопрос об отводе частей 56-го корпуса на 15—20 км. Этот отвод было трудно осуществить, много техники, особенно танков 34-й бригады, необдуманно загнанной бывшим командованием 8-й армии вместе с 18-й сд, было не на ходу, части, особенно 18-й дивизия и 34-я бригада, были в непрерывном жестком бою. Психологически этот вопрос об отводе в тот период войны (декабрь) также было трудно ставить — вы это понимаете. Но командование армией должно было лучше и, я сказал бы, тверже оценивать обстановку и обязано было твердо доложить по этому вопросу свое мнение Главному командованию и просить разрешения на отвод корпуса.
Может быть со мной не согласятся здесь товарищи, но я со всех сторон продумывал этот вопрос и считаю, что это было бы только плюсом для всей войны, если бы мы тогда отошли на 15—20 км.
СТАЛИН. Правильно.
ШТЕРН. Я считаю, что здесь прежде всего моя вина. Надо было набраться смелости и доложить вам о необходимости отвода 56-го корпуса.
СТАЛИН: 163-я дивизия спаслась тем, что вовремя отошла.
ШТЕРН. Обстановка требовала отвода, но это сделано не было, и в результате эпопея окруженных частей фактически повлияла на весь ход событий на фронте 8-й армии и задержала нашу готовность к решительному наступлению. Если бы не эта эпопея, если бы мы, как руководители армии, я это говорю потому, что здесь много также сидит товарищей, которые в будущем будут командующими армиями и членами военных советов, преодолели в себе всякую робость и доложили ясно и твердо Главному командованию свою точку зрения...
СТАЛИН. У начальника штаба 9-й армии хватило смелости доложить о том, что нужно отвести 54-ю дивизию, но армия строго воспретила это. Мы Мехлиса ругали.
МЕХЛИС. Разрешите дать справку.
СТАЛИН. Потом. Это было. Мы вас ругали и Ворошилов, и я, и Молотов. Что значит маневрировать? Иногда можно отступить, иногда можно на оборону перейти. Это и значит маневрировать, но 9-я армия категорически воспретила отвод этих войск и это было неправильно.
МЕХЛИС. Было бы как раз наоборот. Мы указали командиру дивизии, чтобы он доложил Гусевскому о возможности отвести 337-й полк к дивизии, он ответил, что не может.
СТАЛИН. Здесь начальник штаба сидит, нужно правду говорить.
МЕХЛИС. Я люблю правду.
СТАЛИН. Запретили, а он был прав.
МЕХЛИС. Без материальной части хотели.
СТАЛИН. 164-я хотела отойти, вы воспретили.
ШТЕРН. Если бы мы отвели тогда 56-й корпус, что необходимо было сделать, мы смогли бы начать большое и настоящее наступление 8-й армии к 20 февраля, т.е. наше наступление координировалось бы непосредственно с наступлением Северо-Западного фронта, с прорывом 7-й армии и в итоге наша страна получила бы к моменту переговоров еще более выгодную стратегическую обстановку.
Мы не знали, к сожалению, в частности, я лично, командования этих частей. Это произошло вскоре после моего приезда в армию, и я занялся прежде всего приведением в порядок к тому времени уже сильно побитого другого корпуса 8-й армии — 1-го ск, где в момент моего приезда положение было хуже чем в 56-м корпусе. Я не видел никогда ни Кондрашова, ни Черепанова. Эти люди сначала успокаивали, а с момента выхода противника на их коммуникации, присылали нам кучи панических радиограмм, значительно преувеличивали свои трудности и тяжелое состояние войск. Мы требовали от командования блокированных частей решительных мер по прорыву блокады, неоднократно я приказывал Черепанову, когда были еще свободные пути, отвести всю лишнюю технику, в частности отвести в Питкяранта и восточнее основные силы 34-й танковой бригады, но эти люди хозяевами положения, к сожалению, не были. Паника этих людей, надо это признать, внесла элементы нервности в работу армейского командования и привела к ряду поспешных и неудачных действий по ликвидации окружения. Командование армии не должно нервничать и торопиться ни при каких обстоятельствах.
СТАЛИН. Товарищ Штерн, у нас в уставе или в наставлении нет ли специального раздела, что должна делать часть, если она окружена.
ШТЕРН. Есть, товарищ Сталин, в уставе. Она должна прорваться из окружения. Но сейчас на основе этой войны и целого ряда эпизодов других войн надо будет раздел боя в окружении основательно расширить и отработать. В современной войне при наличии многочисленных подвижных соединений, при большом значении укрепленных полос и районов, где войска будут держаться и могут быть отрезаны наступающим, окружения будут нередки, и этот вид боя и задачи начальников в условиях окружения мы должны лучше разработать и отразить в уставах.
Докладывая обстановку на фронте 8-й армии, я считаю необходимым доложить и некоторые другие существенные обстоятельства. Без них картина была бы неполной и не все уроки извлечены. А мы обязаны извлечь все уроки из опыта этой войны, чтобы у нас не было в дальнейшем подобных промахов. Для этого Центральный Комитет партии нас сюда и собрал. И товарищ Сталин, и товарищ Молотов, и товарищ Жданов, как видите, не пропускают ни одного оратора.
Какую обстановку, я, новый командующий, застал, прибыв в 8-ю армию.
8-я армия в первые недели войны попала в тяжелое положение. Театр военных действий по-настоящему подготовлен не был, я бы сказал, ни в каком отношении. Первоначальный оперативный план командования 8-й армии, утвержденный командованием Ленинградского военного округа, был неправильный. Войск для столь широкого и хорошо оборудованного для обороны фронта и для столь важного направления было слишком мало. Всего шесть дивизий, наступавших по пяти изолированным одна от другой дорогам на тристакилометровом фронте. К моменту моего вступления в командование все эти шесть дивизий были в бою до последней роты и имели тяжелые потери. Я товарищам потом покажу эту обстановку на схеме, чтобы сейчас не терять времени. В армии было только около 10 СБ и примерно столько же истребителей. Это в армии на важнейшем направлении, в армии, которая должна была освободить наши войска Карельского перешейка от штурма линии Маннергейма и могла это сделать, если бы там было сосредоточено сразу дивизий 14—15 и эти дивизии пошли бы не растопыренными пальцами, и примерно, в соответствии с тем планом, который дал потом тов. Сталин, т.е. двумя-тремя настоящими сильными группами.
МЕРЕЦКОВ. Еще Суворов говорил, что воюют не числом, а умением.
СТАЛИН. Чего же вы все время просили подвоза дивизий, если воюют не числом?
ШТЕРН. Тов. Мерецков, я рад учиться у тебя.
МЕРЕЦКОВ. Я говорю, что Суворов говорил.
ШТЕРН. Давай говорить прямо, ты хорошо прорвал линию Маннергейма.
МЕРЕЦКОВ. Не я.
ШТЕРН. Фронт был под командованием тов. Тимошенко, но ты там командовал 7-й армией...
ГОЛОС. Тимошенко ему много помогал.
СТАЛИН. Все друг другу помогали.
ШТЕРН. Тов. Тимошенко наша армия знает очень хорошо, так, что не наше дело здесь делить, но нужно сказать прямо, тов. Мерецков, тебя наградили крепко, по заслугам, все мы тебя целуем и поздравляем, но, тов. Мерецков, подготовил ты, правда (не один ты виноват, многие были виноваты) эту войну плохо.
МЕРЕЦКОВ. Я просил, чтобы меня перевели в 8-ю армию, когда там были окружения.
ШТЕРН. Тов. Мерецков, то, что хорошо, то хорошо, а что плохо, то плохо. Я сделал ряд ошибок в армии, я о них говорю, так как понимаю, если плохо понимаю, меня вразумят и мне разъяснят.
СТАЛИН. Он хочет сказать, округ-то ваш, Ленинградский, а подготовили войну плохо.
ШТЕРН. В 8-й армии было к моему вступлению в командование два корпуса 1-й и 56-й. О положении 56-го корпуса я уже сказал. 1-й корпус (139-я и 75-я дивизии) был уже сильно побит и отходил в беспорядке, так что сразу по приезде мне пришлось вместе с находившимся в армии тов. Куликом ехать в 1-й корпус и организовывать его вывод из боя и наведение хоть какого-нибудь порядка.
Я продолжаю и об обстановке. Командование 8-й армии, абсолютно не считаясь с обнаруженным и все возрастающим сопротивлением противника, истощением войск, огульно требовало только наступления. Резервов не было буквально ни одной роты на всю армию, и в таких условиях соответствующая директива была, Кирилл Афанасьевич, очень крепкая и от вас.
МЕРЕЦКОВ. Вы страховаться умеете. Я смотрю, что противник в двух километрах, а вы 600 орудий {бросаете; двух батальонов достаточно, чтобы их отвести.} Вот смотрите — открытые фланги, {кто же будет идти на прорыв в этой обстановке}. Философствуете, философию разводите, 600 орудий бросили.
