и стала хрупкой на вид.
– Это что? – спросил он с леденящей хрипотцой.
– Письма от Фригги.
– Не знаю я никаких Фригг, – возразил он, покачав головой.
А вот Фригга Иссига точно знала. При этом сам он ее не помнил. А ведь он сюминар. У него должны были сохраниться воспоминания о жизни в отеле. Как и у всех сюминаров. Аластер не смел отнять их…
А все из-за того сюминара, которому Аластер так часто стирал память, что в итоге его магия сделалась неуправляемой. И смертельно опасной.
Кор мне рассказывал, что, когда этот самый сюминар вконец обезумел, из его артефакта хлынул неиссякаемый поток магии и захлестнул всех кругом – так мощно, что оставалось лишь пожалеть, что артефакт вообще попал к нему в руки. Все, кроме сюминаров, погибли на месте.
Должно быть, Кор имел в виду Иссига. Именно из-за него Аластер перестал вносить поправки в сюминарские контракты. А Ирса превращала глаза провинившихся в фарфор.
Иссиг дернулся вперед и выдохнул. Стопка писем тут же рассыпалась в пыль. Он перевел взгляд на меня. Казалось, он вполне понимает, кто он такой и на что способен.
– Уходи, – приказал он, и взгляд снова стал безучастным. Иссиг опять дернулся, пытаясь порвать цепи.
И впрямь пора было выбираться.
Пальцы Иссига полоснули по моему рукаву, когда я проходила мимо. Я опрометью кинулась к двери. Когда она захлопнулась, из камеры послышался утробный вой. Дверь приоткрылась на фут, а потом снова захлопнулась, засыпав пол ледяной пылью.
Мой насквозь промерзший рукав начал осыпаться.
– Не трогай! – велела Повариха, подошедшая к камере. Кухонными ножницами она обрезала ткань, и та упала на пол и развеялась дымом. – Когда он в прошлый раз вот так вышел из себя, в камеру месяц никто не мог войти. – Повариха отжала свой фартук и поежилась. На кухне вдруг стало морозно. – А там, между прочим, лежит мясо для леопардов!
– Простите.
– Простите? Да метрдотель с меня голову снимет, если с Иссигом что-то случится.
– Почему же он держит его взаперти?
– Иссиг – сюминар, который не может контролировать свою магию. – Повариха постучала себя пальцем по лбу. – Он рехнулся. Только стальные цепи нас и оберегают, а ты пришла и его разозлила!
Нет, вовсе он не рехнулся. На краткий миг я отчетливо это увидела. Но спорить теперь было некогда. Льдинки уже таяли у меня в кармане.
Повариха схватила меня за руку.
– Плевать мне, что там Беатрис говорит: с тобой одни неприятности, а они мне совсем не нужны. Как закроемся в полночь, пойду переговорю с метрдотелем.
– Не надо, – прошептала я.
Лицо Поварихи исказила гримаса злости.
– Пошла вон с моей кухни.
В фойе было темно. Уже совсем скоро Кор должен был переместить отель. Я решила, что отыщу его позже, попрошу меня спрятать, сделать все, что угодно, лишь бы в мой контракт не внесли новых поправок. Если чернила Аластера возымеют действие, я потеряю все.
От всех этих мыслей и следа не осталось, когда я увидела Фриггу, прятавшуюся у авиария. Знать бы, что Зося внутри – это важнее всего.
Фригга вытянула руку.
– Где лед?
Я положила ей на ладонь единственный нерастаявший кусочек. Губы Фригги приоткрылись.
– Что он сказал?
Никто ее не предупредил.
– Он был молчалив… Но ты его очень тронула.
Фригга утерла глаза и вынула крошечный ключ.
– Выполняю свое обещание. – Она постучала костяшками по толстому стеклу авиария. – Оно сделано из нескольких слоев крылышек притских стрекоз. Красивое, но еще и прочное, как гвозди, и звуков почти не пропускает.
Я огляделась.
– А где дверь?
– Со стороны ее не увидеть. Метрдотель собственной персоной заколдовал этот ключ. – Она коснулась ключом стекла, и то зарябило. Внезапно в нем появилась дверь с ржавой медной табличкой – La Volière des Délices. Авиарий наслаждений.
Фригга взяла меня за руку.
– Иди за мной.
Бумажные листья коснулись моей щеки. Когда Фригга взяла меня за руку и повела сквозь чащу к фонтану, окруженному статуями, меня переполнила благодарность. Неподалеку стоял мраморный господин, держащий над головой маленькие песочные часы. Фригга провела по ним пальцем.
– Сюминар!
Должно быть, часы – это его артефакт.
– Тут все статуи – сюминары?
– Вероятно.
Я задержала взгляд на стройной даме из зеленого мрамора: она держала круглый артефакт, который я сперва приняла за плоское лицо, а потом разглядела, что это всего-навсего ее же отражение. В зеркале.
– Я видела у метрдотеля похожий артефакт – маленькое зеркальце, – сказала я. – Ты о нем ничего не слышала?
Фригга поджала губы.
– Тебе оно не попадалось? – не отставала я.
– Нет… Вернее, да, я тоже его видела, но не спрашивала, для чего оно нужно. Хеллас не любит, когда я любопытничаю.
«Может, тебе без его разрешения и съесть ничего нельзя?» – едва не спросила я, но тут вскрикнула какая-то птица.
– А где же птицы? – Передо мной стояли только бумажные растения, созданные Хелласом, и несколько настоящих деревьев среди них.
– Нам сюда.
По пути Фригга рассказывала мне про певиц. Я узнала, что она почти каждый день доставляет птиц из авиария в салон, на выступления. Де Рев устраивала их так часто, что насильно переселила Фриггу на второй этаж, потому что лестница у номера «Зеленые чары» ведет прямо к салону. Фригга не возражала: старая комната прекрасно подходила для содержания ее птичек.
– Если твоя певица здесь, то мы сейчас ее отыщем, – пообещала Фригга и повела меня через изгородь с листьями, похожими на пальцы. Мы вышли на полянку, застроенную деревянными насестами. Высоко над кронами деревьев я разглядела птиц, которых было видно и из фойе. А ниже, среди хитросплетений бумажных плетей, дремали еще сотни.
Я обвела взглядом птицу за птицей. Большинство оказалось тусклыми, почти бесцветными. На их перьях были узоры, но блеклые, скучного серого цвета.
– Что с ними случилось? – прошептала я.
– Они сюда такими и попадают.
Мне встретилось несколько ярких птиц, но пташки с оперением цвета расплавленного золота среди них не было.
Тусклая птица неподалеку зевнула и приоткрыла сонный глаз. Второй блеснул в лунном свете. Цвет у него слегка отличался.
Глаз оказался стеклянным.
21
Я обвела птиц взглядом.
– Сколько среди них сюминаров?
– Все, кроме пташек де Рев, – горестно ответила Фригга.
– И даже та черная птица из библиотеки?
На глаза Фригги навернулись слезы. Она кивнула.
– Думаю, он понимал, что делает. И решил, что лучше исчезнуть, чем до конца жизни сидеть в клетке.
