И мы все отправились в город как можно быстрее.
В городе уже были те которые, приехали на поезде. Комиссар Мемо Грамену и с ним солдаты. Ещё были врачи и другие, а так же продовольствие и еда. Это был спосательный поезд. Мы приехали когда комиссар уже закончил митинг он сказал что, Неизвестные Отцы низвергнуты и теперь можно не петь Славу Отцам на поверках а, мы и не пели. Мы пели Горную Стражу. Я не знаю почему не надо петь Горную Стражу на поверках это классная песня. Теперь у нас не Страна Отцов а Республика Ода. Не знаю лучше это или хуже. Комиссар сказал что, все вопросы к нему, больше никто. И даже хотел нас розоружить. Особенно жаловались деревенские которые успели. Но комиссар сказал что будет разбираться с каждым случаем, когда мы сказали, что не дадим. Ещё он хотел найти господина Рашку и расстроилса когда, узнал. Спрашивал точно ли и кто видел его труп. Я сказал что я видел и сам хоронил. Он очень расстроилса.
Весь день в городе особенно в Шахтах был плач и торжество. А в Военном просто собрались и помянули наших родителей. Мы теперь точно оставались одни хотя, комиссар пришол и говорил что, Республика нас не оставит. Что мы будем учиться и служить и что на нас надежда. Не знаю. Я бы его в отряд не взял хотя, он давний подпольщик и партизан. Но я бы не взял.
Ещё мы долго сидели у Дину. Ему намного лутше он сам встаёт и ходит пока на костылях. К нему все приходят и говорят какой он молодец всех спас а, я вижу, ему грустно. Его отец тоже мог быть в шахте а он взял отпуск и уехал с матерью и сестрёнкой. И теперь надо узнавать всё заново. Но я говорю что, тогда они может быть живы все вместе, а так был бы он один а, остальные умерли, как у всех. Но Дину это не успокаивает.
Штаб майор не осталса в городе а, ушол в лес. Он сказал из осторожности. Я тоже бы так поступил.
Врачиха Нолу которая вместе с поездом, говорит что, командир молодец, сделал очень грубо но, правильно. Что многие полевые хирурги и так не могут. Она оказывается тоже из наших шахтинских. И когда узнала фомилию Дину очень восхитилась. Что они с его отцом были друзья, и ещё один парень из военных. А потом они разговаривали и Дину сел а из под подушки выпал револьвер. И она его попросила прочитала что, написано и, спросила где взяли. Я сказал что, его нашол Порох в ящике мёртвого гвардейского офицера. А Дину сказал, что выпросил его у Пороха на случай если, пойдёт гангрена. И врачиха сказала, что теперь она просит его у Дину потому, что это память. И заплакала.
Дину конечно револьвер отдал. Всёравно к нему патроны старые.
Конец сочинения № 12. Всё!
Эпилог
Ушли под утро и в моросящий дождь. Вечером Шило обежал всех и сообщил, где и когда встречаться, а ещё — что на всякий случай лучше ночевать в Шахтах или на Станции, потому что мосты могут перекрыть. Мосты действительно перекрыли, Лимон через прицел видел, что там расположилась комиссарская милиция. Прицел у карабина Охотника был хорош, просто надо было сообразить, как им пользоваться. И теперь целиться можно было и в полной темноте, и в тумане, и сквозь дождь, и даже сквозь нетолстые стены.
Лимон проснулся первым и тихонько разбудил Зее. Они быстро оделись, не включая света, подхватили рюкзаки и оружие — и ушли через чёрный ход. Квартира главного инженера Фахта располагалась в роскошном трёхэтажном доме прямо напротив шахтоуправления, где теперь была ставка комиссара Грамену, охраняемая двумя десятками солдат и милиционеров. Пулемёты торчали с крыши, из заложенных окон, из бойниц приволоченных откуда-то бронеколпаков. Поэтому и пришлось уходить чёрным ходом, через двор, спортплощадку и Пандейский рынок.
Днём отсюда, с рынка, с пригорка, был хорошо виден станционный посёлок — и дом Илли в частности. Однажды, проверяя патрули, Лимон проехал мимо него и увидел, что одно окно светится. Кто-то ему сказал потом, что господин Хаби жив, что его как раз накануне катастрофы срочно отправили на тот самый разъезд на пятьдесят каком-то километре — что-то там надо было чинить или регулировать. Лимон несколько раз порывался зайти, но так и не смог.
Зее спросила тогда: ты всё её помнишь? Помню, сказал Лимон. А ты её любил? Лимон задумался и сказал: не знаю. Но я почему-то вспоминаю её чаще, чем… ну… Костыля хотя бы, или Гаса, или Поля… Не знаю, почему так. Зее долго молчала, потом сказала: кажется, я тебя понимаю… Больше они об этом не говорили.
На рынке их ждал Шило с собакой.
Шило приютила госпожа Арлинда; у неё же жили дети Поля — и Хвост! Причём госпожа Арлинда знала про него всё. Знала, и тем не менее… Этого Лимон понять не мог. Какие там были отношения между Элерой, Брюаном и Эдоном с одной стороны — и предателем Хвостом с другой, — Лимон не знал и знать не хотел. Впрочем, Эдон почти всё время проводил в больничке. Доктор Нолу считала его хорошим фельдшером, а он старался изо всех сил.
— Порядок? — спросил Лимон брата. Тот кивнул.
Они прошли рынок, некоторое время посидели в кустах, ожидая, когда появится и скроется патруль, пересекли перекрёсток и пошли по тропе вдоль аллеи чернодревов — прочь от города.
Дождь, наконец, кончился. Осталась мокрая липкая взвесь, предвещающая туман. Это хорошо, подумал Лимон.
Минут через двадцать их окликнули:
— Пароль?
— Идите в жопу, мальчики, — сказала Зее. — Отзыв?
— Джакч, джакч и джакч, — отозвалась темнота голосом Дину. Шелохнулись кусты, и появился он сам, опираясь на палку, и с ним Маркиз и Сапог.
— А Порох? — спросил Лимон.
— Будет ждать нас на выезде из леса, — сказал Сапог. — У него мотоцикл. И эта… Эрта.
— Массаракш, — сказал Лимон. — Зачем?
— Ну… она же от него ни на шаг. Привязалась. А чего, отчаянная девчонка…
— Отчаянная… ладно, теперь уже ничего не… — он втянул воздух. — Маркиз. Может, объяснишь?
— Пойдёмте. Тут пройти метров сто осталось.
— И что?
— И сразу будет проще объяснять.
— Давай, пока идём — хотя бы в общих чертах.
— Хорошо. Во-первых, завтра нас всех собирались арестовать. Вот то собрание утреннее, где быть надлежало обязательно…
— Откуда знаешь?
— Извини. Но источник надёжный. Очень надёжный.
— А причина?
— Ну я же говорю: давай дойдём…
Лимон знал: иногда Маркиза не переспорить.
Пройти пришлось не сто метров, а раз в пять больше — но наконец из предутреннего тумана возникли три силуэта, а за ними обозначилось что-то массивное и угрожающее.
Одного из встречавших Лимон узнал сразу — это был Князь. Двое других, в одинаковых широких плащах, явно штатские — были ему не знакомы.
Князь приложил руку к берету. Лимон ответил тем же. А потом вперёд шагнул один из штатских… и Маркиз метнулся ему навстречу, обнял, как-то жалко пискнул, отстранился…
— Какой ты… — сказал штатский. — Ну, а теперь деда обними…
И Маркиз неловко обнял второго.
— Господа, — сказал Князь. — Прошу прощения, но время не позволяет…
— Да, — сказал отец Маркиза. — Позвольте представить моего отца: маркиз Эгон Ремис. Старший Хранитель императорских регалий и Глава тайного Совета Блюстителей. Я — маркиз Кшиссел Ремис, председатель Генеалогического Совета. Позвольте ещё раз удостовериться: господин Динуат Яррик присутствует здесь?
— Да, это я, — сказал Дину, чуть выдвинувшись вперёд. — А в чём, собственно?..
— Ваши родители — Чак Яррик и Лайта Лобату?
— Да. Вы что-то знаете о них?
— Знаем. Сейчас они в безопасности. Ваш отец немного… пострадал… но он жив и поправится. Ваши мать и сестра в полном здравии. Но главное в другом…
— Кстати, я подтверждаю личность Динуата Яррика, — сказал штаб-майор слегка охрипшим голосом. — Я знаю его с рождения.
— Отлично, — сказал маркиз-председатель. — Отец, прошу вас.
Самый старший из собравшихся на тропе маркизов подошёл к Дину вплотную.
— Властью, данной мне Советом Блюстителей, и по праву Старшего хранителя императорских регалий объявляю вам, господин Динуат Яррик, что вы являетесь единственным оставшимся в живых законнорожденным потомком по женской линии императора Эрана Артиана Двенадцатого, и вручаю вам знак Волка-Артиана, покровителя династии… Вы — наследник престола, принц Динуат Артиан.
Что-то звякнуло, Дину машинально наклонил голову — и на плечи ему легла тяжёлая плоская цепь, хорошо видная даже в сумерках.
После чего все три маркиза и штаб-майор опустились на одно колено и склонили головы.
— Постойте… — растерянно сказал Дину и оглянулся. Впрочем, Лимон был не то что растерян — потрясён. Как и остальные. Одна только собака Илир вдруг просунулась вперёд и легла у ног Дину. — Подождите. Почему единственный? А как же принц Арду?
— Принц Арду, — сказал маркиз-дед, поднимаясь с колена, — был убит во время волнений в Столице в начале лета. Впрочем, вряд ли он мог бы быть с нами после всего того, что с ним вытворяли в ДОЗе. Ещё двоих спрятанных наследников контрразведка выследила несколько лет назад…
