— Хорошо, — сказал Брэдон, — вот и договорились. Передайте мисс Дин, что мое дело продвигается очень хорошо и что, когда мне снова понадобится ее содействие, я не буду колебаться, чтобы призвать ее на помощь. Итак, это все?
— Да, это все.
— Вы уверены, что больше нет ничего, в чем бы хотели чистосердечно признаться?
— Н-нет.
— Вы не особенно уверены в этом. Вы пытались сказать все это мне в течение некоторого времени, я думаю.
— Нет, не совсем, не очень долго. Несколько дней.
— Со дня ежемесячного чаепития?
Уиллис вздрогнул. Брэдон, не сводя с него подозрительного взгляда, упорно продолжал:
— Вы пришли на Грейт-Ормонд-стрит той ночью, чтобы рассказать мне это?
— Откуда вы знаете об этом?
— Я не знаю, просто предположил. Как я заметил ранее, из вас не вышел бы хороший детектив. Вы потеряли карандаш в тот раз, да, я полагаю?
Брэдон вытащил механический карандаш из своего кармана и протянул его.
— Карандаш? Я даже не подозревал об этом. Где вы нашли его?
— На Грейт-Ормонд стрит.
— Я не думаю, что это мой. Я не знаю. Я думаю, мой все еще у меня.
— Ну, не важно. Вы зашли той ночью, чтобы извиниться.
— Нет, нет. Я зашел, чтобы объясниться с вами. Я хотел набить вам лицо, если вы хотите знать. Я зашел туда как раз перед десятью...
— Вы звонили в звонок моей квартиры?
— Нет, не звонил. И я скажу почему. Я заглянул в ваш почтовый ящик и увидел там письмо от мисс Дин, и я... Я просто не осмелился подняться по ступенькам. Я испугался, что у меня может возникнуть желание убить вас. Поэтому я ушел и бродил по городу, пока не измучился вконец.
— Понятно. Вы не предприняли никакой попытки схватить меня?
— Нет.
— Ну ладно, так — значит, так. — Брэдон махнул рукой, словно объявил дело закрытым. — Все в порядке. Ничего страшного. Я был только немного озадачен насчет карандаша.
— Карандаша?
— Да, я нашел его на верхней лестничной площадке, понимаете, как раз за дверью. Я не вполне мог понять, как он там очутился, вот и все.
— Это был не я. Я не поднимался по ступенькам.
— Как долго вы оставались в доме?
— Всего несколько минут.
— Вы были в переднем холле внизу все время?
— Да.
— Ну хорошо, значит, это не ваш карандаш. Вообще-то, это очень странно, потому что таких карандашей нет на рынке, как вам известно.
— Возможно, вы сами обронили его.
— Да, возможно. Это, похоже, самое подходящее объяснение, не так ли? Это не имеет никакого значения.
Последовала короткая и довольно неловкая пауза. Уиллис нарушил ее, задав вопрос натянутым голосом:
— О чем вы хотели попросить моего совета?
— По поводу старого дела, — сказал Брэдон. — Возможно, теперь, когда мы объяснились, вы сможете рассказать мне то, о чем я хочу узнать. Обстоятельства заставили меня интересоваться семьей Дин, и я чувствую определенную долю любопытства по поводу покойного Гектора. От его сестры я узнал, что он был хорошим, добрым братом, но, к сожалению, несколько несдержанным в желаниях и поступках. Что означает, я так понимаю, безумное влияние Дайаны де Момери и сильная страсть, которую ему внушила эта девушка. По ее словам, Дин брал сестру в разные места, чтобы встретить прекрасную Дайану. Но вы вмешались; мисс Дин, осознав сложившуюся ситуацию, ушла из компании, в то время как совершенно естественно и нелогично обижалась на ваше вмешательство. И, наконец, Дайана де Момери перестала общаться с Виктором и отправила его домой. Это правда до сих пор, я полагаю?
— Да, — ответил Уиллис, — за исключением того, что я не верю, что Виктор Дин когда-либо был страстно влюблен в Дайану де Момери. Я думаю, что он был польщен, и думал, что может получить что-то от нее. Собственно говоря, он был жадной маленькой тварью.
— Она давала ему деньги?
— Да, давала; но он не добился многого от них, потому что считал, что очень накладно дружить с этой пестрой компанией. Он не был одним из них. Ему не нравилось играть в азартные игры, хотя ему приходилось делать это, чтобы поддерживать с ними отношения, и он не был пьяницей. В каком-то смысле я любил бы его больше, если бы он пил. И он также не принимал наркотики. Я думаю, именно поэтому мисс де Момери устала от него. Самое плохое с этой компанией, вы знаете, — это то, что они не могут успокоиться, пока не сделают всех, с кем имеют дело, такими же, как и они сами. По мне, так если бы они принимали наркотики в своих норах и довели себя до смерти, то чем быстрее бы они это сделали, тем лучше было бы для всех. Я бы с удовольствием раздавал им это вещество полными тележками. Но они завладевают довольно приличными людьми и разрушают их жизнь. Поэтому я так беспокоился по поводу Памелы.
— Но вы говорите, что Виктору удалось остаться неиспорченным.
— Да, но Памела другая. Она довольно импульсивная и легко — нет, не легко ведомая, но легко возбудимая по разному поводу. Она очень эмоциональная девушка и желает все попробовать хотя бы раз. Если она испытывает симпатию к какому-либо человеку, она хочет того же, что делает и он. Ей нужен кто-то... Ну... Кто никогда не делал этого. Я не хочу обсуждать с вами Памелу. Я только хочу сказать, что Виктор был совершенно другой. Он был очень внимателен к себе, у него был наметан глаз на большую удачу.
— Иными словами, он был таким человеком, который получает все, что можно, из своих друзей?
— Он был человеком, у которого никогда не было своих собственных сигарет, и его никогда не оказывалось рядом, если была его очередь оплачивать напитки. И он каждый раз сверлил тебе мозги.
— Он, должно быть, в таком случае был довольно умен, если мог вращаться в компании Дайаны де Момери, оставаясь другим. К тому же он мало зарабатывал. Как вы говорите, они ведут очень дорогой образ жизни.
— Да. Он, должно быть, видел что-то выгодное в перспективе. И когда дело дошло до того, чтобы пожертвовать сестрой...
— Именно так. Ну, это все несколько отвлеченно. Что я хотел узнать у вас: предположим, что Дин обнаружил, что кто-то — скажем, кто-то в нашем офисе — кем могли оказаться вы сами — имел скелет в шкафу; пользуясь довольно старой метафорой, был ли Виктор Дин таким человеком, который мог предъявить этот скелет анатому?
— Вы имеете в виду — шантажистом? — спросил Уиллис напрямик.
— Это сильное слово. Но давайте назовем это так.
— Наверняка я не знаю, — сказал Уиллис после нескольких секунд раздумий. — Чертовски неблагодарное занятие предполагать такое о ком-либо. Но я могу сказать, что этот вопрос меня не шокирует. Если бы вы сообщили мне, что он шантажировал кого-то, это бы не очень сильно меня удивило. Только это, должно быть, была очень тонкая разновидность шантажа, с такой жертвой, которая, возможно, не могла позволить себе предстать перед законным судом. Но у меня нет и малейшего повода предполагать, что он когда-либо делал нечто подобное. И, конечно, никогда не казалось, что у него появилось много денег. Или это прошло незамеченным с таким осторожным человеком, как он. Он бы не допустил, чтобы пачки банкнот вываливались из его стола.
— Вы думаете, что мелькание банкнот предоставляет презумпцию невиновности?
— Ничуть. Только говорит о неосмотрительности. А Дин, конечно же, не был неосмотрительным.
— Ну, спасибо за такой откровенный разговор.
— Все в порядке. Только, ради всего святого, не говорите Памеле того, что я рассказал о Викторе. У меня и без того достаточно проблем с этим.
Брэдон уверил собеседника, что выполнит его просьбу, и вежливо удалился. Он поговорил с Уиллисом, как и хотел, но по-прежнему остался озадачен.
Мистер Толбой ожидал в конце коридора.
— О, Брэдон, я очень обязан вам. Я уверен, я могу положиться, что вы не будете распространяться дальше, чем дело уже зашло. Все довольно нелепо, конечно. Этот дурак Томпкин, кажется, совершенно потерял голову. Я его хорошенько отругал.
— О да, совершенно, — ответил Брэдон. — Именно так. Много шума из ничего. У меня нет никакой насущной необходимости, на мой взгляд, вообще вмешиваться. Но никогда не знаешь... Я хочу сказать, если бы задержались и мисс Вавасур устала ждать или... Ну, вы понимаете, что я имею в виду.
— Да. — Толбой облизнул сухие губы. — Это могло быть очень неловко. Когда у девушек начинается истерика или что-то в этом роде, они иногда рассказывают больше, чем намереваются. Я немного сглупил. Я осмелюсь сказать, об этом вы уже догадались. Я все это теперь прекращаю, я все урегулировал. Лишнее беспокойство, конечно, но ничего действительно ужасного. — Он натянуто засмеялся.
— Вы выглядите несколько переутомленным.
— Именно так я себя и чувствую, я не спал всю ночь. Моя жена... Э-э, дело в том, что у моей жены прошлой ночью родился ребенок. Частично поэтому... Э-э, черт, в этом было дело, в какой-то степени.
— Я вполне понимаю, — заметил Брэдон. — Очень утомительное занятие. Почему вы не взяли выходной?
