- А не пора ли нам отметить твой сотый вылет? - обращается ко мне подошедший Женя Прохоров. У неготповязка на голове. После ранения его пока не допускают в полеты.
- Отметить можно! - восклицает Николай Есауленко. - как же такое событие не отметить?
Эскадрилья Николая сегодня свободна от полетов.
- Подождите ребята. Схожу на КП.
Спускаюсь в землянку.
- Ага, на ловца и зверь бежит, - говорит командир полка Галущенко. Сивков, слетаешь еще разок на Кордон. Поведешь шестерку на пристань.
- Есть, - отвечаю и спрашиваю уже в коридоре майора Гиличева: -Кузьма Ефремович, как облачность?
- Почти рассеялась. Лететь будет хуже.
Вышли мы с майором Галичевым из КП. Говорю ребятам:
- Приказано лететь на Кордон.
Женя присвистнул:
- Вот те, бабушка и Юрьев день...
- Вернешься, тогда отметим, - сказал Николай. - Ни пуха ни пера!
- К черту!
Не пролетели мы половины пути, облака совсем исчезли. Самолеты как на ладони, видны со всех сторон.
Знаю, что за линией фронта много зенитных установок. "Эрликоны" моментально сбивали самолеты, шедшие на высоте пятисот-шестисот метров. Высота в тысячу метров была уже менее опасна. А на высоте 1500 метров самолеты для "эрликонов" трудно досягаемы.
Принимаю решение идти на необычайно большой для нас высоте - тысячу шестьсот метров.
На цель вышли с запада. Успели снизиться до полутора тысяч метров. Сбросили бомбы. И в этот момент трассы "эрликонов" потянулись с земли, образовав огненный конус, острие которого, вытягиваясь змеиной головой, норовило ужалить нашу группу. И опять, как двадцать дней назад, удар где-то внизу спереди потряс мой самолет Привычная вибрация и шум мотора исчезли. Наступила тишина.
"Прямое попадание в мотор..."
Мотор заклинило. Хорошо еще, что была приличная высота, с которой можно спланировать километров на восемь-десять. Я понял, что линию фронта перетяну с большим запасом.
Планирую. Не спеша выбираю площадку, где бы сесть Дорога и справа от нее вспаханное поле.
Сажусь на фюзеляж на мягкую пашню. Стальной бронекорпус машины секунду-две скользит, как глиссер, едва касаясь валков черной земли. Затем внезапно погружается в нее выступающей словно редан, броней маслорадиатора и резко тормозится, оставляя за собой глубокую борозду. А я тут же привычным жестом левой руки страхую голову от удара, чтобы не набить шишку на лбу.
Сели на своей территории. Рядом с КП стрелковой дивизии.
- Хорошо, что справа от дороги сели, - говорит дежурный лейтенант. - Там уже разминировано... А слева еще мины.
Это была моя пятая по счету и последняя за войну вынужденная посадка на подбитом самолете.
Воздушный стрелок Степан Иванович Пластунов смотрит на меня, радостно улыбается. Доволен, что все обошлось благополучно.
Лейтенант говорит:
- К самолету поставим охрану. А для вас транспорт вряд ли найдется...
- Разберемся сами, - говорю ему. - Только прошу позвонить в полк. Позывной "Резеда".
Лейтенант кивает:
- Обязательно дадим знать.
В свой полк мы в тот же день не добрались. Прибыли только на третий день. Там нас ждала новость: Иван Карабут переведен в соседний 7-й гвардейский полк нашей дивизии. Командиром второй эскадрильи назначен старший лейтенант Прохоров.
Мы попрощались с нашим боевым другом, соратником и учителем капитаном Карабутом, отметили повышение в должности Жени, а заодно и мой 101-й боевой вылет. Посидели часик-другой в столовой. Выпили понемногу вина. Вволю напелись песен под аккомпанемент баяна Николая Есауленко.
- Еще раз поздравляю тебя, Гриша! - сказал мне капитан Лещинер, когда мы расходились по домам. - Хоть и с перебором...
- В нашем военном деле для верности лучше перебрать, - заметил майор Провоторов, - чем недобрать...
В первых числах октября 1943 года Таманский берег был полностью очищен от немецко-фашистских захватчиков. В этот день нашей 230-й штурмовой авиационной дивизии было присвоено звание Кубанской.
Вспомнилась мне та старая седая учительница, "вечера у камина", лермонтовский "Герой нашего времени", "Тамань"... Теперь Тамань снова стала свободным советским городом. А земля таманская обильно полита солдатской кровью. И поэтому мне этот город кажется родней, ближе и краше любого другого города широкой и мудрой России.
А 15 октября того же года наш 210-й штурмовой авиационный полк был представлен к ордену Красного Знамени.
Таманский вечер
По случаю освобождения Таманского полуострова от немецко-фашистских захватчиков командир полка подполковник Галущенко решил провести вечер отдыха, который тут же окрестили Таманским.
Вызвал подполковник к себе командира батальона аэродромного обслуживания:
- Надо сообразить что-нибудь насчет ужина.
- Сьестного у нас маловато... - ответил тот, неловко переминаясь с ноги на ногу.
- Эх, вы...
Командир батальона на это не обиделся, зная, что в полку все очень уважительно, без особых придирок, относились к батальону аэродромного обслуживания.
- На нет и суда нет, - безобидно сказал командир полка. - Тогда придется совместить обед и ужин.
На том и порешили.
Нас с Женей Прохоровым, с которым мы вместе квартировали, оповестили заранее из штаба полка. С ними вместе пошел и Тима Гуржий. Он был уже в дивизии, приезжал к нам редко, а тут как раз появился. Женя Прохоров Съязвил:
- Ну и нюх у тебя, Тима, как у борзой на зайца.
Иван Карабут, прибывший к нам уже как гость, понимающе заметил:
- Ему положено, он же теперь начальство...
По случаю вечера столовая торжественно убрана. Хотим сесть вместе со своими ребятами, а дежурный по полку говорит:
- Приказано провести вас сюда, - и указывает на стол, что стоял рядом с другими, как верхняя планка у буквы "П".
Прошли мы, сели. Там уже командир полка со своими заместителями и командиры других эскадрилий.
Подполковник Галущенко поздравил всех присутствующих на вечере с освобождением Таманского полуострова и передал слово своему заместителю по политчасти майору Кущу. Тот сказал короткую речь.
Все чокнулись и выпили за скорую победу над врагом.
Вечер по причине, описанной выше, продолжался не очень долго.
- Ну и вечер, - возмущался Женя Прохоров, - точно ради того, чтобы поставить галочку в формуляре...
- И галочка иногда тоже нужна, - успокаивал его Тима Гуржий, как представитель дивизии.
- Не знаю как галочка, - сказал свой слово Иван Карабут, - а вечер дело стоящее. Тильки горилки было малувато..
Николай Есауленко молчал. Ему было все равно: он как всегда был самый трезвый.
По дороге к дому поймали ежа. Женя Прохоров предложил:
- Подложим к Фиме под простыню...
У хозяйки дома узнали, что Фима Фишелевич, наш полковой врач, ушел по срочному вызову: должно быть, кто-то заболел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
