– Не юродствуй, – поморщился Глеб. – Что случилось?
– Я на полном серьезе, – сказал Глеб. – Я хочу знать, как тебе живется, Глеб. Какие события в твоей жизни происходят. Что нового. Как там сестренка твоя…
Глеб начинал понимать, о чем пойдет речь. Не знал пока подробностей, но тема уже была известна.
– Ты что-то узнал?
– О чем?
– Об этой девушке.
– Да! – сказал Горецкий.
Глеб посмотрел на него с тревогой и надеждой.
– Глеб! Тут дело на сто миллионов! К несчастью, это все или нам, наоборот, подфартило – я и сам пока не разберусь, – сказал Горецкий. – А на самом деле все от нас с тобой зависит. Сможем – молодцы, не сможем – сами виноваты. В общем, сестренка эта твоя – девушка очень непростая. Только прежде чем с тобой о чем-то говорить, я хочу тебе кое-что объяснить. Если боишься и жить спокойно хочешь – давай мы сейчас ни о чем не будем говорить, молча сядем в машину и в Москву вернемся. Если же я сейчас рот все-таки открою, расскажу тебе, что знаю – дороги назад уже не будет. Если мы в это дело ввяжемся…
– Да что такое! – сказал в нетерпении Глеб.
– Нет, ты погоди! – остановил его Горецкий. – Я хочу, чтобы у нас с тобой все было честно. Чтобы ты представлял, что в это дело можно войти, но оттуда нельзя выйти. Или сразу отступись и не суйся, или иди до конца!
– А мне деваться некуда, Илья. У меня уже выбора нет. После того как я в это дело ввязался, когда я согласился за девчонкой за этой присматривать – я тогда уже вляпался, только я еще не знал, что вляпался…
– Ты и сейчас еще не знаешь, Глеб. То, что тебе пока что известно – это детский лепет на лужайке, поверь.
– Так мне тем более выбирать не приходится! – сказал Глеб нервно. – У меня выбора нет! Согласен?
– В общем, да! – честно признал Горецкий.
Он метнул взглядом по сторонам, ничего подозрительного не увидел, и тогда достал из кармана фотографию полковника Ведьмакина.
– Ты знаешь этого человека? – спросил он.
– Бог ты мой! – обмер Глеб.
Он пришел в такое волнение, будто вдруг увидел призрака.
– Это же он! Он мне Женьку с рук на руки передал!
– Не ошибаешься?
– Ну какая может быть ошибка, Илья?! Это и есть тот самый папик! Откуда у тебя эта фотография? Кто этот человек?
– Помнишь, я тебе рассказывал недавно о том, что мы работаем с очень сложным пациентом?
– Амнезия с полным замещением самоидентификации…
– Да! – кивнул Горецкий. – Так вот пациент наш – этот мужик!
Тряхнул фотографией Ведьмакина перед носом у Глеба.
– С его мозгами кто-то проделал такой же точно фокус, что и с твоей Евгенией! Один в один! Никаких отличий! И сколько мы с ним ни бьемся – результат практически нулевой! Так, вспоминает что-то время от времени, но это даже не обрывки воспоминаний, а слезы одни. Вспомнит имя… Спрашиваем у него: а что за имя такое? Кто этот человек?.. Глазами хлопает. Не помнит.
– Послушай, лучше бы меня в это все никак не впутывать.
– Не понял! – с неприязнью глянул Горецкий.
– Илья! Я знаю, что ты ко мне – со всем почтением. Знаю, что считаешь меня хорошим специалистом. Но эта ваша служба… Где ты сейчас работаешь… Если я правильно понимаю, конечно… Я хотел бы от всего этого подальше держаться. Я в шоке, если честно, если моя Женька и этот вот мужик так тесно связаны, и ФСБ этим делом занялось – тут дело швах и надо прятаться, а не консультировать своих старых друзей.
– О каких консультациях ты говоришь?
– Ты хочешь, чтобы я тебе помог с мужиком этим разобраться? – прямо спросил Глеб.
– В общем, да.
– Нет, Илья, я этим заниматься не буду. Я бы тебе помог…
– Да не мне бы ты помог, – поморщился Горецкий. – Ты решил, что я хочу, чтобы ты меня негласно консультировал? Чтобы я с твоей помощью мужика этого расколол и мне за это от моего начальства очередная звездочка на погоны и прибавка к зарплате, а тебе от меня бутылка французского коньяка в благодарность за помощь?
По глазам собеседника Горецкий видел, что нечто подобное Глеб и предполагал.
– Я тебе сейчас все расскажу, – пообещал Горецкий. – Выдам страшную тайну.
– Не надо! – слабо запротестовал Глеб.
– А без этого ты ничего не поймешь и ни во что не поверишь, – убежденно сказал Горецкий. – Ты помнишь президентские выборы девяносто шестого года? Голосуй или проиграешь, президент танцует на сцене, коробка из-под ксерокса, олигархи…
– Помню, конечно.
– Тогда власть едва не облажалась. Судьба президента висела на волоске. Рейтинг был где-то в районе нуля, демократия в опасности, красно-коричневые рвутся к власти. Помнишь этот психоз?
– Помню. Истерия была что надо.
– Да. Но обошлось. Пришли на помощь олигархи, дали денег, демократию спасли. Но страх запомнился.
– Я уже успокоился, – сказал Глеб. – Давно забыл.
– Я не про тебя. Я про тех, кто наверху. До них наконец дошло, что если у тебя есть власть, а денег нет, то и власти очень скоро не будет. И они стали копить деньги. Личная заначка президента. На тот случай, если в следующий раз олигархи передумают помогать. Стали создавать такой секретный фонд.
– Президент стал создавать?
– Я не думаю, что лично президент. Короля ведь делает свита. Но это сейчас совсем не важно – знал он или не знал. Главное, что точно известно: этот фонд есть, деньги туда перекачивались. Сведений мало, все засекречено, и документов пока никаких не удалось найти, все пока что рассчитано эмпирически, на глазок прикинули, сколько в том фонде денег может быть. Ориентировочно – двадцать пять миллиардов долларов.
Глеб слушал молча и никак не реагировал. И цифра, названная Горецким, его вообще явно не поразила. Большие деньги, даже очень большие деньги, когда они принадлежат не тебе, а кому-то другому, а тебе они не достанутся никогда и вообще никакого влияния на твою жизнь оказать не способны – ну и какой же к этим деньгам у тебя может быть интерес?
– И эти деньги пропали, – сказал Горецкий. – Просто исчезли.
– Разворовали? – понимающе посмотрел Глеб.
Ничего, мол, удивительного. Знаем, где живем. Я, мол, что-то такое и предполагал с самого начала. Ты еще только начал свой рассказ, а я уже заподозрил, что чем-то таким некрасивым все и закончится.
– Нет! – уверенно сказал Горецкий. – Эти деньги есть! Они где-то лежат! И никто не знает – где! Вот этот мужик знает, – взмахнул фотографией Ведьмакина. – Но он забыл!
Вот только теперь, когда абстрактные двадцать пять миллиардов вдруг оказались связаны с конкретным человеком, которого Глеб видел лично, он будто пробудился.
– Да ты что! – сказал он. – Двадцать пять миллиардов?
Он взял из рук собеседника фотографию Ведьмакина и всмотрелся с пробуждающимся интересом.
– Он кто? Банкир?
– Нет, он офицер ФСБ. Ему поручили эти деньги надежно пристроить. Может быть, он деньги по западным банкам попрятал. Или акций надежных прикупил. Или в золото все вложил.
– А он так хорошо разбирается? – с сомнением спросил Глеб. – Тут финансистом надо быть, а не офицером.
– Я думаю, что на него работали те, кто понимает, – сказал Горецкий. – Наверное, у него и финансисты были в подчинении, и банкиры его консультировали. А он у них был кем-то вроде директора. Генеральный менеджер. Знаешь, это как в бизнесе: если ты умеешь все хорошо организовать, если знаешь, как подчиненным ставить задачи и как добиваться выполнения этих задач – тогда ты можешь в любой компании работать. Сегодня ты производством мороженого руководишь, а завтра тебя назначают генеральным директором авиастроительного концерна. Главное, что от тебя требуется – результат.
– Но ты уверен, что такие большие деньги? – все еще сомневался Глеб. – Видел я этого мужика близко, вот как тебя. Вроде бы он и вправду не бедствует. Но не миллиардер, как мне кажется. Двадцать пять миллиардов, – он с сомнением покачал головой.
– Цифра приблизительная, – признался Горецкий. – Плюс-минус десять миллиардов, как мне сказали.
