– Она не подает о себе никаких вестей вот уже пять месяцев. Она не пересекала границ, она не снимала с карты деньги, она не звонит по телефону и не выходит в Интернет. Если она жива, то сидит где-то взаперти, без возможности общения с внешним миром. Наверное, это хуже, чем если бы ее убили.
Долгую минуту Анника сидела молча, глядя на дорогу, и думала о фотографиях этой девушки, ее надменном виде, черных волосах и нежном личике. Это было бы хуже, чем если бы ее убили. Как это ужасно и отвратительно.
– Но есть же какие-то следы, – сказала она. – Или их нет?
Никлас Линде кивнул:
– Человек, отравивший пиво.
– Да, он подготовил преступление и был его вдохновителем, – согласилась с ним Анника. – Он нанял грабителей, заготовил газ и налоксон, купил экстренный код к замку виллы, отравил пиво, изъял сейф и скрылся.
– Но был ли это он, вот в чем вопрос.
Анника удивленно посмотрела на Никласа.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Все дело в следах, оставленных на месте преступления. Там наследили три пары ног. Две из них принадлежали грабителям, а у третьей размер обуви – тридцать седьмой.
У мужчин тоже бывают небольшие ноги.
– У вас есть предположения, кто бы это мог быть?
Он посмотрел на Аннику и улыбнулся:
– Ты такая серьезная, малышка Анника. Я очень рад, что ты приехала. Может быть, мы пока забудем о преступниках и поговорим о чем-то более приятном?
– Хорошо, но еще один, последний вопрос, – сказала она.
Он поднял правую руку и отвел прядь волос с ее лба.
– Нет отпечатков пальцев, нет следов ДНК, от чего можно было плясать. Нет автомобиля, и нет свидетелей.
Его прикосновения обжигали, как кипяток.
– Только следы ног, – сказала она.
– Только следы ног, – повторил за ней полицейский.
Она взглянула на его ноги. Они были огромны.
– Знаешь, что говорят о мужчинах с большими ногами? – спросила она.
Он торопливо взглянул на Аннику, глаза его блеснули.
– Нет, – ответил он, – а что говорят?
Она расслабилась и рассмеялась, чувствуя, как обдало жаром ее лицо. Она отвлеклась и принялась рассматривать скелеты бетонных чудовищ, высившихся по обе стороны шоссе. Томительное предчувствие теплом разливалось от живота вниз.
– Этот шведский наркоторговец, – произнесла она, стараясь говорить спокойно, – будет говорить с корреспондентом «Квельспрессен»?
– Утром я говорил с его адвокатом. Завтра ты сможешь посетить его в тюрьме Малаги в одиннадцать часов утра.
Он затормозил у пункта таможенного досмотра в Калаонде и пристроился в очередь за большим грузовиком с марокканскими номерами.
– Как ты думаешь, какой груз он везет? – спросила Анника.
Линде протянул руки, легонько обнял Аннику за шею, перегнулся через коробку передач и поцеловал ее в губы. Аннику как будто ударило током. Все волоски на теле поднялись дыбом. Она ответила ему страстным, опьяняющим поцелуем, обхватила его затылок и прижалась к Никласу всем телом. Она целовала его так, что он едва не задохнулся. Водитель стоявшей сзади машины нетерпеливо засигналил.
– Ты живешь там же, где и в прошлый раз?
Анника утвердительно тряхнула головой. Задняя машина объехала их. Водитель, проезжая мимо, показал им средний палец.
– Ты куда-нибудь спешишь? – тихо спросила она. – Или у тебя есть время побыть со мной?
Никлас Линде включил первую передачу и подъехал к будке таможенного досмотра.
Все оказалось намного легче, чем она себе воображала. Не было никакой неловкости, не было никакого страха. Одежда словно сама собой упала на пол уже в прихожей, он смотрел на нее весело и одновременно очень серьезно, и она ответила ему тем же. Он целовал и ласкал все ее тело. Вкус его поцелуев был не таким, как у Томаса. Тело его было жестче, но одновременно и нежнее.
После того как все произошло, он продолжал тихо лежать рядом с ней.
Четверг. 28 апреля
Лотта уже сидела за столом у окна, когда Анника вошла в обеденный зал. Фотограф Лотта решила позавтракать основательно. Перед ней стояли яичница с беконом, овсяные хлопья в розовом йогурте, стакан апельсинового и стакан томатного сока, бутерброд с сыром и красным перцем и два круассана с шоколадной начинкой.
Анника, взяв чашку кофе и английскую утреннюю газету, села рядом с Лоттой. Углом глаза она видела, как Никлас Линде прошел через вестибюль отеля к выходу. Сегодня во второй половине дня они договорились снова встретиться, чтобы поговорить о роли шведской полиции в борьбе с торговлей наркотиками и отмыванием денег на Солнечном Берегу.
– Ты даже не представляешь, что пропустила вчера вечером, – сказала Лотта, энергично откусывая жесткий хлеб. – Я отведала настоящей добротной испанской еды в баре у гавани.
Кажется, она простила Аннике то, что та не брала телефон во время разговора с полицейскими.
– А ты знаешь, что горы, которые мы отсюда видим, – это фактически Африка?
Анника оценивающе посмотрела на девушку, соображая, не шутит ли та. Но Лотта и не думала шутить.
– Да, конечно, – сказала Анника и развернула газету.
Она до сих пор ощущала тепло рук Никласа на спине.
Они вместе приняли утром душ, чего она никогда не делала с Томасом. Он всегда предпочитал спокойно мыться один.
– Понятно, что это ужасно – вся эта отвратительная местная преступность, – сказала Лотта, принимаясь за йогурт. – Один человек в ресторане сказал, что здесь орудует настоящая мафия.
– Четыреста двадцать различных группировок, – уточнила Анника, перелистывая газету.
Лотта подняла глаза к потолку.
– Откуда ты это знаешь?
– Это сведения из полицейских сводок. Мне рассказали об этом вчера, когда у тебя были проблемы с телефоном.
– Знаешь, – сказала Лотта, – я думаю, что все эти цифры надо воспринимать с некоторыми оговорками. Полиция всегда преувеличивает опасность, чтобы оправдать свой бюджет. Здесь требуется настоящая журналистика, опирающаяся на неоспоримые факты. Правда, редакции пренебрегают такого рода работой.
Анника посмотрела на часы.
– Я сейчас поднимусь в номер и обработаю неоспоримые факты. Давай встретимся здесь через час.
Она подошла к прилавку, взяла хлеб, сыр, ветчину, завернула еду в салфетку и положила в сумку.
После этого поднялась в номер, позвонила Карите Халлинг Гонсалес и рассказала о серии статей. Они договорились, что Карита приедет в Малагу и они встретятся в фойе в девять часов.
Анника позавтракала хлебом, сыром и ветчиной, одновременно просматривая в Сети утренние шведские газеты. Выключив компьютер, она некоторое время сидела за столом и оглядывала номер. Потом встала и медленно подошла к нетронутой постели. Анника до сих пор ощущала влажные простыни постели Никласа.
«Это не любовь, – подумала она. – Это просто мое желание».
Тюрьма находилась в «полигоне», не очень далеко от аэропорта. Здесь преобладали одноэтажные дома, построенные из бетона и облицованные тяжелыми известняковыми плитами, которые, вероятно, когда-то белыми. Теперь же они были зеленовато-серыми и ноздреватыми от морских ветров и влажности. Круглое здание тюрьмы было обнесено кирпичной стеной, увенчанной колючей проволокой под током.
– Да, прямо скажем, не «Хилтон», – произнесла Карита Халлинг Гонсалес с заднего сиденья, глядя на тюрьму.
Анника посмотрела на часы. До оговоренного начала посещения оставалось еще четверть часа.
Они остановились в тени, на улице, огибавшей тюрьму с севера. На табло приборной доски высвечивалась температура наружного воздуха – тридцать два градуса.
– Почему этот парень хочет дать интервью газете? – поинтересовалась Карита.
Лотта посмотрела в окно. Анника обернулась, чтобы видеть Кариту.
– Именно об этом я хочу спросить его самого. Он понял цель.
– Ты не думаешь, что он хочет на что-то обменять свои откровения?
Анника пожала плечами:
– Я немногое могу для него сделать – только написать о нем в газете.
– Что ты о нем знаешь? – спросила Карита.
– Его мать – наполовину испанка, наполовину шведка. Отец испанец. Парень был задержан в Ла-Кампане как предполагаемый наркокурьер. Я хочу написать его краткую биографию, его происхождение, рассказать, как он стал наркокурьером, и немного окунуться в атмосферу мира наркодельцов…
– Очень плохой свет, – проворчала фотограф. – Все очень плоское, никаких контрастов, никакой тени.
Анника посмотрела на Лотту. Та напряженно вглядывалась в пейзаж за ветровым стеклом, словно старалась оценить каждый миллиметр пространства.
– Надо было назначить встречу чуть пораньше, чтобы добиться определенной глубины изображения, – не скрывая досады, произнесла Лотта. – Надо было приехать сюда на рассвете.
Анника тяжело вздохнула. Лотте было совершенно неинтересно все, что касалось редакционного задания, она не задала ни единого вопроса о контрабандистах или о статьях.
