– Ай да князь! Ай да удалец! – со смехом воскликнул посадский боярин Захарий Костромич. – Меня никто ни разу не смог разыграть, а ты это сделал дважды за день!
Глава Пскова обнял и троекратно расцеловал Норманна, следом подошли Илия Борисович с Яковом Григорьевичем. Началось взаимное знакомство, причем Михаил Всеволодович Телятьинский и Конрад фон Вейсенштейн оказались известны большинству псковитян. Собственно, на это и был расчет, Норманн с первого момента хотел показать свои возможности и намерения. Обе делегации степенно расселись на длинных лавках друг напротив друга. Это тоже была традиция, призванная показать равенство обеих сторон. Норманн как гость начал представлять свою сторону:
– Князь Лифляндских земель Михаил Всеволодович Телятьинский! – Переждав суетливый шумок в рядах псковитян, продолжил: – Его воевода барон Конрад фон Вейсенштейн!
После этих слов встрепенулись уже обе стороны. Норманн ни с кем не обсуждал эту кандидатуру, даже с самим бароном, тем не менее был уверен в согласии немца перейти к нему на службу. Приоритет денег и благополучия актуален во все времена, фон Вейсенштейн согласится, а денег на выкуп земель Норманн даст. Де Оньяна представил как воеводу дворянского ополчения, Нил при словах: «Сотник княжеской сотни», – гордо выпятил грудь, а корабельный сотник Речан всего лишь разгладил на груди тяжелую золотую цепь.
– Я рад за Федора Даниловича Вянгинского! – после представления псковской делегации серьезно сказал Захарий Костромич. – Славный у него вырос сын, быстро на ноги встал и великокняжеский стол завоевал!
– Яблоко от яблони недалеко падает! – поддакнул Яков Григорьевич.
– Не все понятно с передачей нам Ругодива, – продолжил посадский боярин. – Город вроде нам отдаешь и себе оставляешь. Как бы споров не вышло.
– Я подробно расписал городское право, – несколько удивленно ответил Норманн. – Мытник мой, посадский боярин ваш, воевода мой, Судная грамота Пскова.
– В том-то и дело, на какие деньги станет посадский боярин жить?
– Причальный сбор идет в его казну, городские склады тоже за ним. Денег ему хватит, еще излишки для Пскова останутся.
– Почему ты не хочешь с горожан и мастеровых подати собирать? – тихим голосом спросил Илия Борисович.
Вот это уже был особый прикол под названием «свободная экономическая зона». Действительно, никто из горожан или мастеровых, включая мануфактуры, ничего не платил в городскую казну. Даже торговля на рынке и ввоз сырья оставались беспошлинными. На первый взгляд подобный шаг выглядел как нонсенс, но только на первый взгляд. Жители обязаны были обеспечивать чистоту улиц, как и соблюдение порядка. Они оставались вольны платить за это коменданту или посадскому боярину, или самостоятельно нанимать людей. Кажущаяся халява должна была привлечь в город множество людей, а значит, породить к жизни новые улицы, мануфактуры и кузницы. Следом потянется разбойный люд, значит, возникнет необходимость оградить город стеной. Это закон жизни, и Вече поневоле примет решение собирать деньги для стены, а стена потребует ночного патрулирования. Последним пунктом обсудили устав городского отделения Ганзы. Псковитяне никак не могли поверить в необременительные условия вступления в торговый союз. Всего-то необходимо было иметь в городе собственную контору и одно торговое судно. И поборы с купцов сделали совсем мизерные, на них возлагалась обязанность оплачивать содержание служащих городской конторы. Через два часа обе договаривающиеся стороны ударили по рукам и подписали договор. Ближе к вечеру закатили пир горой, и Норманн снова порадовал народ игрой на тальянке.
Глава 10
Александр Михайлович Тверской
Несмотря на ранний час швартовки к причалам Зверина монастыря, на берегу собралась огромная толпа зевак. Памятуя о наставлениях родственников, Норманн вырядился согласно с местными правилами как сын посадского боярина. Однако его попытка выйти на палубу была пресечена ворвавшейся толпой слуг.
– Я так и знал, я так и знал, – запричитал неожиданно материализовавшийся ключник. – Великий князь! А он одевается простым боярином! Раздевайте его, да быстро! Скоро архиепископ подойдет, а следом Малое Вече. А он одет как ни попадя! Ой, срамота! Разве можно себя на посмешище выставлять? Все должно быть по чину!
Норманн послушно исполнял роль манекена, в душе готовясь к самому худшему вроде высокой шапки с шубой да еще с поднятым воротником. На дворе июль, и совсем не прохладный, в тяжелых одеждах запаришься до теплового удара. Но нет, его одевали в шитый золотом атласный шелк, разве что на голову полагалась круглая шапчонка с околышком из горностая. Убранство завершил золотой пояс с парадными мечами, после чего Андрея оставили в покое. Слуги, обмениваясь непонятными жестами, рассредоточились по палубе, а ключник встал в дверях. В ожидании тоскливо потянулись минуты, на берегу что-то происходило, до каюты доносились восторженные возгласы толпы, но ключник застыл, словно кот перед прыжком.
– Пошли, пошли, пошли. – Норманна неожиданно подхватили под локти. – Шагаем тихо, степенно, смотрим прямо, голову никуда не поворачиваем.
Сдерживая желание всех растолкать и вернуться обратно, Норманн зациклился на спасительной мысли: «Скоро осень, до открытия портала осталось совсем немного». Вышагивая послушной марионеткой, он ступил на палубу и непроизвольно остановился. Напротив корабля выстроился почетный караул из городской стражи. Все при оружии, наглаженные, начищенные. Справа от трапа ровной линией красовались французы, слева, заломив ермолки набекрень, стояли шеренги княжеской сотни. Парадная встреча окончательно испортила настроение. Норманн не забывал о своей чужеродности для этих людей – он никогда не сможет жить как они, у него совсем другие приоритеты, он думает и поступает совсем по-иному. Рассмотрев две небольшие группы «лучших людей», первым делом направился к архиепископу за благословением. Уже спускаясь по трапу, углядел за спиной Михаила Телятьинского и Конрада фон Вейсенштейна.
– Вернул-таки лифляндские земли, – благословляя, чуть слышно прошептал архиепископ Василий. – Зачтутся тебе подвиги сии.
Норманн промолчал, не нужна ему была слава завоевателя или освободителя. Если верить истории, для данного времени это оказывалось нереальным. Ганза с Новгородом повязаны одной веревочкой, земли Лифляндии не стоят большой войны и разлада устоявшихся торговых путей. Готланд еще можно потрепать, расширяя добычу золота, серебра и меди, правители торговой империи упустили рынки сбыта и начали скатываться на второй план. Поцеловав крест, Норманн развернулся к посадникам Малого Веча и от неожиданности вздрогнул: десять бояр синхронно согнулись в низком поклоне. Ну дела! Ответив вежливым поклоном и желая покончить с тягостной церемонией, он обнял и расцеловал отца, затем всех остальных посадников. Заметив чуть позади воеводу Ивана Калиты, дружески обнял его и шепотом сказал:
– Если б ты знал, как мне надоела вся эта тягомотина! Скорее бы домой!
– Потерпи чуток, – улыбнулся Ахмыл. – Дай людям порадоваться нежданному празднику.
– Какому празднику, да еще нежданному? – искренне удивился Норманн.
– Неужто сам не понял содеянного? Распря закончилась, взяв Ругодив и лифляндские земли, ты прочно объединил Псков с Новгородом.
Слова Ахмыла или, правильнее сказать, князя Ивана Трубецкого, окончательно расстроили Норманна. Он не мессия, не миротворец и не завоеватель, а случайный в этом мире человек!
– Садись, Андрей Федорович! – Откуда-то сбоку подвели тонконогого красавца-скакуна из прошлогодних персидских подарков.
Уже сев в седло, Норманн вспомнил конюха, которого по случаю «увел» у белозерского князя. Имя забылось, зато в памяти осталось Трубчевское княжество, удел Ахмыла. Что же, хорошая возможность разузнать о жизни этого странного человека из первых рук.
Княжеская сотня с лихим посвистом вырвалась вперед, за ними не спеша двинулись Норманн с Михаилом Телятьинским и фон Вейсенштейном. Малое Вече пристроилось сзади в сопровождении отряда шевалье и городской стражи. Кавалькада получилась красочной, а если добавить примкнувших купцов, то и внушительной. Мостовая буквально гудела от топота копыт, а французы с удивлением смотрели на высокие стены с мощными башнями. Четырнадцатый век, в Европе имелось два крупных центра с примерно одинаковым населением в четыреста тысяч человек. Это Париж, который контролировал поток товаров по Сене, и Новгород. В то же время между двумя городами существовала принципиальная разница. Столица Франции жила за счет сбора денег за транзит грузов из Генуи, а новгородцы сами торговали китайскими, индийскими и персидскими товарами. Когда приблизились к Наревским воротам, с башен ударил пушечный салют.
