Папа Сережа тоже никогда в доме не бывал. У него находилась масса дел во дворе, огороде, но любимым местом был гараж. Там он мог сутками зимой и летом что-то точить, чинить, выпиливать. Он собственноручно без помощи посторонних смастерил трактор, пахал на нем огород, увозил со двора мусор.
Возможно, его привычка не находиться в доме тоже была одной из причин, что маме хотелось на люди, чтоб не оставаться все время одной.
Папа Сережа был человек хозяйственный, по-своему заботливый, но слишком вникал во все дела других: что делаешь, что у тебя кипит в кастрюле, куда и зачем пошла, не так закрыла дверь, не так подметаешь пол и прочее. Он делал это не со зла, а для порядка, но его дотошность порою раздражала, хоть человек он был добрый. С виду же казался угрюмым, сердитым, любителем поучать, поворчать.
С отпуска он поехал провожать нас снова до Летяжевки. При посадке на поезд ночью я выронила кошелек с деньгами. Денег, к счастью, там было мало, но поезд стоял две минуты, и я уехала без кошелька.
По пути домой в Самаре заглянула к нашим, но дома не застала. Потом к поезду прибежал Игорь и сказал, что осенью у них должен родиться ребенок, и мать Вали обещала приехать и им помочь.
Саша родился 30 октября 1979 года. Мать Вали не могла находиться у них долго и вскоре уехала из-за болезни отца.
Нелегким был для ребят пятый курс. Порою приходилось пропускать занятия Вале. У нее пропало молоко, мальчик стал искусственником. Но самое трудное — это то, что его не с кем было оставлять. Оставляли иногда со студентами, которые по какой-либо причине не ходили в институт.
Будучи занятой, Вале приходилось трудновато и оттого, что младенца простудили тогда, когда он находился еще в роддоме. Саша стал тяжело болеть. С ним ложилась в больницу и Валя, и ее сестра, жившая у них некоторое время, но мальчик первые месяцы своей жизни был очень слабым.
Когда Саше исполнилось пять-шесть месяцев, навестить их поехала Люда. Долго задерживаться не позволяла работа. Приближалось лето, с ребенком трудно без холодильника, и Люда купила им холодильник, деньги на который, работая вдвоем, мы без труда смогли скопить.
Возвратившись домой, она рассказывала, какой Саша слабенький:
— По-моему, у него даже нет сил плакать, он вообще никогда не плачет. Головку держит еле-еле. Ношу его на руках, а он положит головку мне на плечо и, не переставая, тихо стонет.
Ребята в это время сдавали последний экзамен. Впереди — дипломная сессия.
На лето они приехали в Турки. Милый старый дом! Кто только не жил под его крышей? Скольким поколениям он был приютом! Для Саши нашли старенькую кроватку. Валя постоянно старалась быть с ним на воздухе. Мальчик по-прежнему никогда не плакал. И даже тогда, когда его брали на руки незнакомые люди, которых он видел в первый раз. Свое недовольство он деликатно выражал тем, что хмурил бровки.
Получив отпуск, я тоже приехала в Турки, увидев Сашу впервые в восьмимесячном возрасте. Уже тогда он был красавец и очень забавный.
Мои молодые пошли на Хопер. Саша, проснувшись в своей кроватке, позволил взять его на руки, не заплакал, не развеселился и ничему не удивился. Бедняга давно смирился с участью, что его оставляли с разными людьми. Но вот он увидел возвратившихся родителей. От радости он хохотал в голос, как взрослый, до слез. Вот так это крохотное существо умело любить своих родителей. Мама Катя Сашеньку полюбила необыкновенно, можно сказать «заболела» этим ребенком. Когда они уехали, ей пришлось давать успокоительное. Найдя однажды в сенях под столом при уборке корочку хлеба, которую когда-то сосал Саша, она вновь залилась слезами, размочила эту корочку в воде, ела по крупицам со слезами пополам, будто тем самым соединяя свою любовь с Сашей.
А у ребят начался новый учебный год, они должны были приступать к своим дипломам. Естественно, на руках с ребенком сделать это было не под силу. Мы приняли решение взять Сашу к себе, другого выбора не было. Как и с кем оставлять, пока не знали сами.
В поисках няни исходили весь Орск и почти отчаялись. Однажды, возвращаясь с очередных поисков, увидели около соседнего дома группу пенсионеров, сидящих на скамеечке.
Так в нашем доме появилась изумительная няня — баба Варя, деликатная, честная, чистоплотная, но самое главное — любившая Сашу — это было видно.
Привезли его из Самары в десятимесячном возрасте. Он был как картиночка. И все такой же не плакса. И невольно я сравнила его со своими крикунами.
Вспомнился случай, когда мы жили еще в Пензе. На экранах шел популярный фильм «Тарзан». Так как Люду оставлять не с кем, решили посмотреть фильм по очереди. Фильм, к сожалению, был двухсерийный. Когда я возвратилась домой, лицо Люды опухло от слез. И Рэмир сказал:
— Никогда больше не останусь с ней. Как ты вышла, и вот до сих пор она не унималась от крика. И забавить ее невозможно.
Не спокойнее был и Игорь.
Сашенька был совсем не такой. И вообще таких детей я не встречала. Росли же у нас Слава, Сержик. Случалось всякое.
Саша не плакал вообще. Никогда.
О том, что родители его оставили, он понял сразу. Проснувшись утром, протянул вдруг ко мне ручки и, показывая пальчиком, повел через всю квартиру из детской сразу к входной двери.
Баба Варя была таким чудо-ребенком очень довольна. Но несмотря на то, что из-за работы Саша нас с Людой видел меньше, чем бабу Варю, любовь своего детского сердечка больше отдавал нам с Людой. Он отмахивался ручонками от бабы Вари, заливисто хохотал, глядя на Люду и истошно визжал от радости. Хоть уши затыкай. Неожиданно Люда заболела. Долго надеялись, что бронхит пройдет сам по себе, но кончилось тем, что ее положили в больницу. Вечерами мне нужно было с работы заходить в магазины за продуктами, навещать в больнице Люду, порою задерживаться на собраниях и переносить на ногах прицепившееся острое респираторное заболевание.
Баба Варя выразила недовольство, она спешила домой и вечерами задерживаться у нас отказывалась.
Я написала два письма — в Сызрань родным Вали и маме Кате с просьбой приехать ненадолго и помочь. Валины родители прислали письмо с отказом и довольно обидное. Решила, что мама Катя, так любившая к нам прежде приезжать в гости зимой, приедет и в этот раз.
Но приехал папа Сережа. Маме было уже семьдесят пять лет, папа Сережа ее не отпустил.
— Ну, какая она нянька? — сказал он мне, — она совсем старуха. Папа Сережа видел, что меня и саму острое респираторное заболевание валит с ног, а баба Варя дольше шести не задерживается.
Он предложил поискать еще одну няньку, которая бы сменяла бабу Варю вечером и оставалась до утра, до ее прихода к нам. Я же должна прежде всего вылечиться и делать все свои дела и навешать Люду. Вот таков был план папы Сережи.
Но на мне висели еще и дипломы, а сроки поджимали, я продолжала подрабатывать на студентах техникума.
— А сколько же платить ночной няне? — посоветовалась я с папой Сережей.
— Придется так же, как и за дневное время, — ответил он.
— За такую плату и я согласна, — сказала баба Варя.
И я согласилась. Ну, где я срочно буду искать няньку? Да и будет ли она так ухаживать за Сашенькой? Проблема — деньги. Но папа Сережа обещал прислать рублей пятьдесят. Надежда, конечно, на дипломную подработку вечерами, когда дом спит.
Люда пролежала в больнице двадцать один день. За это время наш Саша начал ходить. Вернее, он не пошел, а побежал вдруг бегом от бабы Вари ко мне, а от меня к ней. Да так до самого отъезда из Орска и не ходил шагом — только бегом.
Пока Люда лежала в больнице, Саша от нее совершенно отвык, и первое время ему не нравилось, если она хотела взять его у меня из рук. Стоит ей к нам чуть приблизиться, он тут же на нее махал рукой, отталкивал и сердито произносил: «ф ф ф»…
Светом в окошке у него стала я, ждал с работы с нетерпением, мчался от бабы Вари с криком: «Баба! Баба!». Невозможно было ни раздеться, ни разложить вещи — вцеплялся ручонками как клещ — и не оторвать. Я старалась вставлять ключ в замочную скважину наитишайшим образом, авось не услышит. Все напрасно. Бежал к двери и кричал во все горло:
— Баба! Баба! Уа!
Это значит, ура!
Мы все привыкли к бабе Варе, а она к нам, как к членам своей семьи. Родных у нее не было, сын сидел в тюрьме. Так она и осталась жить у нас, заходя иногда в свой дом за чистым бельем. Между всеми нами никогда не было никаких трений, она восторгалась дружбой. Но от двойной платы она все равно не отказывалась, хотя видела, что нам не так уж легко, знала, что мы помогаем в Куйбышев и понемногу откладывали деньги хоть на скромные подарки ребятам в честь защиты дипломов и окончания института.
Выручало черчение. Как же здорово ночью работается! Полная тишина, вроде и голова еще светлая, спать не хочется — все получается здорово.
