— Образно говоря, хотел подчистить дневник?
— Да.
— Так. Хорош, нечего сказать! Ну, теперь послушаем твою маму. Что вы можете сказать, гражданка Борисова?
Мать (личико востренькое, носик птичий, лоб большой, но не умный):
— Я его воспитывала. Я его наказывала и ругала. Я ему говорила: “Петя, учись, Петя, иди в кружки, Петя, не хулигань”. Карманы проверяла, но ничего такого не находила. Муж мой ему отчим и, когда трезвый, — тоже воспитывает, а когда пьяный, то стыдно сказать, какими цитатами выражается.
— Так. Теперь послушаем отца. Пожалуйста, товарищ отец!
Отчим:
— Помимо этого у меня еще дети есть, дочь тридцати лет и сын двадцати четырех. Это мои личные дети. Но я не разделяю — чужой или родной. Старших я не мог толком воспитывать из-за войны. А этот был при мне. Но как его воспитывать, если мать его прикрывает?
Купила ему часы, фотоаппарат, лыжи, коньки, а за какие такие заслуги? Ведь учится плохо. Ну, думаю, не пощажу своим здоровьем и буду летом с ним заниматься. Какое! Мать отправила его на дачу. Там совершается факт выстрела. Зная мой крутой нрав, жена от меня этот факт скрыла. В отношении последнего поступка с соляной кислотой, то это, конечно, безобразие. В отношении учебы видим его явное нежелание. Это направление у него явно выработалось. Ну, думаю, в зимние каникулы я с тобой позаймусь. Какое! Шесть раз на елке, два раза в театре, на катке — несчетно! Это уж мать позаботилась. Это тоже до некоторой степени фактор, но я его любил до прошлого года, пускай он подтвердит. Ну, верно, факт, что я бываю пьян. Не часто, но бываю. Будучи пьяным, у меня появляется придирчивость, не скрою. Я тогда придираюсь и требую. Но я ведь пришел в семью, когда ему было два года. И я не отказываюсь, что я ему самый родной отец.
Лидия Ивановна:
— Расскажи, Борис, как ты оцениваешь свое поведение. Исходя из этого будем принимать решение. Думай скорей, не задерживай! Смотри мне в глаза! Это тебе не шалости — то, что ты сделал! Гляди в глаза, говорят! Не притупляй свой взгляд! Герой! Оружие носил, соляной кислотой плескался! А комиссии не отвечаешь! Смотрите, молчит. Дошло до холодного оружия, а мужества, чтоб сказать — “да, я был гадким, плохим”, у тебя нет. Ну, говори же!
Петя (тихо):
— Я исправлюсь.
— С кем дружить будешь? Смотри, дружи с тем, кого тебе посоветуют учителя. К концу четверти, Борис…
— Я Петя.
— Это не имеет значения. Пусть Петя — так вот, к концу четверти ты исправишь свои отметки?
— Да.
— Станешь искренним?
— Да.
— Мужественным?
— Да…
— Так вот, Борис…
— Он Петя!
— Так вот, Петя, ты взял из шкафа соляную кислоту. Говоря образно, ты украл ее. Между тем мы идем к коммунизму. В библиотеках у нас открытый доступ к полкам. У нас принят моральный кодекс, подумай об этом, Боря!
— Я — Петя!
— Пусть Петя. Одумайся! Посмотри мне в глаза! В трамваях и троллейбусах у нас нет кондукторов, а ты, Борис, что делаешь? Если ты себя не исправишь, то будет плохо! Мы будем осуществлять контроль над твоим воспитанием, и твоим родителям мы подскажем, как тебя воспитывать. Запомни это, Борис! Мы выносим тебе предостережение, а также испытательный срок.
Ну а вы, родители, выглядите не в том плане, в каком нужно. Ваша семья готовит моральных калек. Он — уже моральный калека. Предлагаю оштрафовать родителей на 10 рублей и сообщить на работу. Кто против?
Принято единогласно!
Введите следующего!
На вокзале в Мичуринске
Бабка:
— Плохой поп: пьет, ворует, девушек обманывает. Пускай газета про него напишет, какой он есть плохой.
— Церковь от государства отделена, газета не может вмешиваться в церковные дела.
— А может, государство нарочно такого попа поставило, чтобы подорвать в народе веру? Люди так и говорят: этот поп — от государства.
Чей-то голос из толпы:
— Э, бабка, не нам с тобой попов судить. На это черти есть.
В детском доме
За мной ходит мальчик лет одиннадцати. Вдруг спрашивает:
— Правду говорят — вы письменница?
— Да вот говорят.
— А вы умеете как Жюль Верн?
— Нет, как Жюль Верн я не умею.
— А почему?
— Не умею так хорошо придумывать, как он.
Помолчав:
— А стихи умеете?
— Нет, не умею.
— Что, нескладно получается?
— Да, знаешь, не очень складно.
Молчит.
— А вы постарайтесь, постарайтесь, чтоб — как Жюль Верн!
PRO DOMO SUA. К. И. Чуковский и М. В. Юдина
Переписка писателя Корнея Чуковского (1882 — 1969) и музыканта Марии Юдиной (1899 — 1970) невелика, непродолжительна, сохранилась (или доступна нам) не полностью, однако было бы странно и обидно, если бы их знакомство не оставило никаких документальных следов.
Мы знаем об этом знакомстве очень мало, хотя, возможно, оно имело долгую историю. Афиши о литературных лекциях Чуковского и концертах Юдиной висели рядом еще в Петрограде — Ленинграде 20-х годов и привлекали внимание, в общем-то, единой публики. Совпадали, если не вполне, то в значительной мере, круги их общения. И в том и в другом были композитор А. К. Глазунов и А. М. Горький, А. Н. Толстой и Е. В. Тарле, обэриуты и С. Я. Маршак, М. С. Шагинян и партийный функционер П. Ф. Юдин (однофамилец и в 1934-м сосед М. В. Юдиной по коммунальной квартире, а в 1944-м автор разгромной статьи «Пошлая и вредная стряпня К. Чуковского»), К. Г. Паустовский и С. М. Михоэлс, Д. И. Заславский и Н. П. Анциферов, А. И. Солженицын и Ф. А. Вигдорова… В 1947-м Лидия Корнеевна Чуковская была в доме у Юдиной при чтении Пастернаком первых частей «Доктора Живаго». Юдина приезжала в Переделкино, дружила со многими его обитателями: Пастернаком, Кавериным, Заболоцким и их семьями. Привозила детей знакомых на знаменитые «костры» Чуковского. 6 ноября 1965 года играла на панихиде по Николаю Корнеевичу Чуковскому: «над гробом сына в честь дивного старика отца» 1 . А 30 октября 1969-го, после смерти Корнея Ивановича, организовала его отпевание в храме.
В общественном сознании К. И. Чуковский и М. В. Юдина, несмотря на разницу в возрасте и областях творчества, стояли (и стоят) в одном ряду — как выдающиеся мастера отечественной культуры, подлинные русские интеллигенты, сумевшие во всех трагических обстоятельствах сохранить достоинство и живую душу.
При этом надо заметить, что Корней Чуковский, разбиравшийся как никто в музыке стиха, не любил музыку как таковую и, скорее всего, никогда не слышал игру Юдиной. А Мария Вениаминовна, при благоговейном отношении к Чуковскому, — не читала никаких его книг, кроме детских сказок. Но они прекрасно сознавали масштаб личности друг друга, чувствовали родство своих творческих и нравственных принципов.
И многие страницы воспоминаний о них поразительно похожи.
Лидия Чуковская пишет об отце: «Он по природе, по натуре, обладал отзывчивостью, а кроме того, требовал ее от себя и других. Черствость почитал уродством. Недаром в переделкинские годы он организовал подпольное общество: ОДД — „Общество Добрых Дел”. Председатель — К. И. Чуковский, секретарь — Ф. А. Вигдорова… С уважением относился он к словам и понятиям: благодарность, благотворительность, благостыня и требовал амнистии для них» 2 .
Валентин Скобло, звукорежиссер Всесоюзной студии грамзаписи «Мелодия», о Марии Юдиной: «Ее доброе отношение к людям не было пассивным, ждущим, когда к ней обратятся за помощью. Это была воинствующая и ищущая доброта. Достаточно было слабого сигнала, и чуткая душа Марии Вениаминовны мгновенно принимала этот сигнал и откликалась на него. В любое время суток, в любую погоду и в любом состоянии она мчалась на помощь, не считаясь ни с какими затратами. Будь то затраты материальные, затраты физических сил или времени» 3 .
Фразы в их письмах — «Глубокоуважаемый и драгоценный», «Дорогая, глубокочтимая», «Все не могу свыкнуться с мыслью, что пишу М. В. Ю.», «Спасибо за то, что Вы есть» — не просто старомодная вежливость. За ними — искреннее уважение, интерес, доверие. И по стилю письма напоминают стенограмму живой, непринужденной беседы единомышленников и сотрудников 4 .
