куда спрятать цветок.
— Ты не лучше Гермеса.
— Что это означает? — спрашивает он.
— Спроси у него, как он заглядывал в мой ящик нижнего белья.
Лицо Аида из смущенного тут же становится возмущенным.
— Что? — сухо говорит он.
Я медленно киваю, протягиваю руку за гранатом, и Аид отдает его мне. Я сую его под руку, отворачиваюсь от него и рассыпаю семена, пока иду. Через пару секунд я слышу, как он движется.
В прошлый раз я рыла ямки, но в этот раз я двигаю грязь голыми ногами, вонзаю пальцы ног в землю и поднимаю пыль. Я проверяю Аида, он повторяет за мной своими чистыми туфлями. Я улыбаюсь. Он ловит мой взгляд и тоже улыбается, робко, смущенно.
Мы встречаемся посередине, и я вытаскиваю гранат. Я не знаю, съедобен ли он еще. Я вонзаю большие пальцы в него, рву пополам, потом еще, стараясь не просыпать зерна. Хоть кожица высохла, внутри все в порядке. Я робко нюхаю и передаю два кусочка ему.
— По одному в каждый угол, — говорю я, мы идем к краям сада. Мои ладони в соке, и я высовываю язык, пробую его, пока иду, потом облизываю пальцы, понимая, что сок вкусный. Аид смотрит на меня, делает так же, и мы встречаемся с красными ртами и липкими пальцами по краям от ряда нарциссов. — Закрой глаза, — говорю я, и он тут же делает это.
Я смотрю на него, пока он не видит меня, отмечаю, что он чуть хмурится. Я хочу разгладить морщинку большим пальцем. Словно ощущая мой взгляд, он хмурится сильнее, и я начинаю улыбаться.
А потом тоже закрываю глаза и думаю о семенах.
Я спокойна, тянусь к каждому зернышку, как и до этого, прошу их вырасти. Разбить скорлупу, выпустить жизнь, подняться, пустить корни, закрепиться в земле. Я прошу стебли тянуться к бесконечному бледному небу. И я снова ощущаю звон в себе, идеальный звон.
Мы открываем глаза одновременно, смотрим на наш сад. Настоящий нереальный сад.
Красные нарциссы были среди других растений. Десятков. У стены высокие лозы с листьями-сердцами росли из того, что я считала широкими бобами, но это оказались не они. Новые растения с длинными белыми пушистыми цветами из дюжин крохотных цветочков, похожие на глицинию из сладкой ваты или паутины. Лиловые пионы с бахромой на лепестках на толстых стеблях между растениями, похожими на маленькую синюю капусту с листьями-сотами. Ряды пышных трав с серебряными листьями, от которых воздух становится ужасно сладким, когда я задеваю их, цветы с девятью лепестками, которые будто обмакнули в жидкую медь. Орхидеи с узором из черепов, ряд идеально круглых цветов, похожих на модель вселенной, синие цветы с точками и длинными оранжевыми тычинками, пыльца с которых сыпалась на землю.
Кроме пары узких троп среди зарослей и по краю, все пространство заполнено растениями. Все цвета драгоценных камней или цветного металла: аметист, сапфир, рубин, жемчуг. Их не существовало до этого дня.
Но деревья поражают больше всего. Квартет с витым толстым стволом, выше стен, густая восковая листва темно-зеленого, почти черного цвета. Сад уже не тайна. Стволы поражают. Мы не смогли бы вдвоем такой обнять и соприкоснуться пальцами. Это уже чудо.
Но между их листьями поблескивают золотые плоды.
Плод растет в мире мертвых.
Я сделала это.
Радость бурлит во мне, искрится в венах, и я смеюсь, кружась, чтобы увидеть все, потом еще, потому что приятно кружиться. Все выросло из гибрида смертных зернышек, бессметной земли. И меня. Моего желания. Моей силы.
Я сделала это. Мое. Мой сад. Моя земля.
Я чувствую все. Я чувствую растения. Я не могу это объяснить, но, пока озираюсь, я знаю, каким нужно помочь, могу найти те, что еще не до конца проснулись, даже если их скрыли листья других. Я знаю, где они, и что им от меня нужно.
Я смотрю на Аида, его глаза огромные от потрясения, и я гадаю, что он делал бы, если бы я сделала это во всем Подземном мире. Он злился бы и вырывал их или лежал бы среди растений?
Притянул бы меня к себе?
— Кори, — выдыхает он и качает головой, лишенный дара речи. Он поворачивается, глядя на сад.
Я прохожу к ближайшему дереву, тянусь к плоду.
Он легко падает в мои ладони, кожица золотая, между цветом лимона и сочного персика. Как с оригиналом, я пронзила кожицу и разделила плод, улыбнулась зернышкам внутри. Они выглядят как кусочки янтаря или топаза. Я достаю несколько, подношу ко рту.
— Не надо, — говорит Аид.
Я замираю.
— Почему нет?
— Потому что глупо есть то, что выросло в земле мертвых.
— Но я это вырастила, — говорю я. — Это мое.
— Кори, — предупреждает Аид. — Ты не знаешь, что случится.
Я смотрю на него и съедаю зернышко. Вкус не как у граната. Вкус как соль и мед. Я съедаю еще пять.
Ничего не происходит.
Аид почти печален. Он протягивает руку, но вскидывает голову и смотрит на небо. Он хватает меня за ладонь.
— Фурии близко. Идем.
— Нет. Я хочу увидеть их. Я хочу закрыть тему, — говорю я. — Иди.
— Я не оставлю тебя.
Все во мне сжимается.
— Тогда спрячься. Если они тебя увидят, все пройдет плохо.
Он кивает.
— Будь близко, — добавляю я.
Он улыбается, не разжимая губ, и исчезает. Его ладонь на миг остается в моей, потом он отпускает.
Я смотрю вверх, вижу Фурий — черные точки на бледном небе приближаются.
Когда они приближаются, я понимаю, что с силуэтом Алекто что-то не так — она объемная, с лишними руками и ногами.
— Кори, — выдыхает Аид.
Но я вижу.
Бри.
25
ПАРАЗИТ
Фурии опускаются. Алекто бросает Бри, потом толкает ее грубо, и она передо мной. Долгий миг Бри держит голову опущенной. А потом смотрит на меня.
Она как старая фотография или выцветшие на солнце шторы. Ее каштановые волосы тусклые, кудри обвисли. Но ее подбородок поднят мятежно, ее брови изогнуты в презрении, и она смотрит мне в глаза, не мигая. Глядя на нее, любой подумал бы, что ей плевать на происходящее. Но я знаю ее. Она в ужасе.
И должна быть.
Мы впервые смотрим так друг на друга с того дня перед тем, как Али порвал со мной. Я пошла в
