если я откажусь. Я сглатываю ком в горле и присоединяюсь к ним.
Я смотрю на трех Фурий и гадаю, когда они перестали пугать меня, и была ли это серьезная ошибка. Я исправила их, очеловечила, дала себе поверить, что мы были просто девушками. Мегера с яростным сердцем и непоколебимым взглядом; Тисифона с чешуей-броней, всегда слушающая. И Алекто, которой я почти открыла душу, которую считала возможной половинкой себя. Я забыла, что на Тройке Кубков были три девушки, а печальная девушка на Тройке Мечей была все еще одна. И Правосудие была одна.
— Мы знаем, что что-то не так, — говорит Алекто, расчесывая мои волосы. — Ты должна сказать нам.
— Не скрывай от нас, — добавляет Тисифона.
Я сглатываю смех, и пальцы Алекто замирают.
— Просто… Гермес говорил о мире смертных, и от этого я стала скучать по дому. По старому дому, — добавляю я.
Мегера издает звук сквозь зубы.
— Я знала, что он расстроил тебя словами. Глупый бог.
Они втроем обзывают его и его родителей, его силу и поведение. Я молчу и киплю, пока они это делают, радуясь, что поняли, что со мной не так.
Смотри, Бри, я научилась врать.
23
МЕРТВАЯ ГОЛОВА
Мое уважение к Гермесу растет на следующий день, когда он возвращается, и Фурии тут же окружают его, бушуя из-за того, что он расстроил меня. Он даже не пытается спорить, все принимает, опустив виновато голову, пока он извиняется, обещая больше так не делать.
В один миг я думаю, что этого мало.
— Может, тебе стоит пойти с нами, — говорит мне Мегера. — Мы сможем присмотреть за тобой в Пританее.
Нет. Мне нужно вернуться в сад. Мне нужно увидеть, что еще я могу сделать.
— Моя голова все еще болит, это не было ложью. И я не хочу устраивать проблемы у вас с Аидом, — говорю я.
— С ним, — говорит Мегера, щурясь.
— Я могу остаться вместо Гонца, — предлагает Алекто, но Мегера мрачно смотрит на нее.
— Думаю, нет.
Алекто опускает голову, сжимает крылья, делая себя маленькой, пока Мегера смотрит на нее. Алекто тихо скулит под жутким взглядом сестры, и мне невольно жаль ее.
Мегера смотрит на Гермеса, потом на меня, ее змеи следуют за движением ее глаз, туда-сюда между нами. Я поднимаю ладонь ко лбу, пытаюсь выглядеть хрупко.
— Ты останешься сегодня тут, отдыхай, — говорит она мне и шипит Гермесу. — Ты не будешь больше ее расстраивать.
— Конечно, нет, — бодро говорит Гермес. — Кори может поспать. Я найду себе дело.
Мегера разглядывает нас.
— Кори пойдет с нами в следующий раз, — говорит она божеству. Потом мне. — Тебе нужно еще многому научиться. И мы тебя научим.
Все сжимается внутри, я могу лишь кивнуть.
Мегера долго смотрит на меня, потом взлетает, Тисифона — за ней.
Я тянусь к Алекто, идущей мимо меня, сжимаю ее ладонь. Я подмигиваю, как делала она, когда Аид пришел сюда впервые. Она печально улыбается мне и улетает.
— Что все это было? — Гермес поворачивается ко мне.
— Пришлось притвориться, что ты расстроил меня, и потому у меня было странное настроение вчера.
— Нет, это я понял. Я про напряжение между ними.
— Алекто дала идею посадить семена, оттуда росток, который ты видел. Мегера поймала нас на этом, не была рада, вырыла их все. Почти все, — исправляюсь я. — Вряд ли она простила ее.
Гермес смеется.
— И потому ты не хотела, чтобы они знали о ростке, ясно. Ты разворошила гнездо пчел.
— Я не хотела.
— И все же… впечатляет. Разделить сестер, очаровать Аида…
— Я не… — начинаю я и замолкаю. Я разворачиваюсь, разглядываю нишу.
— Он еще не здесь, — Гермес радуется, и я не знаю, верю ли ему, поворачиваюсь и разглядываю все части Эребуса, что могу. Когда я убеждаюсь, что мы еще одни, я смотрю на Гермеса, который смотрит на меня, выжидая. — Ты спросила себя, милая Кори, почему же Неменяющийся Царь Неменяющегося мира вдруг заинтересован в садоводстве? Почему он не выгоняет тебя из своего царства?
— Это его мир, он может делать, что хочет, — говорю я, странно защищаясь.
Гермес облизывает губы, смотрит за меня, открывает рот и медлит. Когда он говорит, он звучит медленно, не похоже на бодрого себя.
— Было бы так просто. Я говорил тебе, что хожу туда-сюда, помнишь? — я киваю. — И что я — один из немногих, кто может, — он делает паузу, ждет, что я заговорю, но я не знаю, что он хочет услышать.
Он мягко улыбается мне.
— Мне сложно ходить между, Кори. Я не могу представить, как тяжело жить в двух мирах и не принадлежать полностью ни к одному.
— Хватит.
Голос Аида звенит в Эребусе, и мы с Гермесом поворачиваемся к нему.
Он в ярости, тени хлещут по бокам, челюсти сжаты от гнева. Он шагает ко мне, взгляд впивается в Гермеса.
— Мы обсудим это позже, — говорит он другому богу. — Позови, когда они вернутся, — он берет меня за руку, и я не успеваю попрощаться, сказать хоть что-то, мы уходим.
Я шатаюсь, когда мы прибываем в сад, и он придерживает меня, тут же отходит, когда я нахожу равновесие. Он шагает в дальний конец сада, поворачивается и идет обратно, замирает в паре шагов от меня, сцепив ладони за собой.
Я потрясена, когда он говорит:
— Я должен извиниться.
— Лишь раз? — это вылетает раньше, чем я могу сдержаться, и я закрываю рот.
Его глаза блестят.
— Сделай мне список. Это за то, что я не проверял тебя. За то, то ушел и оставил тебя с Фуриями, не спросил, как ты справлялась. Я полагался на информацию из вторых рук, это было неправильно.
— Кстати, они хорошо обо мне заботились. До наказаний, — мое сердце болит. — Я должна поблагодарить за еду, кстати. Все вкусно. Спасибо.
Он слабо кланяется. Потом:
— Знаю, тебе не нравится, когда ты думаешь, что я читаю твои мысли, но, прошу, не слушай Гермеса.
Я замираю, потому что хотела спросить, что Гермес имел в виду.
— Он хочет как лучше, но не слушай, — добавляет он.
— Хорошо, — говорю я. Меня забавляет его удивление, обе брови приподняты. — Я могу спорить, если хочешь, — добавляю я.
— Я знаю, что можешь, — он ловит мой взгляд, и я сглатываю.
Я отвожу взгляд.
— Так какой план на сегодня? — говорю я, разглядывая ряды нарциссов. Больше никто еще не расцвел. — У тебя есть еще семена, или мне нужно попробовать заставить других
