— Бабуль, дай полотенце, я душ приму, — выглянул он на кухню.
Заперев за собой дверь и включив воду, вытащил из узкого кармана джинсов новую порцию порошка. Приход застал его под струями льющейся воды. Это было невыносимо приятно, когда горячий поток, казалось, омывал каждую клеточку его тела, заставлял вздрагивать мембранами и трепетать несуществующими жабрами.
Завтракали втроем, в комнате Евдокии Дементьевны. Солнечные зайчики играли на выцветших обоях и на черно-белых фотографиях в рамках, на которых молодые и красивые бабушка и ее друзья смеялись и смотрели в объектив на фоне послевоенных пейзажей Ленинграда. Пылинки плавали в воздухе, оседали на конвертах с пластинками, початой коричневой бутылке «Vana Tallinn» и портретах трех давно умерших брутальных несимпатичных мужчин — мужа Евдокии Дементьевны, Сталина и Чкалова. Портрет Вождя всегда занимал центральное место, какие бы истории про него не рассказывали в масс-медиа. Ели блины, заворачивая в них кусочки поджаренной ветчины, запивали это все итальянским кофе со сливками. Марк ел мало, много шутил и трепался. Сам себе он казался резвым дружелюбным дельфином, выскакивавшим из теплого океана, чтобы поиграть с людьми. Бабушка же была умницей, а Ольга — та просто секси. Оставив Евдокию Дементьевну, напевавшую себе под нос сукачевскую «Моя бабушка курит трубку…», на кухне с посудой, Марк увел Ольгу в ее комнату и занялся с ней любовью, пытаясь избавиться от наркоэрекции. Острые ощущения от проникновений между ее раскинутых ног, дерзкие прикосновения, частые смены позиций как в порнофильмах, эйфория от все-таки наступившего оргазма.
— А как у тебя с той блондинкой? — спросила вдруг Ольга посреди процесса (о чем они только ни думают в эти моменты?). — Евдокия Дементьевна рассказывала, что видела тебя с какой-то девицей…
— Нормально, — ответил он и продолжил двигаться в ней.
— Прямо искры из глаз… — прошептала Ольга, кончив.
Некоторое время полежав у него на плече, Ольга предложила:
— Давай сходим в кино. Или погуляем. Погода такая хорошая. В Пушкин можно съездить.
Марк неопределенно промолчал, посмотрел на нее и зачем-то показал детский фокус — «отрывание» большого пальца. Ольга поморщилась.
— Не надо, — сказала она. — У меня и так на работе вчера было за день двое с отрезанными пальцами.
Ольга работала в Мариинской больнице патологоанатомом — работа не для красивой женщины, а, скорее, для философа.
Марк думал о своем, пока до него внезапно не дошел смысл сказанных слов.
— Двое с отрезанными пальцами? — переспросил он. — Один даг, с двойного убийства?
— Да, привезли вместе с проституткой, с которой его застрелили.
— А кто второй?
— Тоже дагестанец. Я поняла, что при нем были документы. Выловили из Обводного канала, плавал там задушенный и с выпотрошенными внутренностями со своими карпами в обнимку.
Марк скривился, представив эту картину.
— Карпами?
— Татуировка с карпами у него во всю спину. Это коллега сказал, что с карпами. Он рыбак…
— А что с пальцем?
— На левой руке у него мизинца не было. Рана затянувшаяся. Потерял палец несколько месяцев назад… Слушай, заканчивай с этими романтичными разговорами. Мне их и так хватает.
Новопашин задумался. Ольга прижалась к нему, потерлась своими сосками о его грудь — как кошка трется о ногу хозяина.
— Что задумался? — спросила она, касаясь губами его шеи.
— Прикидываю варианты. Я не говорил тебе, что занимаюсь расследованием того двойного убийства, — ответил Марк.
— Ты же уволился, — сказала Ольга.
— Расследую как частное лицо… Эти убитые дагестанцы не могут быть связаны друг с другом?
Ольга пожала плечами.
— Тем, что у обоих нет пальцев?… Марк, я же попросила. Завязывай. Поехали в Пушкин, а?
На столике завибрировал поставленный на беззвучный режим телефон. Ольга встала, взяла телефон, увидев номер, удивилась.
— Алло? — сказала она и долго слушала неразборчивый Марку быстрый как очередь из пулемета поток слов, изредка вставляя. — И что?.. Быть не может… Когда?.. Чем?.. А чего ты мне звонишь?.. Нет, тогда все было в порядке… Не знаю… Сообщи дежурному. Охрана, что — как обычно спала?.. Да успокойся ты!..
Потом, положив трубку, она посмотрела на Марка. Сказала:
— Ты как накаркал.
— Что случилось?
— Отвезешь на работу? Сменщик в истерике. Мужики, блин… Девушке той, что с двойного убийства, — Ольга помолчала и сказала. — Голову ей отрубили… Вот и съездили в Пушкин…
* * *
Рай? До него доходили слухи об этом.
Ад? Кажется, он сейчас болтается в его петле.
Гонка по городу на скоростях, близких к сверхсветовым, когда Ольга сначала пыталась успокоить его, просила, чтобы он ехал потише, а потом пристегнулась ремнем безопасности и стиснула руки. Марк давил на газ, чувствуя стучащий в висках пульс города. Подумал, что если сейчас с ним случится инсульт, они с Ольгой наверняка погибнут.
Выход из кокаина совпал со зрелищем, которое он, наверное, никогда не забудет.
— Кто это? — спросил врач, которому не посчастливилось сегодня оказаться дежурным по Мариинской больнице.
— Он из Уголовного розыска, — солгала Ольга. — Занимается этим убийством.
Врач кивнул санитару, тот отдернул простыню, открывая верхнюю часть лежащего на ободранной каталке тела. Охранник, стоявший тут же, быстро отвернулся.
Красивого, действительно, было мало. Белое, непохожее на то — живое, лицо Альки, заостренные нос, скулы и сжатые, будто их изнутри прихватили иголкой, бледные губы. И чудовищного вида рубленая рана — через глаза, задев переносицу, параллельно рту. Лицо было усеяно осколками костей черепа. Лохмотья лопнувшей и рассеченной кожи. Красное месиво внутри раны. Там же — похожие на отвратительное желе вытекшие глаза.
Так выглядели внутренности той кеты, выпотрошенной четверть века назад на узком притоке Уссури.
Марк вспомнил, как смеялась Алька над старыми комедиями вроде «Фантомаса» или «Посторонним вход воспрещен». Как роняла на пол кусочки китайской еды, плохо умея пользоваться палочками. Как морозилась в обнимку с книжкой после тяжелых клиентов. А сейчас она лежала здесь с головой, будто бы нехотя взорвавшейся изнутри. И еще этот странный запах. Похожий на аромат чая «эрл грей», смешанный с запахом гари.
— Закройте, — попросил Марк санитара.
Наплевать на все и прямо здесь раскатать дорожку, чтобы отпустило, мелькнула мысль.
Снятый с пожарного щита топор с длинной ручкой лежал здесь же, на полу, покрытом кафельной плиткой и кое-где кусочками мозга девушки. Девушки, которую он любил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
