памятников, снимая слой пыли, паутины и высушенных листьев, и обратила внимание на второй – тот, что стоял под небольшим деревцем.
– Где же…
Зазвенели колокола. Их отсутствие заметили.
– Проклятье! Поторопись! – крикнул Аларик. Данте на его руках, кажется, окончательно лишился сознания, обвис и почти не дышал. Чонса распрямилась, перестав опираться на шорку, тем более та была слишком занята – искала что-то в траве, ощупывала ствол дерева, рылась под его корнями.
– Да сейчас, сейчас… Ага!
Раздался приглушенный щелчок где-то под землей. Надгробие двинулось в сторону, открывая темный провал.
– Нанна – королева подземелий, – вяло ухмыльнулась Чонса. Она давно не практиковалась в иронии.
Южанка не заметила её шутки.
– Прыгать!
– Об этом ходе никто не знает? – Аларик боязливо оглядывался. Он тоже видел как мечутся факелы. Беглецы ушли недалеко, их легко могли вычислить по следам.
– Точно. Гвидо – вряд ли. Давай!
Нанна первая прыгнула в чёрный ход. Топнула ногами, задрала лицо – светлое пятно в темноте. До дна было футов восемь, высоко, но выбирать не приходилось – Чонса предпочла бы скорее подвернуть лодыжку, чем остаться в темнице. Прыгнула. Заныли икры, стрельнуло в колени. Терпимо.
– Готовы? – спросил Аларик. Девушки кивнули, и он скинул вниз малефика. Тот даже не попытался сгруппироваться, не очнулся от ощущения падения. Нанна и Чонса не подхватили его, как могучие воины, но смягчили, как могли, урон, придержали голову. Аларик прыгнул следом, Нанна наступила на какую-то пластину в темноте, и плита над ними сдвинулась, осыпав волосы землей.
Под ногами лежала растрескавшаяся плитка. Где-то проход закрывали корни. Они около часа ползли по этому узкому коридору в полной темноте и тишине. Воздух в этом туннеле был затхлый, древний, землистый, и теперь для Чонсы свобода пахла именно так.
Потом повеяло свежестью. Чонса услышала крики птиц, быстрокрылых береговых чаек. Там, на свободе, шумело море, и их ждала маленькая закрытая карета. Лошади паслись выше, на травяном склоне, их тонконогие фигуры в утреннем тумане казались исполнившимся волшебством. Почему-то картинка казалась мутной.
Чонса поняла, что никакого тумана не было. Это слезы облегчения заволокли ей глаза.
Парой часов позже Чонса держала в руках запечатанный тубус и не хотела его вскрывать. Немудрено: последнее письмо лишило её вначале душевного спокойствия, затем свободы, а в последствии – доверия к Джоланту.
– Где был Феликс, когда давал тебе письмо?
– Столица, – ответила Нанна.
Южанка отдыхала от работы возницей – растянулась на траве, закинув ногу на ногу. Беглецы уехали недалеко, лошади тяжело тащили по бездорожью карету с четырьмя людьми, им требовалась передышка. Низкие плодовые деревья хорошо закрывали их от чужих глаз. Чей заброшенный сад это был? Вокруг – ни одного домишки, хотя местность красивая. Крутя в руках тубус, Чонса прислонилась к стволу и соскребла отросшим серым ногтем кусок смолы, сунула в рот. Слива, поняла она. Заброшенные плодовые сады, море, тишь. Подземный ход заканчивался за городом, которым Чонса так и не успела полюбоваться. Девушка тоскливо глянула в сторону, откуда они пришли. Правда ли, что мужчины там красят глаза, как девушки, чтобы отвести порчу? И то, что улицы там выложены мрамором? Что дорогу от Канноне проложили великаны, что дома там помнят времена, когда сам Ключник ходил по земле, и что где-то там таких, как Чонса, не держат под замком, они ходят по рынку, покупают персики и заводят семьи, и никто не отнимает их от семей, стоит им только закричать…
Чонса встрепенулась.
– Как тебе удается так быстро перемещаться? Из Сантацио в Канноне по Апийской дороге – не меньше двух с половиной недель пути галопом!
– Под землей время идет по-другому.
Ответ звучал зловеще. Так, словно Нанна говорила о смерти. Чонса нахмурилась, чавкая сливовой жвачкой, и Нанна кинула в неё тонкой веточкой:
– Я королева подземелий! Не забыть?
Шутки. Только шутки – и никаких подсказок. Не летает же она, в самом деле. Даже если предположить, что под землей – самая прямая дорога, по которой Нанна скачет на семерке запряженных кротов размером с быка, девушка двигалась быстрее стрелы. Странно.
Имеет ли это значение для неё? Нет, на самом деле. Дареному коню не смотрят в зубы, а от помощи не отрекаются. Не ставят её под сомнение.
– Ладно. Как он?
Чонсе пришлось напрячься, чтобы вспомнить их последнюю встречу перед отбытием в сторону проклятого Йорфа: внимательные прозрачные глаза, глубокие морщины и тяжелые, шуршащие при движении веки. Феликс. В груди свело. Такое странное ощущение – она словно вспоминала прошлую жизнь. Нанна добавила деталей на полустертый портрет старика:
– Худ. И это… – Она втянула щеки и изобразила старческую дрожь, что все сильнее сковывала Феликса.
Чонса вздохнула. События последних дней и её лишили лет жизни, что говорить о дряхлом церковнике? Феликс был стар, сколько она себя помнила. Должно быть, ему уже за сотню лет. Что ж, такие времена. Феликс сойдет с ума, узнай, что она лишилась опеки ключников и теперь сама по себе, как ренегат, прячущийся от своего сумасшествия. И компания у нее та еще. Горная ведьма и два безумца. Она кинула взгляд на Дани с Алариком. Малефик немного пришел в себя к радости своего стража, тот крутился возле, подкладывал под кудрявую голову одежду, поил его, ругался вполголоса с тенями в своей голове. Их было видно и невооруженным глазом, а уж Шестипалой подавно – она видела такие симптомы много-много раз. Невольно вспомнилась Лима. Когда это было, сколько декад тому назад? Аларик словно горел изнутри. Яростно билось сердце, но пламень в голове сиял отчаянней, чадил горше. Черное безумие.
Нанна исполнила пожелание безумца, вывела опасную тварь в этот мир. Она проделывает невероятные расстояния за короткие сроки, а все, что волнует Чонсу – тубус в её руке. Пока он не был вскрыт, можно было одинаково верить в хорошие вести от Феликса, и в дурные, а ей, ради разнообразия, хотелось бы первое. Нанна кинула в неё еще одной веткой, поувесистее, и Шестипалая устало перевела на неё взгляд.
– Оставь их, – промяукала чёрная кошка с мудрыми жёлтыми глазами. – Пускай несчастный рыжик наслаждаться остатком. У тебя свои дела.
Чонсе не понравилась формулировка этой просьбы.
– Что ты имеешь в виду? Остатком чего?
– Данте? Своей жизни?
«Наслаждаться Данте» звучало еще хуже. Тем более – его остатками. Чонса норовисто раздула ноздри и фыркнула, отвернувшись от возни ключника с полуживым Дани. Её Дани!
– Джо говорил, что теперь малефики опасны во сне. Из-за этого, – и Чонса ткнула пальцем вверх.
Нанна рассмеялась:
– Со мной – не бойся.
