За время непродолжительного пребывания Наполеона в Москве положение Великой армии только ухудшилось. Причем это коснулось в первую очередь кавалерии. «Во время сего бездействия, продолжавшегося целый месяц, французы потеряли значительное количество людей на фуражировках. …В неприятельской армии оказалась большая нужда в продовольствии. Французы стали употреблять в пищу своих лошадей; те же, которые оставались, были так слабы, что когда казаки подъезжали к их передовой цепи, то неприятельские всадники, занимавшие форпосты, спрыгивали с седла и бежали назад, оставляя лошадей на месте неподвижными».
Тарутинскому сражению 6 октября предшествовало одно немаловажное событие в неприятельском стане, о котором русское командование не знало. 5 октября в расположение войск Неаполитанского короля маршала империи Иоахима Мюрата прибыл из Москвы долгожданный обоз с провиантом и водкой. Было доставлено и жалованье за два прошедших месяца. Вечером того же дня французы варили в больших кастрюлях ром с сахаром, который тут же ими распивался. Мемуарист А. Калачковский, участник тех событий, впоследствии писал:
«Во французских лагерях изголодавшиеся солдаты набросились на припасы и пьянствовали всю ночь напролет. Даже многие офицеры, забыв о службе, провели всю ночь в беседе и утром были почти совершенно неспособны к исполнению своих обязанностей. Особенно во втором корпусе Себастьяни, где забыли о всякой осторожности и не выслали даже, по обыкновению, утренних разъездов».
Надо заметить, французская кавалерия, стоявшая походными лагерями на противоположном берегу реки Чернишни, чувствовала себя в большой опасности. Меры безопасности, сторожевая служба исполнялись неукоснительно. За два часа до рассвета кавалерийские полки и эскадроны (так, к примеру, было заведено во 2-м резервном кавалерийском корпусе генерала Себастьяни) садились на коней и в таком боевом положении находились до восхода солнца: именно в это время ожидались атаки русской конницы. Особенно казачьей, которая могла лихо ударить в пики и дротики, а потом, повернув своих степных лошадок, могла, рассыпавшись, раствориться в лесах.
Если к рассвету ничего не случалось и опасность со стороны лагеря кутузовской армии не грозила, часть кавалеристов разнуздывала и расседлывала своих лошадей. Затем всадники приступали к утреннему уходу за ними. По этой-то причине, когда казачьи полки генерал-адъютанта графа В. В. Орлова-Денисова начали свою знаменитую в истории Отечественной войны 1812 года атаку, часть кавалерии неприятеля не могла сразу же «вскинуться» на коней.
Помимо вышеописанной меры предосторожноси в мюратовской кавалерии, в окрестные леса (прежде всего в большой Дедневский лес) высылались передовые заставы и кавалерийские ведеты (разъезды). Однако из-за заметного истощения лошадей такие сторожевые посты на деле не отличались подвижностью и далеко в «чужой» лес старались не заходить даже по дорогам и тропам.
…Русские войска выступили из Тарутинского лагеря вечером 5-го числа. Генерал-фельдмаршал М. И. Голенищев-Кутузов лично наблюдал за тем, как полки рота за ротой, эскадрон за эскадроном, сотня за сотней молчаливо переправлялись через реку Нару. Погода была сухая, но земля виделась влажной: потому не было слышно ни шествия колонн, ни движения артиллерии – орудийных запряжек и зарядных ящиков.
Было запрещено разговаривать в строю, курить трубки, высекать огонь. Всадники удерживали лошадей от ржания. «Все приняло вид таинственного предприятия». Войска выступали при далеком светлом зареве огней французского лагеря, которые ясно указывали на его местонахождение. Назначенные для атаки полки в колоннах расположились на ночлег там, откуда им предстояло на рассвете следующего дня двинуться на неприятеля. Солдаты улеглись спать на холодной земле, ружья были поставлены в козлы. Походные биваки прикрылись недремлющими дозорами.
Русские войска, назначенные для атаки, выходили из пределов армейского Тарутинского лагеря шестью колоннами. Все они должны были одновременно подойти на рассвете к французскому стану и, как задумывалось, атаковать его одновременно с разных направлений. Но на войне хорошо задуманное реализуется полностью и более чем успешно не часто, особенно при проведении больших наступательных операций.
Ночь выдалась темная, с проводниками командиры откровенно оплошали. Дул холодный сырой ветер; по грязным проселочным дорогам пехота, да и кавалерия тоже, еле тянулись. Пушки и зарядные ящики увязали в грязи. Только казаки, как в суворовской «Науке побеждать» пролезали на своих степных лошадках всюду, словно такие дороги, да еще потонувшие в ночной темени, были им не помеха и хорошо знакомы. Казачья колонна графа В. В. Орлова-Денисова одна-единственная в назначенный час вышла на место, откуда ей надлежало атаковать вражеский лагерь.
Этим местом оказалась опушка густого ольхового леса. Казачьи полки молчаливо, по приглушенным командам, стали вытягиваться под ее прикрытием в лаву. Впереди хорошо просматривались бивачные костры французского лагеря. Там пока все было тихо и спокойно.
Стало светать. Порывистый ветер бил людей и коней голыми ветвями деревьев и кустов, срывая с них последние, бурые листья. Накрапывал мелкий дождь, который делал предутренние сумерки еще хуже просматриваемыми. Орлов-Денисов, тревожно ожидая своего часа, ходил взад и вперед. Кругом молчаливо стояли полковые командиры. По часам пора было начинать, но признаков подхода других атакующих колонн все не было.
Тихо спал в сыром осеннем утре французский лагерь. Вражеские дозоры, укрывавшиеся от дождя и сырости кто где и как мог, впереди не просматривались. Вышедшую на лесную пушку казачью колонну они явно «проспали», иначе быть бы сигнальному ружейному выстрелу. Да еще не одному.
Стало заметно, как начал просыпаться вражеский бивак. Вдали показалось несколько всадников. Они без оружия и без седел ехали с лошадьми на водопой. Впереди стали слышаться приглушенные ветром людские голоса. Окружавшие Орлова-Денисова усатые казачьи полковники стали спрашивать графа:
– Что же, начинать, что ли? Совсем светать стало.
Генерал-адъютант, все посматривавший то на часы, то в ту сторону, откуда должны были показаться головы других колонн, только отрицательно качал головой. Но там, куда смотрел не он один, не было заметно никакого движения. Пора было принимать решение на атаку (сигналом к ней назначен был пушечный выстрел с лесной опушки), иначе о внезапности нападения и думать не приходилось. Наконец, Орлов-Денисов сказал окружающим:
– Пора. Ну, с Богом!
С таким приказом казаки дружно вскинулись на коней, оправились и сотня за сотней, высыпавшись из леса «как из мешка», полетели на пробуждающийся неприятельский лагерь с пиками наперевес. Левое крыло стана войск маршала империи Иоахима Мюрата и артиллерия в числе 38 орудий, стоявших здесь на батарейных позициях, оказались под ударом казачьей лавы.
Влетевшие за первые ряды походных палаток казачьи полки рассыпались по биваку. Казаки кололи пиками разбегавшихся от них куда глаза глядят вражеских солдат, захватывали орудия, увозили к лесу пушки, поджигали зарядные ящики, рушили палатки и шалаши. Французский стан враз охватилили тревога и опасность. Всюду кричали люди, все чаще стали раздаваться ружейные выстрелы, казаки стреляли с коней из пистолетов. Бой только разгорался…
В официальном «Описании Отечественной войны 1812 года» действия казачьей колонны графа В. В. Орлова-Денисова в начале Тарутинского сражения на реке Чернишне устами военного историка генерал-лейтенанта А. И. Михайловского-Данилевского показаны так:
«Граф Орлов-Денисов был у крайней опушки леса, на тропинке из Стромилова в Дмитриевское. Перед зарею, 6-го октября, явился к нему польский унтер-офицер корпуса Понятовского, вызываясь, если дадут ему конвой, схватить Мюрата, почивавшего, по его уверению, в деревне позади лагеря. Сто червонцев при успехе, смерть в случае обмана, обещаны переметчику. С ним отрядили генерал-майора Грекова с двумя казачьими полками, в том числе Атаманским.
Едва отправились они за лакомою добычею, начало светать. Граф Орлов-Денисов вышел из леса и, взглянув с возвышения влево, откуда наши колонны должны были наступать, не видел ни одной из них. Напротив, в неприятельском лагере, позади которого стоял он, приметно было, как войско начинало подниматься от сна. Опасность быть открытым французами и ожидая ежеминутно появления наших пехотных колонн, он отменил намерение схватить Мюрата, послал воротить Грекова, и тотчас по прибытии его понесся с 10-ю Донскими полками прямо на французов.
Внезапность нападения не допустила неприятелей встать в ружье; они едва успели поворотить пушки и сделать несколько выстрелов, побежали в Рязанский овраг. Весь лагерь на правом берегу Чернишни и 38 орудий схвачены казаками; сотня донцов с сыном Платова проскакала через лагерь мимо Тетеринки прямо к нашей пехоте.
