Внезапность нападения не допустила неприятелей встать в ружье; они едва успели поворотить пушки и сделать несколько выстрелов, побежали в Рязанский овраг. Весь лагерь на правом берегу Чернишни и 38 орудий схвачены казаками; сотня донцов с сыном Платова проскакала через лагерь мимо Тетеринки прямо к нашей пехоте.
Пока граф Орлов-Денисов собирал рассыпавшиеся по французским бивакам полки, чтобы вести их далее против неприятеля, начавшего за оврагом выстраиваться, показался из леса Багговут не со всем своим корпусом, но только с егерскою бригадой Пиллара и полуротою артиллерии. Ее выстрелы долженствовали, по диспозиции, служить сигналом общей атаки, по вышеизложенным причинам уже произведенной графом Орловым-Денисовым, нежели последовали сии выстрелы…»
Декабрист Н. Н. Муравьев, вступивший в Отечественную войну 1812 года 17-летним офицером, был свидетелем решающей атаки казаков генерала В. В. Орлова-Денисова на лагерь войск маршала Мюрата. В своих мемуарных «Записках» он рассказал о кульминации сражения «на реке Чернышке»:
«…Мы увидели в тылу французов Орлова-Денисова, атакующего их казаками. Атака была блистательная: казаки опрокинули неприятельских кирасир и причинили значительный урон им. Французы стали отступать бегом; мы их сильно преследовали верст десять, и, наконец, они исчезли, потеряв большое число орудий и много людей убитыми, в числе последних и генерала Ферье».
Финальная часть победного для русского оружия Тарутинского сражения на реке Чернишне по «Описанию» военного историка А. И. Михайловского-Данилевского выглядела так:
«…Вся линия колонн центра и левого крыла (казачьих полков Орлова-Денисова. – А.Ш.) шла стройно вперед. Неоднократно покушался Мюрат остановиться, не для отпора, но для устройства войск и удаления тяжестей, однако каждый раз был опрокидываем. Несколько полков его обратились в бегство; кавалеристы, без седел и мундштуков, мчались туда и сюда по произволу своих тощих кляч.
Преследование продолжалось 7 верст, до Спас-Купли, где Мюрат занял позицию и прикрыл ее батареями; но они не помешали бы дальнейшему за ним преследованию, если бы была на то воля князя Кутузова. В вечеру Мюрат потянулся к Воронову, тревожимый нашими легкими войсками (то есть казаками)…»
Неприятельский лагерь остался в руках победителей в битве на реке Чернишне. Когда казаки полков В. В. Орлова-Денисова вернулись из преследования отходивших в сторону Москвы войск маршала Мюрата, то им открылась такая картина вражеского походного стана, который они утром того дня взяли с боя:
«…В неприятельском лагере и отбитых обозах найдено много награбленных в Москве вещей и предметов роскоши. Они составляли разительную противоположность с недостатком в жизненных припасах, претерпенном неприятелями во время продолжительной стоянки их при Чернишне.
Вокруг догоравших бивачных огней валялись заколотые для пищи или уже объеденные лошади и ободранные кошки. На дымившихся очагах стояли чайники и котлы с конским отваром; кое-где видны были крупа и горох, но и следов не находилось муки, хлеба и говядины. Вина, головы сахара и другие лакомства, привезенные из Москвы, брошены были подле жареной конины и пареной ржи.
Больные, лишенные всякого призрения, лежали на холодной земле. Между ними находились дети и женщины, француженки, немки, польки.
Около шалашей разметаны были иконы, похищенные из соседних церквей и употребляемые святотатцами вместо дров. В находившихся близ стана неприятельского церквах престолы были разрушены, лики святых ниспровергнуты, попираемы лошадьми, которые даже стояли в алтарях, оглашая ржанием священные стены, где искони возносились хвалебные песни Божеству».
Мемуарист главный полковой врач Роос вспоминал, насколько неожиданным для его конных егерей оказался удар из леса русской конницы. Когда туманным утром его разбудили два пушечных выстрела, он вскочил на коня и, оглядевшись, понял всю опасность своего местоположении: казачья лава уже докатывалась до первой линии французского лагеря, а «позади него большими отрядами носились казаки». Роос пишет о том, что в начале боя замешательство было столь велико, что каждый, как ему показалось, искал выхода, как бы ускользнуть от казаков, уже наседавших на врага в его стане. Вот почему полковой врачеватель Роос с двумя своими помощниками помчались к опушке леса, где находилась польская пехота, и укрылись в ее рядах на первое время. Вскоре им пришлось «расстаться» с лесом и обратиться вспять еще дальше.
Описывая сражение, немецкий военный хирург делает интересный вывод: покинутый отступившими в течение трех дней войсками маршала Мюрата лагерь имел в ту войну самое ужасное и страшное зрелище. Он стал для русских, прежде всего казаков, первой картиной, по которой они могли точно и правильно судить о истинном положении неприятеля.
Роос не поскупился на краски, описывая обширный брошенный лагерь авангарда Великой армии: «У нас не было ни шалашей, ни бараков, ни палаток. Несмотря на уже холодные октябрьские ночи, все лежали под открытым небом, – в конце концов, даже на голой земле, ибо соломы не было. Огромное количество лошадей, по большой части наполовину ободранных в пищу людям; окрестные деревни, совершенно опустошенные и выжженные: отрепье одежды, обломки повозок, остатки сбруи и всего, что обычно бросает армия, близкая к расстройству и гибели, наконец, трупы умерших в лагере, оставшиеся без погребения, и двухнедельные нечистоты людей и лошадей – таковы были отвратительные остатки нашего плачевного пребывания».
Сохранилось письмо безвестного кирасирского капитана, который рассказал в нем о своем доблестном участии в Тарутинском сражении. Сперва он сообщает общие детали утреннего нападения русских: «множество казаков напало на нас» и четвертая дивизия кирасиров бежала в беспорядке. Пришлось и капитану с его эскадронным лейтенантом взлететь на коней, на которых они собирались в то утро отправиться на поиски фуража. «Орды стреляли безостановочно», но кирасиры отступали в полном порядке, пока через час не были окружены со всех сторон. «Всюду были видны одни казаки. Земля дрожала от топота их лошадей… Мы отступили в полном порядке».
После этого кирасирский капитан описал схватку конников, в которой получил два удара пикой – в голову и ногу. Первый удар пробил его каску, и она слетела с головы, но раненый «поймал ее за султан» и не дал упасть на землю. Капитан пишет, что уцелел только благодаря тому, не в пример другим, что был хорошо «знаком с манерами казаков».
Безвестный мемуарист из тяжелой кавалерии маршала Мюрата заканчивает «яркий» рассказ о личном участии в битве на реке Чернишне совершенно необъяснимыми словами: «Побитых казаков мы преследовали до одного маленького городка по дороге к Украине, который был сожжен».
К вышесказанному следует добавить, что Тарутинское сражение 6 октября 1812 года в отечественной истории пишется еще и как сражение при Винково (селение, у которого пересекались дороги поля брани). В последнее время оно порой называется еще и как сражение на реке Чернишне, поскольку вражеский стан находился на ее северном (правом) берегу, а село Тарутино находилось от него по прямой в километрах пяти.
Состав отряда (колонны) 37-летнего генерал-адъютанта графа В. В. Орлова-Денисова, атаковавшего левое крыло войск маршала империи Иоахима Мюрата и, по сути дела, решившего исход дела, был таков:
Полки иррегулярной конницы:
Бригада генерал-майора А. А. Карпова 2-го (Донские казачьи полки самого Карпова 2-го, Иловайского 5-го, Чернозубова 4-го, Ягодина 2-го, Мельникова 4-го и Ежова 2-го).
Бригада полковника В. А. Сысоева 3-го (Донские казачьи полки самого Сысоева 3-го, Иловайского 10-го, Кутейникова 6-го, Сучилина 2-го и Симферопольский конно-татарский полк).
Бригада подполковника Т. Д. Грекова 18-го (Донские казачьи полки самого Грекова 18-го и Атаманский).
При самом генерал-адъютанте Орлове-Денисове находился на положении личного конвоя сборный (гвардейский) эскадрон из казаков Лейб-гвардии Казачьего полка и Черноморской сотни числом в 100 всадников.
2-я Донская конно-артиллерийская рота (12 орудий, около 100 человек) войскового старшины П. В. Суворова 2-го.
Считается (точных сведений нет), что в иррегулярной коннице атакующей колонны графа В. В. Орлова-Денисова, вместе с донскими артиллеристами насчитывалось примерно 5800 человек. Помимо этого, отряду были приданы из состава 1-го кавалерийского корпуса генерал-адъютанта генерал-майора барона Е. И. Меллер-Закомельского:
Четыре полка регулярной кавалерии (Лейб-гвардии Драгунский, Уланский, Гусарский и Нежинский драгунский, 1505 человек).
Конно-артиллерийская рота (12 орудий, 191 артиллерист).
Колонна имела и свою легкую пехоту в лице «бывалых» 2-го и 20-го егерских полков (1084 стрелка), ряды которых за войну заметно поредели.
