С подносом в руках она обслуживала столики, ходила туда-обратно, словно отказываясь от приглашения на танец, оставляя за собой нотки лимона, жасмина и кедра. В течение вечера она околдовала всех клиентов, всех без исключения. Те, кто до этого еще как-то сопротивлялся, больше не могли оставаться равнодушными к ее дикой красоте, никто не мог игнорировать ее. Ее движения воспламеняли пространство, обжигали взор. Она избегала взгляда отца, который, как ей казалось, с каждым вечером становился все тяжелее.
Мабель была объектом желания. Она не вела себя провокационно. Ее тело хотело ликовать, получать наслаждение. Ученик плотника обручился с другой, более респектабельной женщиной. Мабель скучала по мягкости его рук. Когда они иногда встречались в городе, он делал вид, что больше не знает ее, но она огорчилась лишь в первый раз. В остальное время она продолжала выбирать, для кого раздеться — только не для клиентов «Адмирала». Она не хотела закончить ночь в убогой комнатке наверху и никогда больше не иметь возможности спуститься вниз. Она себе в этом поклялась. Река же была слишком далеко, она туда больше не ходила. Было понятно, что это всегда будет происходить у кого-нибудь дома. Она кралась туда и обратно так, чтобы ее никто не заметил.
Роби возвращался к их разговору снова и снова, объясняя, как она может заработать больше денег с меньшими усилиями, не прислуживая в зале; все, что ей нужно сделать, это подняться наверх с другими девчонками, что это расточительство — не использовать все, чем одарил ее Бог. «Кощунство даже, — добавил он слишком серьезно, чтобы она ему поверила. — Для такой девушки, как ты, это просто подарок». Для такой девушки. Что бы это ни означало для Роби.
— Боженька ничего просто так не дарит, а у меня кружится голова, как только я поднимаюсь больше чем на три ступеньки, где уж на целый этаж... — ответила она.
— На самом деле это нормальная работа.
— Для кого как.
— А ты как-нибудь с девчонками поговори.
— Я и говорю, но не уверена, что мы с ними на одном языке разговариваем.
Роби был застигнут врасплох упрямством Мабель.
— Подумай хорошенько, прежде чем другие решат за тебя; и это не будет похоже на сказку, уж будь уверена.
— А мне никто никогда и не рассказывал сказок.
Уже несколько дней клиенты избегали смотреть на Мабель, больше не прижимались к ней, не отпускали скользкие шуточки, не предлагали провести ночь. Хищник пометил свою территорию и наблюдал за ней. Все знали, что задумал Дабл.
В тот вечер Снейк уже поднялся наверх со своей высокой рыжей девицей.
Мабель хорошо знала Лилю. Они часто разговаривали перед открытием бара, покуривая сигаретку. Лиля цинично рассказывала о том, что у карлика тяжело с эрекцией, о бесконечных вещах, которые нужно было методично делать, прежде чем наконец заставить карлика «плюнуть пюрешку мне на живот». «Наверное, чтобы каждый раз видеть, какое это чудо», — однажды усмехнулась она. И добавила: «Его приспособление не очень большое, и у него не так много яда для такой гадюки. По крайней мере, он платит, и он не жестокий. — При этих словах лицо Лили потемнело, и она резко потушила сигарету. — Если можешь, никогда не поднимайся наверх!» Затем она нервно потянулась за следующей сигаретой, снова закурила и замолчала.
Гигант сидел в одиночестве за своим столиком. Он следил за каждым движением Мабель. В очередной раз поднял руку и облизал губы. Потребовал, чтобы она принесла ему пиво. Вскоре девушка вернулась и с вызывающим видом поставила перед ним кружку. Глаза Дабла были как два отвратительных нароста на стволе высохшего дерева, и то, что она увидела в его взгляде, обожгло ее, как кислота.
— Присядь-ка на минутку, — сказал он не очень уверенно, отодвигая пустой стул рядом с собой.
— Мне нужно работать.
— Садись, говорю тебе, Роби ничего не скажет.
Мабель впервые оглянулась в поисках отца. Того в баре не было. Там был только тот парень, с которым Мартин обычно пил, и он смотрел на нее.
— Зачем?
— Чтобы друг друга получше узнать.
— Я знаю, что у вас на уме.
Дабл наклонился к Мабель. Он попытался подмигнуть ей, но в тот же момент она закрыла глаза.
— И не только на уме, — сказал он.
Мабель глубоко вздохнула. Она наклонилась к Даблу, прижалась бедрами к краю стола, и ткань ее платья натянулась. Дабл не знал, куда деть глаза.
— Я слишком дорога для тебя и всегда буду слишком дорогой, — сказала она голосом, который звучал как будто из колодца.
Дабл не двигался. Никто еще не осмеливался так с ним говорить, и только что это сделала женщина. Мабель отступила назад. Ткань платья снова свободно заструилась, и девушка мягко отошла к прилавку под изумленным взглядом великана.
Она взяла пустые стаканы с подноса и поставила их на стойку. Роби был занят пивом, но его взгляд переходил с Дабла на Мабель, потом остановился на девушке.
— Что ты ему сказала? Он выглядит так, будто его холодной водой окатили?
— Правду.
— И какая же правда привела его в такое состояние?
— Что я не раздвину перед ним ноги.
— Ты же ему прямо так не сказала?
— А вы как думаете?
— Он не простой человек, ты же знаешь.
— Я тоже не простой человек...
— Ты можешь немного поволынить, время потянуть.
— Это не имеет значения, он никогда не получит того, чего хочет.
— Господи, ты никогда не думала, почему имеешь над мужчинами такую власть?
— Мы уже об этом говорили, и я у вас ничего не просила.
— Ты все же достаточно умна, чтобы понять, что не всем так повезло, как тебе.
Мабель повернула голову и посмотрела наверх.
— Так же повезло, как им?
— Все говорят, что к этому привыкаешь.
— Я не хочу к этому привыкать.
Роби взглянул на Дабла.
— Ты бы пошла и извинилась.
— Ни за что!
Роби взял стакан, который только что наполнил, и поставил его на поднос Мабель.
— Отнеси ему пиво и извинись, или я тебя уволю.
Дабл в ярости смотрел на Мабель. Она снова поискала среди посетителей отца. Не нашла, и ей показалось, что она как будто стоит под ледяным зимним дождем.
Гоббо спрашивал себя, где Мартин, почему
