он до сих пор не присоединился к нему в «Адмирале». Он не сводил глаз со стола гиганта, чтобы ничто не ускользнуло от внимания. Стул рядом с ним оставался пустым весь вечер.
Он видел, как Снейк поднимается по лестнице, сгорбившись, его голова, казалось, была ввинчена прямо между плечами.
Потом он увидел, как карлик идет по балкончику второго этажа, его профиль то исчезал, то появлялся в просвете перил.
Увидел, как Снейк развернулся и вошел в одну из комнат.
И пропал.
Увидел, что Дабл сидит на том же месте и злобно посматривает на Мабель.
Видел, как он в бешеном темпе пьет пиво, угадывал непристойные мысли, роящиеся в его ненормальном мозгу.
Увидел, как глаза гиганта постепенно сужаются, как он пьянеет и как пытается крепко ухватить стакан с пивом. Увидел, как исказилось его лицо после того, как девушка сказала то, чего он явно не хотел слышать, или, возможно, его лицо исказилось из-за ее красоты, чувственности, боли, порожденной этой красотой и чувственностью, ведь именно так люди на это и реагируют. Это же испытывал и Гоббо, Мабель тоже занимала его мысли, освещала его темные дни и ночи.
Видел, как Роби разговаривает с девушкой.
Увидел, как она вернулась и поставила на стол еще одно пиво.
Видел, как глаза гиганта наполнились яростью, а это значило, что он обязательно унизит эту девушку, задавит. Уничтожит.
Увидел, как вьется мелкий бес, и понял, что ад везде — на востоке, на западе, на юге. Что в этой девушке тоже ад — ад севера. Для Гоббо — звездочка, которую нужно спасти.
Видел, как уходили первые клиенты, как переворачивали стулья на столы, их ножки напоминали хрупкие лапки умерших насекомых, плавающих в стоячей воде.
Увидел, что вымытые стаканы уже стоят на полках за прилавком.
Видел, как рассеивается сигаретный дым, как входная дверь открывается, закрывается, открывается и снова закрывается, как покидают заведение завсегдатаи.
Дабл, шатаясь, поднялся на ноги, подошел к стойке, заговорил с девушкой, и его слова, казалось, тоже шатались, тяжелые, как простыни, набухшие под дождем.
Увидел страх в глазах девушки.
Увидел и решил больше не смотреть.
Гоббо поспешно выложил на стол несколько монет, встал и вышел, не закрыв за собой дверь.
Стоя в темноте на другой стороне улицы, в нескольких метрах от «Адмирала», Гоббо зажег сигарету. Вскоре появился Дабл. Он был один. Моряка он не заметил. С трудом дошел до середины улицы, развернулся, его руки болтались как веревки, затем откинул голову назад. Казалось, ему отрубили голову. Напрягся, прочистил горло и плюнул в сторону бара, но слюна попала лишь на тротуар.
Гоббо подошел к фонарному столбу и расположился в центре конуса света, как актер, выходящий на сцену. Взмахнув рукой, он бросил окурок в сторону гиганта, который ничего не заметил.
— Эй! — бросил Гоббо.
Гигант качнул головой, едва не потеряв равновесие. Гоббо помахал рукой.
— Ты еще кто? — спросил Дабл с недоуменным видом.
— Неважно.
— И чего тебе надо?
Гоббо глубоко вдохнул.
— «Клянусь я кровью Божьей, будет непростым сей путь»[4], — сказал он нараспев.
Дабл повернулся в одну сторону, затем в другую, ища на улице кого-нибудь еще.
— Ты со мной разговариваешь?
— «Ее отец, хоть это говорю и я, он честный малый, пусть и очень беден, но, слава богу, он способен еще пожить...» и даже защищаться.
Великан рвал и метал. Он зигзагами направился к Гоббо и заплясал перед ним, как будто был отражением в подернутых рябью водах реки.
Моряк отошел и встал под другим фонарным столбом. Дабл с трудом последовал за ним.
— Хватит перебегать с места на место, трус... Ты знаешь, с кем имеешь дело?
— «Увы, туманится мой взор, я вас не узнаю».
— Попляшешь у меня, дай только поймаю.
— «Пощады! Боже упаси!» Я бы никогда не стал провоцировать человека, «чей подбородок волосом зарос погуще, чем хвост у Дублина, моей лошадки».
Дабл выбросил вперед кулак, и Гоббо отступил, как тореадор. Гигант почти упал на спину и еле поднялся, стараясь обрести равновесие, но ноги слушались его с трудом.
— Чего тебе надо, черт возьми? Дерись, если ты мужчина.
— Боитесь умереть? — спросил Гоббо.
— Это ты должен бояться смерти.
— Ошибаетесь, нужно бояться не смерти, а умирания.
— Чего тебе надо вообще, если не хочешь драться?
Гоббо указал вниз по улице, туда, где находился «Адмирал».
— Оставьте девушку в покое.
Гигант хлопнул себя ладонями по бедрам.
— Ты про официанточку? Ты поэтому ко мне пристал со своим цирком?
— На самом деле ее зовут Мабель, она плоть и кровь моего друга.
— Я ее себе на полдник приберегаю, если хочешь знать, — усмехнулся Дабл.
— На полдник, но сейчас только полночь, боюсь, вы слишком опережаете график, и вам придется отказаться от этого перекуса.
Дабл перестал хихикать.
— И как ты собираешься остановить меня?
Гоббо отступил назад к свету, все еще держась вне досягаемости гиганта.
— Если мне придется пожертвовать тобой, чтобы спасти честь этой девушки, я хочу, чтобы ты знал, что я именно так и поступлю и что защиты твоего хозяина тебе будет недостаточно.
Дабл больше не качался. Он пристально смотрел на моряка, не обращая внимания на его последние слова.
— Теперь я тебя узнаю. Говорят, ты был моряком.
— Ну раз говорят...
— Мы не в море, насколько я знаю.
— Нас всех, где бы мы ни находились, качает на волнах. Я в своей жизни и на китов поохотился, и на акул, которые поджидали меня на твердой земле.
— Я эту землю тебя жрать заставлю!
Дабл бросился вперед, пытаясь дотянуться до врага. Его увлек вес собственного тела, он рухнул на асфальт и оказался на четвереньках, тело не хотело ему подчиняться, как крупное животное, увязнувшее в тине. Гоббо достал лезвие из ножен на поясе, обошел Дабла, обхватил его и приставил нож к горлу.
— Смирно! Я умею и таким гарпуном пользоваться, — сказал он.
— Опусти тесак, забудем об этом недоразумении! — прошипел гигант, почти не разжимая губ.
— Кто сказал, что я хочу о чем-то забыть?
— Дай мне хотя бы встать.
— Хорошо, но не пытайся ничего предпринять, иначе я перережу тебе горло.
Гоббо перекинул ногу через Дабла и помог ему встать на ноги, а затем протащил еще немного в
