был помочь. И, кажется, он уже знал, как именно сможет ее расколдовать. Осталось только встретиться с ней. Но и для этого у него вроде как созрел план.
Хорошо, что сегодня Клим тоже был погружен в свои мысли и не отвлекал его болтовней. Яков боялся, что стройная цепочка из аргументов и доводов, что он выстроил за ночь, ускользнет от него, и он не сможет снова собрать их воедино, а как сделать то, что он задумал, не имея при этом абсолютной уверенности, что поступает правильно, он не знал.
Они почти дошли до полигона, когда Клим все-таки решил нарушить молчание.
— А ко мне вчера Злата заходила, — задумчиво произнес он.
Мир перед глазами дрогнул и пошел черными пятнами. Яков остановился и, ощущая, как обмерло все внутри, повернулся к брату.
Только не это…
— Ты чего? — не понял причин его остановки Клим, но тоже притормозил.
— Зачем?
— Да я и сам не понял, зачем, — пожал плечами он. — Она странная была. Знаешь, будто больная. Бледная такая. Заговорила про погоду, сказала, что она нынче отвратительная… А погода-то нормальная была. Попросила воды. Начинала говорить, потом замолкала. Потом поговорила с кем-то по этому… как его…
— Телефону?
— Ага. И через минуту мне в комнату мужчина вошел. Прямо через зеркало! Представляешь! Я про такое только слышал. Это ж какую силищу надо иметь, чтобы вот так в зазеркалье самому пути прокладывать. Ну и все, он ее с собой забрал.
Яков выдохнул, ощутил, как его отпускает, и едва сдержался от того, чтобы не поблагодарить богов вслух. Если бы Злата захотела, Клим бы сейчас поведал ему совсем другую историю. Яша не сомневался, что брат бы не преминул похвастаться. Месяц назад он, конечно, согласился, что предложенный им спор был глупостью, но все равно порой делал замечания о царевне и не пытался скрывать, что все еще поглядывает на нее. Не сомневался Яков и в том, что предложи Злата Климу разделить постель, он бы не отказался. Но зачем тогда она пошла к нему? Захотела, а потом передумала? С другой стороны, теперь Яков хотя бы знал, что кто-то забрал ее. Ночью он даже написал ей сообщение на телефон, спрашивая, все ли с ней в порядке, но она не ответила, и он весь извелся.
Клим устал ждать и пошел дальше, Яша двинулся следом.
— А кто ее забрал? Ее отец?
— Не-е. Кощея я видел. А этот молодой какой-то. Правда, от него меня тоже пробрало. А сам чернявый, кудрявый. Помнишь, у нас овца барашка черного уродила? Вот один-в-один. Она его Дёмом назвала.
Дём. Демьян. Брат. Значит, все действительно хорошо. Злата в надежных руках. Хвала богам.
— Как думаешь, что с ней было? — спросил Клим, но Яков в ответ лишь пожал плечами. Он бы и сам очень хотел знать ответ на этот вопрос. Потому что у него были одни догадки.
Во сне Злата попросила ее обнять. Он обнял, и это как-то повлияло на нее. И если он все действительно правильно понял…
— А ты чего все молчишь? — с неожиданной обидой в голосе поинтересовался Клим, снимая кофту и бросая ее на лавку в начале беговой дорожки. — Все утро молчишь.
— Я всегда молчу.
— Обычно ты слушаешь, — проницательно заметил брат и прищурился. — А в последний месяц тебя не дозваться. Что там за думы у тебя? Поделись, авось помогу?
— Нечем делиться.
— Вот так, — горько усмехнулся Клим. — Совсем взрослый стал, уже и помощь брата ни к чему. Ну и справляйся тогда сам, — а потом подбоченился. — А ведь ко мне зашла, а? Могла к матери пойти!
— Ага…
— Да ну тебя… Догоняй! — и Клим сорвался в бег.
Яков вздохнул, размялся немного и побежал следом. Дорожка была удобная, мягкая, словно земля в лесу, и бежать по ней было приятно. Но он этого не замечал. Ему нужно было до конца все обдумать, и движение было хорошим подспорьем для того, чтобы ничего не отвлекало. Он уже давно заметил, что ему лучше мыслится, когда руки заняты или вот ноги.
Злата ни разу не позволила себя обнять, когда они были вместе, но она не смогла отстраниться сама, когда он все же обнял, пока она спала. Она проснулась и потребовала ее отпустить.
Вывод напрашивался сам собой. Он мог быть ошибочным, но если Яков что и знал о проклятьях, так это то, что условия для их снятия бывают разными. Это в сказках царевен будили поцелуями. Но они уже целовались, и это не помогло. Возможно, конечно, он недостаточно сильно ее любил. Либо, что куда более вероятно, это просто был не тот способ. Ибо знал Яков и другую сказку, рассказанную ему в детстве бабой Настей. И в ней девица расколдовала своего возлюбленного, заплакав над ним. Плакать над Златой, разумеется, смысла не было. А вот обнять ее…
Матушка всегда говорила, что объятия целебны и что коли хочешь растопить боль, будто снег, надо пролить на нее тепло родных рук. «Вот ты был злой, а теперь добрый», — улыбалась она им, отпуская от себя. И правда, кто-нибудь из малышей, кто только что плакал и кричал, после ее объятий улыбался, стирая с щек злые слезы.
Он обнимет Злату, и она выпустит все то, что заперла в себе, освободится, и это больше не будет томиться в ней, изнывая от боли. А она перестанет разрушать себя своими поступками. Во всяком случае, она сможет взглянуть на них трезво, и пусть тогда и решает, как жить дальше.
Главное, чтобы он не ошибся и ей не стало еще хуже.
Яков бежал уже третий круг, когда заметил, как Клим остановился на песке у турников. Он вскинул руку, будто хотел создать пульсар, но ничего не произошло. Еще раз — и снова ничего. Яков решил, что брат отрабатывает какой-то пас. Пока он бежал до него, Клим успел вскинуть руку еще пару раз. В былые времена Яше нравилось смотреть на мерцание пульсаров, и сейчас он пожалел, что брат не хочет действительно создать хотя бы один. Он добежал до него и подпрыгнул, ухватился за перекладину на турнике и подтянулся. Еще и еще раз. Тело послушно выполняло требуемое, и ощущать собственную физическую силу было приятно. В родном мире отец заставлял их с Климом упражняться, говорил, что нужно
