Юдифь: Я думала, они моя опора. Мудры и надежны.
Лия: Они торговцы, госпожа. Берегут дорогой товар, пока обмен им не покажется превыгодным! Ну послушай, госпожа моя Юдифь! Все равно нам пропадать, если ассирияне займут город. Думаешь, дождешься от них пощады? Как же! Здоровые оголодавшие кобели! Свирепые, как демоны! Как займут город, даже мной, старой кошелкой, не побрезгуют, поверь мне, злосчастной. А так, если отважимся пойти, глядишь, и… хоть искупаемся. Ведь употели, пропылились за столько-то дней, где уж мыться – воды и для питья недостаточно, и дождей в это время не жди. Госпожа, госпожа моя Юдифь, что тебе терять?
Юдифь: Ну как же, Лия? Честь. Дом. Благополучие.
Лия (передразнивает): Дом! Благополучие! Еще скажи – мужа! Старого…
Лия прикрывает рот руками и испуганно смотрит на Юдифь. Ее мимика наигранна, лукава.
Юдифь: Лия! Как ты смеешь! Забываешься, служанка! Что за разговоры ты тут ведешь, застав меня в минуту слабости? Как ты смеешь оскорблять моего мужа? Кнута захотела? Давно не пробовала?
Лия: Давно! Ой, давно! Так ведь ты не дослушала, перебила верную Лию. Старого… благодетеля, я хотела сказать. А ты что подумала, госпожа? Что тебе такое на ум пришло? Может, более подходящее прозвание?
Юдифь: Не твое дело!
Лия: Ай-ай-ай! Не лицемерь уж, голубка моя! А кто тут недавно ножик вертел? Кто был смертельно оскорблен?
Юдифь (помолчав): Я помню обиду.
Лия: Вот и помни. И если задуматься, чем Олоферн хуже Манассии? Ну, ты понимаешь, в каком смысле. Вот если б ты, что ни год, от мужа рожала… Деток оставлять – вот горе. Потому радуйся, что у тебя нет детей.
Юдифь: Радоваться? Но если не рожать, что станет с миром?
Лия: Останутся вскорости лишь бездетные нагулявшиеся слюноточивые старикашки. Только и всего. Тебе-то что до мира, красавица моя?
Юдифь: До мира? Ничего, признаюсь. Но если бы у меня была хотя бы дочь… Пусть не сын, а дочь в утешенье.
Лия: Вот и сходи за ней к Олоферну, если приспичило. Что вздыхаешь? Говорят, пригожий мужчина. Соблазнительный. Полагаю, его семя еще не протухло, как у твоего благоверного. А ты такая красотка! Такая спелая! И ты, кстати сказать, понятия не имеешь, что такое молодой, сильный мужчина. Попользуйся всласть, а потом поступи как самка тарантула – убей за ненадобностью. Вот этим самым ножом. И отомсти за всех поруганных женщин.
Юдифь: Скорей уж меня убьют за ненадобностью, всласть попользовавшись. Впрочем, все равно.
Лия: Ну-ну. Кабы тебе было все равно, то…
Юдифь: Помолчи ты хоть немного, тараторка! С рассветом отправляемся.
Юдифь встает, и оказывается, что она сидела на тех самых роскошных мехах, подаренных Манассией. Подхватывает мех, кутается в него, бросает кичливый взгляд на Лию, уходит в дом.
Голос за сценой:
«…Она поклонилась Богу и сказала им: велите отворить для меня ворота города; я выйду для исполнения дела, о котором вы говорили со мною. И велели юношам отворить для нее, как она сказала. Они исполнили это. И вышла Иудифь и служанка ее с нею; а мужи городские смотрели вслед за нею, пока она сходила с горы, пока проходила долиной и пока не скрылась от их глаз. Они шли прямо долиною, и встретила Иудифь передовая стража ассириян…»
Сцена четвертая
Дозорные приводят Юдифь и Лию в стан Олоферна. Лия несет корзину. Их у своего шатра встречает евнух Вагой, ближайший советник Олоферна.
1-й дозорный: Вот усмотрели издали и встретили, как велено, и привели. По пути убили змею. Шипела, дрянь. Из худых примета.
2-й дозорный: Змею убили. И оградили от посторонних покусительств, что было не так-то и просто. «Именем Олоферна!» – пришлось кричать на каждом шагу, чтоб не тянули лапы к красотке, желая посмотреть, что под покрывалом.
Вагой: Обычно ограждают царским именем. А ваши непочтительные вопли я слышал издали. Они не на пользу ни Олоферну, ни царю Навуходоносору. Слишком возвышают одного и слишком унижают другого. Кто из них женщина по имени Юдифь?
Дозорные переглядываются в недоумении.
1-й дозорный (указывает на Юдифь): Та, что молода и красива, понятное дело. Зачем бы Олоферну другая?
Вагой: Ты, кажется, рассуждаешь, солдат? Ты слишком глуп, чтобы рассуждать. А для меня истинная красота женщины в кротости ее характера…
Лия (бормочет, перебивая): Этак и я обратно в красотки попаду! Укорочу норов, хотя, Бог свидетель, и так кротка, что голубица, глядишь, и соблазню этого безбородого… Неужто это Олоферн?!
Вагой (Лие, повышая голос):…А прелесть женщины – в кратости ее речей!!!
Лия: С этим у нас, признаться, хуже…
2-й дозорный: Куда как хуже. Пока вели, все уши прожужжала, а чем – не вспомню. Бессмысленной бабьей тарабарщиной. Да подначками извела.
Вагой (Лие): Нет пользы от женщины, если она в словах лукава, лишена мудрости, словоохотлива и многоречива. Так ты Юдифь?
Лия зажимает рот рукой и пальцем указывает на Юдифь.
Вагой (Юдифи): Так ты Юдифь?
Юдифь (склоняется): Я.
Лия (себе под нос, но достаточно громко): Коли все же это Олоферн, не знаю, чего теперь и ждать. Ой-ей.
Дозорные фыркают, едва сдерживая смех. Из-за шатра выходит Олоферн.
Олоферн (дозорным): Доставили? Ступайте. Вагой, что тут за болтовня? Где женщина, которую я жду?
Лия: Слава Господу всеблагому, другой! И молодой, и борода колечками. Гожий мужчина!
Вагой (указывает на Юдифь): Говорят, вот эта.
Олоферн (глядя на Юдифь): Вагой, притворщик. Такую женщину и в сонме писаных красавиц опознаешь, не то что рядом со старухой.
Лия: Не так уж я стара. И кое-кто тут говорит, ежели расстараюсь, да помолчу, да буду кроткой, так превзойду всех красоток.
Олоферн (не отрывая взгляд от Юдифи): Чьи это речи, нам известно. Но вот, ежели ты не помолчишь, придется выгнать тебя в пустыню, без воды, чтоб язык отсох.
Лия: Да он и так почти… Тебе бы болтать не пивши. Молчу.
Олоферн: Юдифь…
