Юдифь (ни к чему не притрагивается): Благодарю.
Олоферн: Похоже, мне придется есть, пить и говорить за двоих. Ну что же. Хочешь, я расскажу тебе о моем прекрасном городе, о Ниневии? Она так велика, что иная страна уместилась бы на том пространстве, которое она занимает. Люди живут там в домах больших и светлых и прохладных. При каждом доме – сад. Улицы тенисты, обсажены фруктовыми деревьями. Здесь и фиги, и гранаты, и персики. Деревья клонятся под тяжестью плодов. Их может срывать каждый, кто захочет, даже рабам не возбраняется. Главная же улица так широка, что на ней свободно могут разъехаться двадцать колесниц. Она называется Царской и уставлена статуями невиданного совершенства. А как прекрасна река Тигр! И вся в парусах – самых разнообразных! У меня тоже есть ладья, и богатая, удобная. Я бы приказал обрызгать парус благовониями, если бы самая прекрасная пожелала прокатиться. Ветер разносил бы аромат, и приветственные крики доносились бы с берегов и с лодок во славу красоты… Юдифь! Оставь свое скучное нагорье, своего скучного мужа, и поедем со мной навсегда. Повелевай моим сердцем.
Юдифь заслушалась, замечталась и не отвечает.
Олоферн: Юдифь, ты почему молчишь?
Юдифь: Что мне ответить? И ты со своей стороны, и я – мы совершаем грех, вот так встречаясь за вином и яствами. Ты ведь купил меня. Купил за меру воды. Я – раба. И не говори мне, что твои боги столь терпимы, чтобы допустить мою власть над твоим сердцем.
Олоферн: Мои боги? Они не то что терпимы, но иногда милостивы. Вот как сейчас, когда ты здесь. К тому же есть всякие молитвы, заклинанья, очищающие от греха… Их Вагой все наизусть знает. Если что, мы его призовем. Вот видишь, моих богов умилостивить не слишком сложно.
Юдифь: Правда?
Олоферн: Кстати, могу тебя научить одной молитве, от которой у богов сердце тает не хуже воска. Вот слушай: «Боги – не знал я, крепка ваша кара. Грехи мои многие, как сделал – не знаю. Боги, уймите, отпустите, успокойте зло в сердце…» Дальше… Дальше я забыл, на тебя глядя. И где это сказано, что грех – любоваться красавицей?! Для чего же тогда боги таких красавиц создают?
Юдифь: Ты смеешься надо мной?
Олоферн: Богоравных?
Юдифь: Еще и богохульствуешь!
Олоферн: Юдифь, я не богохульствую, я тебя воспеваю. Ты чужда поэзии? Мне не верится что-то. Вот послушай.
Юдифь: У нас не принято…
Олоферн: Я тебя смущаю? Как ты невинна, хоть и замужняя женщина! И все же послушай. Я тебе расскажу, как ведет себя мое сердце, когда я тебя вижу, – то попрыгивает, будто хочет улететь в небеса, то падает, точно с обрыва. То рвется прочь, как из силков, то падает мертвым комом, будто подстреленная птица. Ну, я не очень-то в поэзии силен, признаюсь тебе. А сейчас, когда ты здесь, когда ты разглядываешь меня, рассудок мутится, звезда моя.
Юдифь: Я не верю, что в своих странствиях ты не встречал более красивых женщин, чем я. Здесь нет других, вот и все.
Олоферн: Тем не менее поверь. Наложниц, если ты об этом, найти – не великий подвиг. Они где угодно найдутся, даже в пустыне. Уж так они устроены, что всегда находятся. Но найти женщину на все времена – это милость богов. Мне теперь кажется, что боги надоумили Навуходоносора, царя моего, послать меня сюда с войной лишь только для того, чтобы я тебя встретил.
Юдифь: За милость твоих богов велика расплата.
Олоферн: А-а, опять ты о воде! Ну что ж поделать, если здесь только один удобный источник. Моим солдатам тоже нужна вода.
Юдифь: Вы не очень-то нуждаетесь в воде. Говорят… Говорят, что…
Олоферн: Говорят, мы так свирепы, что едим сырое мясо и пьем кровь?
Юдифь: И оттого вы так свирепы.
Олоферн: Мы пьем воду и вино. И наше вино из долин Междуречья прославлено. Ты не знала? Вот, попробуй, не отказывайся, забудь о запрете, о посте. Прошу. Ты восхитишься. А кровь, сырое мясо… Кто же, если отважен, не рвал зубами в битве тело врага? Это и есть упоение. Бывает, и женщины, отдавшись страсти, впиваются зубами. Разве нет, скажешь?
Юдифь: Н-нет…
Олоферн: Да ты несчастна, Юдифь. Ты никогда не желала, раз отрицаешь…
Юдифь: Как ты можешь судить?!
Олоферн: По маске лицемерия, что ты надела. Смотри: на мне шрамы. Я получил их не только на войне, но и в любовных схватках. Вот и вот. Губа прокушена. И вот еще… Юдифь…
Юдифь: Позволь, я уйду. Твое вино не шутит.
Олоферн: Я тебя испугал? О, Иштар! Да не собираюсь я кусаться!
Юдифь: И все же. Твое вино… Мы встретимся, когда ты…
Олоферн: Протрезвею, ты хочешь сказать? Яне пьян, Юдифь. С кувшина-то вина? Ты мне голову кружишь, а не вино. Ия не против. И не смотри так. У тебя взгляд лани, кроткой, испуганной, но непокорной и быстроногой. Чуть зазевался, а ее уж нет, лани-то. Блеснуло солнце на холке, и – поди догони. Ты так же грациозна в движеньях. Тебе говорили? Пройдись по коврам, обернись, поиграй плечами, взглядом, качни бедрами – я полюбуюсь, но не убегай, красавица… Вот что! Станцуй мне!
Юдифь: То есть как? Прямо сейчас? Нам, замужним женщинам, не положено. Как это танцевать?
Олоферн: Как можешь.
Юдифь: Нет-нет…
Олоферн: Как можешь. Как тростник под ветром. Как лунная дорожка на воде. Начинай… Ну же!
Юдифь робко начинает двигаться. Потом смелее, кружится, мягко ступает, приближаясь к Олоферну.
Олоферн: Голубкой в облаках. Веселым камушком, что скатился с осыпи. Вот так. Твоей сестрицей ланью… Маленьким легким смерчем, что предвещает бурю… Крадущейся за птицей кошкой… Львицей, что выбирает льва!
Олоферн подхватывает Юдифь, они вместе завершают танец, больше похожий на страстные объятья.
Олоферн: И логово готово… Моя Юдифь. Люблю тебя.
Юдифь (шепчет, прильнув к нему): Ты сам себе не веришь…
Олоферн: Люблю тебя. И верю в свою любовь, как в божество. И не согрешу против него.
Юдифь: Я теряю рассудок.
Олоферн: Слава богам!
Юдифь: Как ядовита любовь, оказывается! Как этот яд сладок!
Олоферн: Я хочу тебя в жены, Юдифь!
Юдифь: Хочу тебя в мужья!
Пара в подобии танца приближается к ложу. Роскошный полог падает и закрывает ложе, где остаются Юдифь и Олоферн.
