Он еще попросил присяжных не обращать внимания на мою последнюю реплику, только вряд ли они его послушали. Я, во всяком случае, в этом очень сомневаюсь.
Я давал показания целый день. Был перерыв на обед, а потом меня снова вызвали. Я уже не помню половину вопросов, которые мне задавали. Помню только, как был рад, когда все это закончилось. Адвокаты Айса сказали мне, что я держался молодцом и могу собой гордиться. Потом они пошли в кабинет к судье. Все были на стороне Айса. Я даже не сомневался, что его отпустят.
И вот судья и адвокаты вернулись. В воздухе повисло напряжение. По рядам прокатился шепоток, что Айс заключил сделку о признании вины. Судья распустил присяжных, поблагодарив за труды и потраченное время. Он рекомендовал закрыть детский приют Дона навсегда. Поблагодарил меня и других свидетелей за показания и велел увести педофилов назад в тюрьму. Назвал Айса смелым и благородным человеком, который вступился за права беззащитных детей. «Но он зашел слишком далеко. Никому из граждан не дозволяется вершить правосудие своими руками».
Суд приговорил Айса к шести годам тюремного заключения. Я обернулся к Эмбер:
— Шесть лет?! Ничего себе сделка!
Эмбер заверила меня, что приговор очень мягкий и судья проявил снисхождение после того, как услышал мои показания. Она сказала, что Айса отправляют в тюрьму общего режима и через три года могут освободить условно-досрочно. Адвокаты Айса явно были довольны, да и сам он как будто вздохнул с облегчением. Он улыбнулся мне и поднял большие пальцы. И все равно, когда его уводили, у меня нутро переворачивалось…
— Пробка впереди, — сообщает таксист.
Я протираю запотевшее стекло. У туннеля Линкольна почти всегда пробки. Но сегодня там еще и авария. Вокруг разбитой машины стоят копы, и какой-то человек говорит по мобильному. Мы медленно ползем мимо, и я вижу его лицо. Он напоминает мне Томми.
Томми извлек из своей неожиданной славы неплохие деньги, и в итоге его корабль действительно подошел к пристани. Томми уплыл на нем на родную Сицилию и купил там небольшую ферму на берегу океана. Он взялся за производство оливкового масла, и в первый же год его бизнес пошел так успешно, что Томми попросил жену приехать и помочь ему управляться с делами. Через год к ним присоединилась одна из их дочерей, и теперь это семейное предприятие. Мне недавно пришла по почте бутылка масла с надписью «Маттола. Сицилийское оливковое масло». В посылку была вложена фотография Томми по колено в бирюзовой воде. Он был таким счастливым, что я не мог не рассмеяться…
Мы подбираемся к выходу из туннеля, и машина понемногу набирает ход.
— Наконец-то! — ворчит таксист.
Я всегда радуюсь, когда туннель Линкольна остается позади. Это значит, что никаких задержек в пути больше не будет. Такси выезжает наверх по спиральной дорожке, по которой мы ехали той ночью, когда спасали Крысу. Обычно тут открывается красивый вид на город, но только не сегодня. Сегодня такой снегопад, что ничего не разглядишь.
Я иногда навещаю Айса, раз в пару месяцев. Забавно, в тюрьме он, похоже, куда счастливее, чем был в своем пентхаусе. А в прошлый раз он встретил меня и вовсе в щенячьем восторге — он выиграл тюремный чемпионат по шахматам! Я был просто поражен. Как может человек, получивший столько наград за свою музыку, радоваться какому-то блестящему кубку? Но он радовался. Даже сказал мне, что тюрьма дает ему желанный отдых от безумного мира за ее стенами. Ну, к безумному миру ему придется привыкать, потому что продажи его дисков утроились.
Через полчаса мы съезжаем со скоростного шоссе и останавливаемся у психиатрической клиники «Сент-Винсент». Охранник Говард поднимает шлагбаум и приветственно машет мне в окно. Здесь хорошо. Главный корпус стоит посреди большой зеленой лужайки. Ее окружают вишневые деревья, а за ними возвышаются сосны. Летом это очень ухоженный парк, и зимой, припорошенный снегом, он тоже очень красив.
Это не совсем психиатрическая клиника в привычном понимании этих слов. Пациенты платят за пребывание здесь большие деньги, или кто-то платит за них. Тут даже проходят курс лечения некоторые знаменитости. Только мне нельзя говорить кто именно, так что не обессудьте. Надо уважать право на частную жизнь, особенно право тех, кто восстанавливается после болезни или еще чего подобного.
Я расплачиваюсь с таксистом, иду в приемную и открываю журнал посещений. Имени дяди Джерома на сегодняшней странице еще нет, и я рад этому. Я расписываюсь и иду в западное крыло. Мне навстречу выходит медсестра по имени Нина:
— Если будешь гулять с ней, Боб, постарайся недолго. Сегодня вечером придет мистер Де Билье.
— Я тоже мистер Де Билье. Это не дает мне никаких привилегий?
— В моем понимании, дает, — отвечает мне Нина с улыбкой.
Она хорошая девушка, и мне кажется, я ей нравлюсь. Я хочу оглянуться на нее, но впереди уже вижу других сестер, которые ведут пациентов. Я дохожу до конца коридора и негромко стучусь в крайнюю комнату слева. Там у окна сидит моя сестра, Мари-Клэр Де Билье.
— Привет, сестренка! — Я целую ее в макушку и опускаюсь перед ней на колено. — Хочешь погулять? Там сегодня довольно прохладно. Но мы с тобой из Виннипега, нам это нипочем…
Я кое-как уговариваю ее встать, надеваю на нее пальто и застегиваю пуговицы:
— Ай-яй-яй. Тебе почти четырнадцать, а я до сих пор помогаю тебе одеваться.
Она смотрит отсутствующим взглядом. Я поправляю ей волосы, забившиеся за воротник.
— Мне нравится в колледже. Я пошел на курс драматического искусства и пишу понемногу. Дядя Джером хочет, чтобы я хорошо учился. Считает, что я должен поступить в приличный университет. Не знаю, почему он сам в свое время этого не сделал… Что еще… Ах да, я скоро сдам на права. Смогу возить тебя до самого дома.
Закутывая ее в свой шарф, я прижимаю ее к груди. Ничего не могу с собой поделать. Когда мы были маленькие, я слишком редко ее обнимал. Мне тогда было неловко. Теперь вот пытаюсь наверстать упущенное. Думаю, ей это нравится.
— Ну, пошли.
Я беру ее под руку и веду по коридору.
— Видела бы ты, как эта Нина на меня смотрит. По-моему, я ей нравлюсь. Я вообще теперь многим девчонкам нравлюсь. Что скажешь? Твой старший брат красавец или как?
Она не отвечает. Она не сказала ни слова с тех пор, как тогда потеряла сознание в офисе «Экзокома». Чаще всего она даже не осознает, что рядом кто-то есть.
Дядя Джером привозил сюда специалистов со всего мира. И все они говорили одно и то же: девочка пережила психологический шок, ей нужны покой и отдых. Только время покажет. Один эскулап посоветовал лечение электрошоком. Дядя Джером вышвырнул его вон.
Я считаю, что Мари-Клэр надо перестать накачивать лекарствами и увезти в Виннипег. Или хотя бы пусть она живет дома с нами. Может, тогда она вспомнит счастливые деньки, вспомнит, кто она. Я тысячу раз говорил это дяде Джерому, но он не слушает, мы только ругаемся. Он очень упрямый и самонадеянный человек. Но не позволяйте мне ввести вас в заблуждение. Он приезжает к Мари-Клэр при первой возможности. Он сидит и читает ей вслух часами. В основном детские сказки. О рыцарях, которые сражаются со злыми гоблинами и спасают принцесс. О простолюдинах, которые гибнут на поле боя или побеждают и становятся героями. И в этих сказках всегда есть мальчик, который все видел своими глазами и потом рассказывает эту историю. Дядя Джером всегда читает истории со счастливым концом. Но в реальной жизни счастливый финал бывает не всегда, как бы тебе этого ни хотелось. В общем, я понимаю, что он ее любит. Но это еще не доказывает его правоту.
Мы идем по тропинке к нашей любимой лавочке. Холодный ветер швыряет снег нам в глаза, снежинки прилипают к одежде. Но я люблю выводить сестренку на свежий воздух. Отопление в больнице жарит на полную, и там всегда очень душно. Я сметаю снег с лавочки, усаживаю девочку и обнимаю за плечи:
— Айса скоро выпустят. Ты же помнишь Айса? И Джоуи про тебя все время спрашивает. И я часто получаю письма из Виннипега — и через Интернет, и по почте. Никто про тебя не забыл. Отец Генри два раза в год устраивает службу за твое здоровье. А мисс Маунтшафт ставит спектакль в твою честь. Помнишь, как ты хотела стать балериной и актрисой?
Она не отвечает. Она никогда не отвечает. Но я часто вижу, как меняется ее лицо. Иногда она почти улыбается и выглядит счастливой. А иногда становится мрачнее тучи, как будто чем-то напугана. Но это длится недолго, вот она нахмурилась, а вот уже лицо ее просветлело. Я спрашивал у одного из ее врачей, почему это происходит. Он сказал, что Мари-Клэр отгородилась от реальности и живет в своем маленьком мирке. Что ж, за ней такое всегда водилось, и я лишь надеюсь, что она счастлива, где бы она ни была.
Иногда я вижу ее во сне. Мне снится, что я стою на верхнем этаже какой-то высотки и смотрю на соседний небоскреб, вокруг которого кружат ангелы. Они купаются в лучах серебряного солнца и перелетают с одного небоскреба на другой. И я вижу среди них Мари-Клэр. У нее на спине маленькие крылья, и она смеется. Я изо всех сил стучу в стекло, но она не слышит меня. Я бегу к лифту, спускаюсь и мчусь к соседнему небоскребу. Но в нем нет дверей. Моя сестра там, куда мне ход закрыт.
