Лагерь был свернут. Последняя проверка. Отопление выключено. Шторы задернуты. Шкаф и ящики пусты. Под кроватью тоже пусто. Дощатые сосновые стены и кабельное телевидение. Он приходил, снимал шляпу, ложился на кровать. Холостяцкая хандра? Это куда лучше, чем оказаться бездомным. На минуту у Тома сжалось сердце. Он презирал себя за то, что дал волю чувствам. «Ну и черт с ним, — подумал он, — будь проклята эта дыра!» Он уложил тюк в кузов пикапа, закрыл дверь домика и дважды повернул ключ в замке. Как всегда в его взрослой жизни, все несущественное было в полном порядке.
Тому было не обойтись без тента для пикапа, и он направился прямиком к своему бывшему дому, где в свое время бросил тент гнить на заднем дворе. Разумеется, он помнил про запретительный приказ, который не позволял ему появляться в доме или вторгаться на прилегающую территорию, но сейчас ему куда больше мешала «королла» Хейди Джонстон, которая, как назло, перекрывала въезд во двор. Том надеялся за пару минут осторожно пробраться под деревьями, незаметно взять тент, вручную закрепить его болтами и испариться. Отъехав подальше, он затянет гайки как следует. Если бы не эта «королла». Часто, проезжая мимо своего дома, он видел незнакомые машины и воображал — главным образом ради мучительного наслаждения, но отчасти как муж, лишившийся своих прав, — что Элинор завела себе множество любовников, что все в городе знают о ее выходках, но в его присутствии держатся как ни в чем не бывало, хотя ему было прекрасно известно, что все эти машины принадлежат волонтерам из Комитета содействия семье Кросс. В основном это были женщины из церкви, которые приходили ухаживать за Томми — менять ему одежду, мыть голову, брить его, подмывать задницу, накладывать лубки на его руки и ноги, давать таблетки, готовить ему еду и мыть за ним посуду, расчесывать ему волосы, подстригать ногти, менять повязки на горле, куда была вставлена дыхательная трубка, и промывать мочеприемник. Каждое утро они массировали ему живот, чтобы он мог опорожнить кишечник на пластиковый лоток, и убирали его экскременты. Отец Коллинз превозносил этих женщин на все лады, без этого не обходилась ни одна месса: «Больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте». Или: «Так мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены». Или: «Более же всего имейте усердную любовь друг ко другу, потому что любовь покрывает множество грехов». Или: «Будьте тверды, непоколебимы, всегда преуспевайте в деле Господнем, зная, что труд ваш не тщетен пред Господом». Еженедельно отец Коллинз перечислял членов КССК поименно: Констанция Педерсен, Джулия Корн, Джулия Нидерхофф, Тина Ван Камп, Хейди Джонстон, Кэролин Мейерс, Кэрол Бойл, Мэрилин Дэвис, Грэйс Уивер, Беатрис Макмиллан, Лия Лонг и Эннабел Флетчер, чей дед был первым поселенцем на территории Норт-Форка и страдал болезнью Паркинсона. Эннабел написала о нем книгу. Она называлась «Тени кедров и картошка в прериях». Ради интереса Том прочел ее. Внучка, судя по всему, боготворила деда. В книге были сплошные небылицы. Все знали, что старый Флетчер был отъявленным пройдохой. Он владел значительной частью речной долины. По воскресеньям он ходил, вырядившись как денди с Восточного побережья.
Другие женщины были ничем не примечательны, одинаково скучны и глупы, кроме Джулии Нидерхофф, которая гибкой шеей и сильными икрами напоминала молодую кобылу. У нее были темные волосы и красиво очерченный подбородок.
С того дня, когда Томми привезли домой, они принялись помогать по хозяйству, и покою Тома пришел конец. Теперь в доме галдело сразу несколько женщин, к тому же Тина Ван Камп была дважды разведена и постоянно подначивала Элинор последовать ее примеру. Разумеется, все женщины беспрестанно выражали свое сочувствие. Некоторые из них сами были замужем за лесорубами, и их жалобы были хорошо знакомы Тому. Дом превратился в женский клуб, место для посиделок и пересудов за чашкой кофе, дешевое ток-шоу для недалеких слезливых домохозяек. Изменился даже запах в доме: на обогревателе, испаряясь, шипел антисептический освежитель воздуха. Следы помады на кофейных чашках — то, что он никогда не выносил. И пучки сухих цветов в туалете. Язык Элинор внезапно изменился: «Мне кажется, ты недооцениваешь мои слова, Том»; «Мне кажется, ты не уважаешь мои чувства, Том». В конце концов он, не выдержав, взорвался: «Пошла ты куда подальше, и эти ведьмы тоже, чтобы духу их не было в моем доме!» Но, как ни крути, они ухаживали за Томми. Без них все пошло бы кувырком — Том понимал это. Почему они не могли ограничиться ролью добрых самаритянок и не встревать в его семейные дела? Почему они вмешивались в его жизнь и лезли в смятенную душу его жены, убеждая ее, что он — полное ничтожество? Придя домой, он заставал Элинор сидящей за столом, скажем, с Мэрилин Дэвис, на столе диетическая кола, морковка, открытая Библия. Обе поглощены беседой. «Эй, — окликал их он, — как Томми?» Вместо ответа обе с заговорщическим видом смолкали, а когда он поднимался наверх, разговор возобновлялся. Иногда он видел, как жена и ее подруги молились, точно монахини, держась за руки, склонив головы и прикрыв глаза: «Больных исцеляйте… Дай нам сил… Молись за нас, грешных, и ныне, и в час смерти нашей…» В другой раз кто-то читал вслух Библию: «И, придя, взошли в горницу, где и пребывали, Петр и Иаков, Иоанн и Андрей, Филипп и Фома, Варфоломей и Матфей, Иаков Алфеев и Симон Зилот…» Том проскальзывал мимо них с банкой пива, принимал душ и, растянувшись на кровати, включал телевизор. Когда в комнату входила Элинор, он не давал себя разжалобить, ее появление означало начало новой схватки.
Что же делать? Он может открыть дверь «короллы» Хейди Джонстон, поставить коробку передач в нейтральное положение и, осторожно подталкивая машину передним бампером своего пикапа, откатить ее с дороги. Можно прокрасться в запретную зону пешком, потихоньку обогнуть дом, как Арнольд Шварценеггер в фильме про неандертальца, и, схватив тент, убежать. Можно смиренно постучать в дверь и униженно объяснить Элинор, что ему хотелось бы забрать свой тент и он очень надеется, что она не станет возражать. Один вариант хуже другого. Такие муки — и все лишь для того, чтобы просто установить на грузовик тент. До чего он дошел! Связан по рукам и ногам, приперт к стене, шагу ступить не может по собственной воле. Кругом сплошные сложности. Том подавил в себе настойчивое желание протаранить «короллу». Он припарковал машину и, глядя в зеркало заднего вида, пригладил волосы — хорошо выглядеть было своего рода местью, а ему хотелось причинить Элинор боль.
Стоя в дверях, она сказала:
— Запретительный приказ, Том. Не заставляй меня звонить в полицию.
Выглядела она неважно. Изможденная, усталая, ожесточенная. Она уже не казалась ему привлекательной. Перед ним стояла женщина, с которой он был близок не меньше трех тысяч раз, а ему не хотелось даже притронуться к ней. Том удивился, насколько глубоким, неодолимым было его отвращение. Элинор высохла, в уголках глаз и на лбу появились морщинки, пылкая набожность тоже не прибавила ей женственности. У нее возникали все новые недостатки. Он представил ее с вязальными спицами в узловатых пальцах — сама мысль о таком будущем была невыносима. Но оно уже наступило. Элли носила растянутые спортивные шаровары, ее дряблые зад и живот совсем обвисли.
— Извини, — сказал он. — Я знаю, что это запрещено. Но я хотел только взять тент для пикапа. Мне даже не нужно заходить внутрь, я никого не потревожу, Элли. Я просто зайду во двор и заберу тент.
Он стоял под дождем, а она под крышей. Он понимал, что она боится, — как-никак он был тяжелее ее на восемьдесят пять фунтов. Ее пугал вспыльчивый противник, который в любой момент мог дать волю своей ярости.
— Девять-один-один, — сказала она. — Меня предупредили, что, если ты появишься, я должна позвонить туда.
— Я не собираюсь входить в дом. Я только заберу тент, больше ничего. Возьму тент и уйду. Пожалуйста, позволь мне зайти во двор.
— Нет, Том.
— Да, Элли.
Элинор вздернула подбородок.
— Еще мне сказали не вступать с тобой в спор, если ты явишься несмотря на все запреты. Я не собираюсь с тобой разговаривать, ясно? Так что до свидания.
— Погоди.
Она попыталась захлопнуть дверь, но он просунул в щель ногу.
— Погоди, — сказал он, — Элинор, не упрямься. Позволь мне забрать тент.
За спиной Элинор появилась Хейди Джонстон. Ростом Хейди была чуть больше пяти футов, однако по весу отставала от Тома всего фунтов на пятнадцать, это была расплывшаяся женщина с чудовищной грудью и лилово-красным ртом. Из породы тех мужеподобных особ, что в изобилии населяли Норт-Форк, — располневшие, лишенные признаков женственности самки, покупающие смесь для торта в супермаркете или торгующие лотерейными билетами в закусочной.
