— А остальное?
— Ну, док нам ведь тоже нужен, верно? Не всегда ж платить ему «спасибами». А что останется после — забираю я. Надеюсь, — он выдержал многозначительную паузу, — возражений не будет?
— Да не будет, скромный ты наш.
День шел на спад. На закате полыхали молнии, оттуда же доносилось эхо раскатов грома. Непогода. Снова будет дождь. Всю неделю так. Слякоть, серость, туман.
Я шел, сам не понимая, что мною движет. Откуда топливо для моего внутреннего двигателя. Возможно, Призрак и моя совесть были правы? И я просто обязан был выполнить просьбу человека, который пошел на эшафот, но не сдал меня?
Вот уж верно утверждение о том, что все познается в сравнении. Вот, к примеру, Варяг, которого я знал задолго до начала изоляции. И Жека, с которым свела судьба всего пару дней назад. Разве нет разницы в этих людях? Разве я могу не чувствовать на себе долг? Даже если моего займодателя уже нет в живых?
Брел я по улицам почти без маскировки. Тихими дворами, но не короткими перебежками, прислушиваясь, принюхиваясь и присматриваясь к каждой мелькнувшей тени. Кого-то встречал, обычных тягачей, посчастливилось, что не зарились на мой скарб. Кого-то грубо толкнул на углу дома, что-то вякнул обиженный, но ствол не достал.
И правильно — лучше побереги нервы и зубы, обойди меня стороной.
Передумав хрен только знает о чем, я сделал по городу громаднейший крюк. Так уж устроен наш областной центр, что река разделила его точняк пополам, а «доги» обустроились в удобнейшем месте стыковки — «конфетка», супермаркет, отель, автовокзал — все расположилось возле главного моста, соединяющего оба берега Южного Буга. Так вот, если хочешь по-быстрому пройти с одного на другой берег, придется проходить через «дожью» территорию. Есть тягачи, которые с ними там на мази, они проходят. Мне же, понятное дело, путь заказан. Приходится обходить либо через Старый город — по мосту на Козицкого, либо по Чорновила. Последний — мост, который контролируется известными нам уже снайперами. Не то чтобы они валили каждого, кто решил пройти по нему, но, кто знает, что у них в головах?
Поэтому вернулся я в Старый город тем же путем, которым добирался до пожарки, протащился вдоль Глеба Успенского и свернул на Островского — одну из главных городских артерий, когда-то уводящих бесконечный поток машин прочь от города.
Сейчас проезжая часть пустовала. Все потускневшее, поржавевшее, покрывшееся пылью железное хламье раком-боком стояло у обочин. Сразу видно, какой стезей в город входили танки. Шедшая этой дорогой бронетехника хорошо прочистила себе путь. Что утюгом прошлась.
Чем ближе я становился к казенному дому, тем легче становилось ранее твердое ощущение обязанности. Тут грызлом не щелкай — стрелки у Каталова только и высматривают, кому бы пулю всадить. А сами неумелые, криворукие и косоглазые, в снайперском деле ни черта не шарящие. Это тебе не Окуляр, который окурок с пальцев выбьет, эти палить начнут — шухеру только, нагонят, чтоб остальным обозначать, куда зверь загнался.
Так что осмотрительнее, Салман, осмотрительнее.
Забравшись на руины «Планеты секонд-хенд» (не, ну дурачье, а? кто ж так магазин называет? ты бы хотел жить на планете, где только гребаные обноски?), протараненный троллейбусом, я затаился и пригляделся.
Сквозь мутное, загаженное птицами окно на втором этаже я увидел троих возле админкорпуса тюрьмы. Курят, бошками вертят. В жестах, повадках, ну тебе настоящие приматы, с тем лишь отличием, что в «чисто крутяцкие» шмотки облаченные. О нормальном общении и не гадай, даже если правильно к ним подвалишь, быковать начнут. О понятиях лучше не заикайся — в их беспредельной хате они свои. Вопросами сначала забомбят, типа «кто такой?», «чо здесь шаришься?», а затем, если пробьют, что без важных подвязов, просто отметелят и снарягу заберут. Видел, слышал, знаю.
Так у них, у каталовских, заведено. Сидельцы там, да правильных только нет. Отморозки одни остались, шнырье, более важной масти не водится. А по части беспредела «дожьи» сорвиголовы рядом с этими — просто цыплята в сите.
Вспоминая, какого черта я сюда притащился, не могу не обозвать себя дураком. Вот реально — какого?! Долг перед восставшим против режима «догом» замучил? Или банальное любопытство покоя не дает? Что за ключ и куда его сунуть? Да выбросил бы и забыл давно, разве нечем больше заняться? Так нет же, потянуло, епт. И это с каких-то пор я начал чувствовать что-то подобное? Совесть цепи порвала, бегает, лает теперь? Заскрипело патриотически-идеологическое, вынырнувшее из слота памяти о героях Гайдара: я ведь обещал! Я должен!
Дурак. Пулю в лобешник, если что, получу заслуженно.
— Мало еще проблем на ж-жопу, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.
Никогда не любил играть в контрстрайк. Бессмысленная игра. В тебя стреляют, а ты бежишь дальше. В жизни такого нет. Неуклюжими кособокими перебежками, полуприсядью, мирясь с жжением в боку, я добрался до обусловленного Жекой двухэтажного дома из белого кирпича. Он разместился по диагонали к главному корпусу тюряги, метрах в семидесяти.
«НадраБанк. Они стараются для меня» — было написано на проржавелом в уголках штендере. Одной ногой он стоял на тротуаре, другой на дороге, и я почему-то удивился как так, что его до сих пор никто не повалил. У нас же обычно так делают, просто мимо ж пройти — кайфа лишиться.
Название банка объемными, когда-то подсвечиваемыми изнутри буквами нависало и над входом. В ранее стеклянных дверях не было стекла. Переступив через осколки, я проник внутрь, остановился в коротком предбаннике. Прислушался — не бегут каталовские гамадрилы? Тихо ли внутри?
Похоже, тихо.
Денег на полу — кафеля не видать, ковром усеяно. Порванные мешки здесь же. Бурые сухие пятна на полу. Ведут к металлической двери направо, в отделение «Надр». Слева юридическая контора, специалисты по операциям с недвижимостью и защите права собственности, ежели верить рекламе. Дальше дверь агентства недвижимости — ну разумеется!
Действуя тише оседающей пыли, заглядываю в открытые на треть двери банковского отделения. Четыре высохших трупа. Один с мешком в окостенелых пальцах возле самого входа, лежит лицом вниз. Куртка на спине продырявлена, кровавое пятно под ним растрескалось, словно тоненькая прослоечка высохшего болотца. Другой в маске сидел в углу, околел, держа руку на груди. Продырявили легкое. Два мента валялись посреди помещения, один под опрокинутым набок столом, положив руку так, будто собрался подняться, опираясь на него. Напарник чуть ближе ко мне, широко раскинув ноги и руки, словно перед смертью гимнастическое кольцо выполнил. Вокруг него мелкой квадратной крошкой было рассыпано витринное стекло, с ресепшен-стойки свисала на спиральном шнуре телефонная трубка. В стене дыры, на полу женская туфля и кровавый след, ведущий за стойку. Значит, трупов здесь, по меньшей мере, пять. Не добрались санитары тогда на вычистку, видать. Или не захотели. А каталовским, как и предполагалось, все пох, им тела не мешают.
Вспоминается голос, который возвещает о победе террористов в «страйке». Потому что, если в игре погибают оба отряда, победа все равно почему-то засчитывается «террорам».
«Они стараются для меня»… Стараются они. Этот слоган здесь повсюду!
Оставив немую сцену, я вернулся в коридорчик и последовал к проходу, над которым был изображен поднимающийся по ступеням человек.
Антенн на крыше всего было пять или шесть, и смотрели они кто куда, но нужную я заприметил сразу — прямо передо мной, в каких-то двух метрах. «Черной точкой» Жека называл эмблему то ли изготовителя тарелки, то ли провайдера, но черная клякса на тарелке явно служила отличительным знаком.
Встав почти на четвереньки, я внимательно осмотрелся, уделив особое внимание крайней каменной башне старой тюрьмы. Конечно, заметят, если будут сюда смотреть, шухер поднимут. Но и до вечера я торчать тут тоже не намерен. Нужно действовать сейчас. Выдохнув, я погуськовал к первой из двух металлических полусфер, вокруг которых торчали «лопухи» спутниковых антенн. Без особых усилий и даже почти беззвучно провернул «меченую» в нужном направлении. А сам рывком назад, на ступени, будто бомбу на крыше заложил.
Тихо снаружи. Непохоже будто заметили. А если заметили, и не Жекин корешок, то либо проигнорируют, либо патруль пришлют проверить.
Покинув двухэтажку черным ходом, я вышел на квадратную площадку с выцветшими зонтами и поломанными пластиковыми стульями, где раньше было летнее кафе. Бывал тут или нет? Не помню.
Продвигаюсь дальше. Проникши в соседствующий с банком и кафешкой продуктовый магазин, останавливаюсь и прислушиваюсь к звукам города. Далеко где-то кто-то орет, поблизости же лишь сквозняки свистят да оконная рама погрюкивает.
Одноэтажный, небольшой, в отличие от банка в нем не осталось ни одного целого стекла. Как и вообще чего-либо целого внутри. Разбиты холодильники, опрокинуты витрины, разбросаны по всему магазину стеллажи. А кровавых пятен здесь куда больше, чем от перестрелки у ментов с бандитами. Сразу видно — обычные граждане хлеб делили. Правда, трупов не видать, вынесли, наверное.
