— Лежать! Мордой в пол! — заорал кто-то.
— Свой я, братки, мирное население!
— Лежать! Ноги шире!
Пашков чуть привстал и выглянул на улицу. Рядом с сиротливой милицейской «шестеркой» стоял бронетранспортер, толпились солдаты и несколько человек в штатском. Еще четверо сидели на корточках, рассматривая трупы милиционеров. Над остывающими телами поднимались едва заметные струйки пара.
— Товарищ майор, — к сидящим офицерам подбежал молодой солдат, — разрешите обратиться… Там эти… террористы сдались!
— Что? — офицер поднял на воина удивленный взгляд. — Их же там целая рота, или разведчики с перепугу преувеличили?
— Никак нет, товарищ майор, под сотню человек! Когда мы их с фланга обошли, внезапно дождь пошел. У вас разве не было?
— Дождь? — командир коротко взглянул на небо. — Какой дождь? Ты что, причастился? Может быть, снег?
— Никак нет, товарищ майор! Дождь! Прямо с чистого неба! Да горячий, зараза, как летний. Нет, даже теплее, как душ какой-то. Лейтенант Федькин даже отдал приказ надеть ОЗК, но потом отменил. Дождь быстро кончился, да и неядовитый был вроде бы. Но эти террористы, словно сахарные, смотрим, растаяли. В смысле руки опустили, стрелять перестали и сдались…
С того края деревни, куда ушли бандиты, донеслись две длинных очереди.
— Перестали, говоришь? — майор поднялся. — Лукин, запроси Федькина, что там у него за трескотня?
— Это какие-то штатские террористов поливают, — доложил Лукин. — В лес прорываются.
— Штатские? — Майор скривился. — Что это еще за штатские, которые нам не доверяют? Не те ли, которые этих гаишников затоптали?
— Тут у нас есть один, — кивая, ответил Лукин. — Лупил из окна вот этого строения почем зря. И не по террористам, а по нашим.
— Я же не знал! — Лом от толчка конвоира грохнулся перед майором на колени. — Я же думал, это черножопые наступают! Мы с брат… с ребятами еле ноги от них унесли! Всю ночь бежали. Там в лесу их знаете сколько?! Под каждым кустом, как этих… зайцев…
— А сами-то вы с ребятами кто будете? — усмехнулся майор. — Туристы?
— Ага…
— Не прохладно сейчас в походы ходить?
— Так мы же… это… ну, нам нормально…
— А рюкзак твой где, турист? Гитара, котелок… И почему не в кедах?
— Не… ну… это… было, так ведь отняли все… террористы эти!
Издевки Лом не уловил, и майору сразу же стало скучно.
— Лукин, выдай бойцам браслеты, пусть пристегнут туриста к борту, — он смерил Лома снисходительным взглядом. — Пока не выясним, откуда у тебя взялся автомат и почему ты так самозабвенно стрелял по моим солдатам.
— Да не знал я, гражданин майор! Мамой клянусь!
Пашков покачал головой и скрипнул зубами. Ему страшно хотелось выйти и рассказать майору о том, чем занимался «турист» за пять минут до появления солдат, но доктор по-прежнему сомневался, стоит ли обрекать себя на долгие разбирательства, целью которых будет всего лишь выяснение «свой» он или «чужой». Сомнения разрешились сами собой, когда в затылок доктору уперся ствол автомата. Пашков поднял руки и вздохнул.
— Сдаюсь…
— Верю, — хохотнул автоматчик. — Вставай, только медленно.
— А быстро не получится, ногу подвернул.
— Тогда тебе к доктору надо, — снова рассмеялся человек за спиной.
— А я и есть доктор…
— О, это кстати! Вот только разберемся, что ты за доктор…
— Я здесь случайно… — Пашков обернулся и встретился взглядом с ухмыляющимся сержантом.
— Иди…
— Палку можно?
— Палку нельзя. Ковров, помоги…
Доктор оперся на плечо солдата и захромал к выходу. Уже у дверей он опомнился и завертел головой, разыскивая взглядом Веру.
— Что-то потерял? — поинтересовался сержант. — Или кого-то?
— Да… не то чтобы…
— Один там, в соседней комнате, лежит, как паинька, не ты его убаюкал?
— Нет, это вон тот, «турист».
— Какой турист? А, этот урка, что ли? Ха, «турист»! Товарищ майор, вот тут еще и доктор нашелся. Только подпорченный слегка.
— Майор Ким, — представился командир.
— Доктор Пашков, — он покопался в кармане и протянул майору паспорт.
— Вы местный? — Ким мельком взглянул на первую страницу документа и вернул его врачу.
— Нет, я шел…
— С ребятами? — Ким кисло скривился.
— С… беженцами… Из Петровского…
— Ого! Далековато. А где остальные «беженцы»?
— Я отстал, видите, нога… — доктор указал на лодыжку, которая стала окончательно похожей на барабан.
— А, понятно, — майор покосился на прикованного к борту машины Лома. — Не с этими, значит, бежали?
— Эти… — доктора передернуло. — Извините… Эти отморозки…
— Ясно, — Ким нахмурился. — Как?
— Прямо ногами и прикладами… их человек тридцать было… Кстати, он первый ударил, старшину, а потом капитана.
— Там теперь не разберешься, кто из них был старшина, а кто капитан, — майор зло сплюнул. — Ладно… сначала пленные.
— Они снова сдались? — заинтересовался Пашков.
— Что значит снова? — Ким насторожился. — Были еще случаи? Вы что-то знаете?
— Ну… — доктор махнул рукой на юго-восток. — В Петровском тоже шли бои. Там спецназ ГРУ работал. Тяжелая ситуация была, но потом вдруг сама по себе рассосалась. Сначала тоже какие-то непонятные атмосферные явления начались, вроде зимней грозы и радуги, а потом часть келлов просто сдалась, а часть куда-то ушла…
— Келлов? — ухватился майор.
— Да, — отступать Пашкову было некуда. С офицером только начало налаживаться взаимное доверие. — На самом деле все террористы принадлежат этой… секте.
— Вроде ваххабитов, — перевел Ким на более понятный язык.
— Да, только они не мусульмане и не христиане, у них своя, особая религия…
На улице показалась колонна обезоруженных келлов.
— Тем хуже для них, — произнес майор, сурово глядя на пленных. — Лукин!
— Я!
— Сегодня твой взвод вокруг лафетов ходит. Выведешь пленных к временному штабу и пулей назад.
— Есть! А этого туриста с понятиями?
— А он не военнопленный, — майор недобро ухмыльнулся, — он бандит… Вон, товарищ из прокуратуры зря, что ли, с нами катается? — он кивнул в сторону одного из людей в штатском. — Кто у нас третьим будет? Доктор, вы не откажетесь?
— Я? В смысле? Для чего третьим?
— Для тройки военно-полевого суда, — Ким взглянул на врача испытующе. — Чтобы потом никто не вякнул, что во время боевых действий военные своевольничали.
— Вообще-то я указа о военном положении не слышал… Да и всегда был против казней…
— Но сейчас почему-то мгновенно сообразили, на что я намекаю. Значит, единогласно… Сержант, построй свое отделение. Только без эмоций…
— Никаких эмоций, — сержант равнодушно взглянул на подвывающего от отчаяния Лома.
— По обвинению в особо циничном убийстве представителей власти, совершенном в группе, на территории проведения военных действий, то есть по законам военного времени… Достаточно для «вышки»? — Ким взглянул на Пашкова.
Тот кивнул и спрятал глаза…
* * *
Вера шла наугад. Просто переставляла ноги и удерживала равновесие, не задумываясь ни над направлением, ни над тем, что творится вокруг. Перед ее глазами мелькали какие-то картины, ее обдавало жаром, осыпало пылью и комочками земли, бросало на снег, снова поднимало, подталкивало в спину и било колючим ветром в лицо. Она уже почти ни на что не реагировала.
Буквально в двадцати метрах от Веры началась новая перестрелка, заметались люди. Девушка, не задумываясь, свернула в сторону, прямо сквозь обледеневший кустарник. Белесые промерзшие ветви больно хлестнули по лицу, обожгли кожу, но осыпавшийся с ветвей снег тут же остудил пылающие на щеках отметины.
Еще сотня метров, и снова стрельба, мечущиеся тени, белые березовые стволы и снег в красную крапинку. Вера машинально взяла левее. Запнувшись о корявый сук, она упала, с трудом поднялась, вытерла испачканные в саже и крови руки о штаны и продолжила свой путь на негнущихся от усталости ногах.
Поляна, даже не поляна, а так, проплешина, возникла словно ниоткуда. На ней два десятка полураздетых людей рыли большую яму, по краям которой стояли люди, в отличие от первых одетые и вооруженные. Комья еще не промерзшей влажной земли летели далеко, пачкая белоснежные березы и окропляя снег черно-коричневым.
Вера миновала неглубокий овраг, взобралась на истоптанный следами пригорок, свернула куда-то в ельник, немного поплутала между пахучих, разлапистых деревьев, опять вышла в смешанный лес, пробилась через голые кусты, еще один овражек, снова углубилась в лес, но там ее снова встретили крики, дым и выстрелы. Она сделала еще полукруг в пару сотен метров и вышла на опушку…
Впереди раскинулось широкое, местами еще черное поле. Идти через него было опасно, но девушка смело шагнула на неровную твердую землю. Она брела, глядя строго перед собой, и не видела ни десятки раздетых до нитки тел, ни обирающих мертвецов мародеров. Семь или восемь грязных типов, потерявших человеческий облик задолго до начала кровавых беспорядков, бродили по полю, собирая одежду и вещи убитых в картофельные мешки. Наполненную несметными богатствами ношу они стаскивали в одну кучу, где ее деловито завязывала и маркировала мелом оборванная седая старуха с крючковатым носом и беззубым ртом. От одного из страшно занятых работой мародеров Вера прошла буквально в метре. Он снял с тела немолодой женщины уже абсолютно все и теперь просто сидел, гладя трясущейся рукой ее серую, окоченевшую грудь, живот и бедра. Гноящиеся глаза бродяги светились безумием, а из уголка рта капала слюна. Заметив Веру, он воровато отдернул руку и, схватив мешок с вещами в охапку, попятился. Вера прошла мимо, даже не взглянув в его сторону, и мародер успокоился. Он взвалил мешок на спину и поковылял сдавать его на хранение беззубой старухе…
