Защитники постоянно находились в состоянии повышенной боевой готовности — Джойхиния твердо выполняла обещание, данное кариенскому послу. Каждый день патрули солдат в красных мундирах выходили или выезжали верхом из ворот Цитадели и возвращались через несколько дней или недель, мрачные и молчаливые, с повозками, полными арестантов с беспомощным взглядом, обвиняемых в поклонении языческим богам. Некоторые из задержанных были почти детьми. Никто не сомневался, что чистка защитникам совсем не по душе, но Лорд Защитник дал клятву верности. Дженге пришлось наложить дисциплинарное взыскание на значительную часть своих офицеров за то, что те выказывали открытое недовольство политикой Верховной сестры. Он был обязан так поступить.
Чтобы как-то справляться с резко возросшим потоком обвиняемых в язычестве, Джойхиния учредила специальный суд под председательством Хэррит. Суд выносил арестованным приговоры. Для Дженги не представляло секрета, что сам по себе этот суд был пустой формальностью — обвинительные заключения практически повторяли одно другое и, невзирая на обстоятельства дел, выносились одинаковые вердикты. Факт ареста являлся достаточным доказательством вины, и каждые три дня на Гримфилдские рудники отправлялся очередной караван осужденных. Раньше такие караваны покидали Цитадель раз в месяц. Дженга без устали повторял своим людям, что прежде чем арестовать кого-либо, необходимо быть абсолютно уверенным в его вине. Джойхиния же, напротив, призывала арестовывать всех, кто вызывает хотя бы малейшее сомнение в благонадежности. «Нет дыма без огня», — обожала повторять Верховная сестра.
Сразу после отставки Мэгины ее сын — Уилем Кортанен — был спешно назначен комендантом Гримфилда и незамедлительно отбыл туда вместе с опальной матерью и своей жуткой женушкой Крисабель. И это, с точки зрения Дженги, было единственным светлым пятном во всей этой омерзительной ситуации. Многие сожалели об отставке и изгнании Мэгины, и никто не сомневался, что назначение Уилема было ему не в радость, хотя с его квалификацией он легко справится с этим постом и наверняка станет отличным администратором. Однако Дженга был совершенно уверен, что в Цитадели не найдется человека, который скучал бы по Крисабель.
Лорд Пайтер оставался в Цитадели вплоть до вчерашнего дня, когда, наконец, покинул город в сопровождении почетного караула, призванного сопровождать посла до Броденвэйля. Кариенец проторчал в столице почти всю зиму — частично с целью убедиться в том, что чистка действительно началась, частично по причине своего желания избежать путешествия по суше и отправиться на родину на корабле. Таким образом, ему пришлось дождаться, пока его судно доберется против течения до ближайшего к Цитадели порта на Стеклянной реке — река Саран, протекающая неподалеку от города, была слишком мелкой для судоходства. И вот, наконец, на днях пришла долгожданная новость о том, что корабль лорда Пайтера бросил якорь в Броденвэйле и готов воспользоваться всеми преимуществами, даруемыми весенними ветрами, чтобы доставить высокопоставленного кариенца домой. Посол спешно уехал из города, исполненный горького разочарования после трех месяцев, проведенных под неусыпным надзором Элфрона. Все это время у лорда Пайтера не было возможности ни на мгновение вырваться из-под опеки служителя Церкви. Остальные члены свиты жреца — включая монашек — также без устали пасли своего высокопоставленного соотечественника, всячески оберегая его от соблазна грехопадения в логове этих коварных атеистов. «Интересно, — думал Дженга, — имелись ли у кариенских святош какие-нибудь подозрения касательно поведения Пайтера во время его прежних посещений Медалона без нынешней армии соглядатаев?» Монашки столь самозабвенно предавались исполнению своих обязанностей по охране посла, что его разочарование и безысходность росли как на дрожжах, и вскоре эти его ощущения можно было чуть ли не потрогать руками. Он ждал, исполненный тоской и терзаемый раздражением, вынужденный провести бесконечно унылую зиму в воздержании и беседах на религиозные темы. Элфрон же, покидая Цитадель с пустыми руками, также чувствовал себя преотвратно, но по другой причине. Дженга так и не понял, для чего жрецу нужна была Р'шейл, и даже Пайтер вышел из себя, когда Элфрон предложил ему подождать еще, пока не будет найдена девушка. Что бы там ни замышлял священник, Пайтер не разделял его энтузиазма — он хотел побыстрее отправиться домой.
Иногда Дженга краем уха слышал, как некоторые защитники перешептывались насчет того, была или нет на самом деле Р'шейл дочерью Джойхинии, но подобные разговоры обычно стихали, стоило ему войти в комнату. Неожиданное обвинение, брошенное Тарджой, явилось для Цитадели громом среди ясного неба. Исчезновение Р'шейл наводило на определенные размышления, но страх перед Верховной сестрой не позволял слухам разрастись выше уровня время от времени возникающего шушуканья. Это была небезопасная, скользкая тема — шпионы Джойхинии казались вездесущими. Дженга был ей за это крайне признателен — ведь выплыви ее ложь на поверхность, как тут же выплывет и его собственная тайна, тогда Дайан непременно понесет наказание, хоть и прошло уже столько лет.
Тарджа мудро воспользовался предоставленной ему возможностью и скрылся из Цитадели. Дженга с некоторой долей уверенности предполагал, что Р'шейл бежала с ним, чтобы избежать продажи в Кариен. Однако даже Дэвидд Тайлорсон — последний из видевших девушку в городе — не имел точного представления о том, куда она в действительности подалась. Несмотря на поиски, за прошедшие месяцы не выяснилось ничего более или менее определенного о местонахождении Тарджи и Р'шейл. Имелся ордер на арест Тарджи по обвинению его в дезертирстве — в случае поимки бывший капитан подлежал казни через повешение. Р'шейл обвинялась в воровстве — перед исчезновением она захватила с собой то ли серебряное зеркальце, то ли еще какую безделушку из апартаментов Джойхинии.
Тарджа всегда был любимым сыном корпуса защитников. Он не потерял уважения кадетов и офицеров, даже во время изгнания на южную границу. Отчаянное выступление против Джойхинии также вызвало восхищение его друзей-офицеров — они аплодировали смелости капитана, хотя многие и сомневались в разумности его действий. Но вот бегство из корпуса… Покинув защитников, Тарджа нарушил не просто клятву верности Верховной сестре, а священную присягу воина. Это было непростительно. Дженга знал — об этом говорили даже в тавернах, — что в случае поимки Тардже лучше не возвращаться в Цитадель живым: слишком многие офицеры чувствовали себя преданными им.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
