не разделяя моего восторга, а потом тут же усмехается. – У тебя все реснички в снежинках, – и его взгляд невообразимым образом теплеет, а черты лица смягчаются.
– Сейчас растают... – голос переходит на шепот, а в горле пересыхает. Сердце снова стремится выпорхнуть из груди.
– Прям как ты первым утром. Я думал, ты растаяла, снежинка, – говорит Дам и склоняется чуть ближе, вытирая пальцами растаявший снег с моих щек.
А я замерла и не могу пошевелиться. Его взгляд такой волнительный. Я ощущаю его теплое дыхание на своем лице. И губы, которые оказываются непозволительно близко и на которые я уставилась, как на оазис в пустыне. И которые я очень сильно хочу… попробовать на вкус. Какие они? Мягкие? Сладкие? Нежные или грубые?
Впервые в жизни желание так велико, что мозг напрочь отказывается думать, а руки уже сами потянулись к мужчине. Робко забираясь под воротник темной куртки Дама и, обхватив массивную шею дрожащими пальчиками, я заставляю его наклониться еще чуть ближе, навалившись на меня едва ли не всем своим огромным телом.
– Маленькая снежинка, что ты со мной делаешь? – задает он вопрос, а я качаю головой.
– Ничего, – шепчу в ответ.
– Определенно что-то делаешь, – говорит неожиданно просевшим, хриплым голосом Дамир и наклоняется. Щекочет, касаясь кончиком своего носа моего. Я пропадаю окончательно в ощущениях, закрывая глаза. Зажмуриваюсь в предвкушении и не успеваю даже вздохнуть, как Дам касается своими губами моих. Совсем легко и практически невесомо. Умопомрачительно нежно, словно и правда боится, что я растаю.
Проводит своим горячим языком по моим губам, отчего у меня сердце пропускает удар.
Я знала, как целоваться, только в теории, а тут исключительно на каких-то инстинктах, будто тело само знает, что делать, я подаюсь вперед, приоткрывая губы, чем мужчина и пользуется без промедления, проскальзывая языком вглубь, касаясь моего языка. Это прошибает до самых кончиков волос от сладости ощущения и заставляет в животе проснуться новому, тянуще-вязкому чувству.
Я обхватываю рукой Дамира за шею, и краем сознания слышу, чей-то стон. Или это сделала я?
Хватаюсь пальчиками за мужскую куртку, словно хочу еще ближе придвинуться к нему, ощутить сполна его вес, его всего, а Дам продолжает изучать мой рот плавными, неторопливыми и умелыми движениями губ. Не оставляя без внимания ни один уголок губ, кажется, ни один миллиметр. Терпеливо и трепетно лаская мой язык своим, дразня, играя с моей неопытностью, проводит языком по небу и тут же прикусывает губу, заставляя совершенно потеряться во времени и в пространстве, забыться и трепетать в его руках. Отвечать настолько, насколько я могу. Заставляет включиться в эту волнующую и возбуждающую новые страсти и желания “игру”.
Мне нравится. Это чертовски приятное действо, которое совершенно не хочется заканчивать. Я даже подумать не могла, что поцелуй, он… он может быть таким! Не противным, не грубым, а сладким, горячим, откровенным и умопомрачительно долгим. Таким, что не хочется его прерывать, а наоборот, просыпается жажда большего. Такого, о чем на трезвую голову мне даже подумать было стыдно, но тут...
Я не знаю, сколько проходит времени, я теряюсь, но когда мне начинает не хватать воздуха Дамир словно это понимает. Низкий мужской вздох, и он отпускает из своего плена мои губы, утыкаясь лбом в мой лоб, так же, как и я, тяжело дыша.
А когда я набираюсь смелости и открываю свои глаза, то встречаюсь с его. Это что-то невероятное, что я вижу в них! Пугающее и в то же время завлекающее в эту черную бездну, которая меня заволакивает, приглашая познакомиться и узнать, что там, на дне, если оно вообще есть.
Я словно тону.
Однако мне совершенно не страшно.
Скорее, наоборот, я хочу утонуть. Но только если в этих глазах и в обнимку с этими сильными руками, что меня сейчас обнимают, прижимая к холодному снегу и с этими сладкими губами, что подарили мне первый в моей жизни поцелуй.
– Эй, вы, чего тут валяетесь прямо посреди трассы? А если кто влетит в вас? – кто-то возмущается, проезжая мимо нас. – Сумасшедшие!
Точно. Два ненормальных безумца.
Дамир усмехается, и я замечаю эти лучики-смешинки в уголках его глаз:
– Пойдем, снежинка моя. Нужно перевести дух да возвращаться.
– Я не хочу.
– Знала бы ты, как я не хочу, чтобы этот день заканчивался, – вздыхает Дам и, поднимаясь на ноги, подает мне руку. Ну, а мне ничего не остается, кроме как потупить взгляд и воспользоваться предложенной мне помощью.
Глава 24. Ева
Я поднимаюсь на ноги, а они, предатели, снова не хотят слушаться, только теперь уже не из-за страха перед лыжами, а из-за некоторой неловкости после случившегося.
Однако ее тут же развеивает беззаботный Дамир, тщательно отряхивающий меня, как маленькую, от снега, который за время моего падения и валяния в сугробе набился, кажется, всюду: там, где можно, и даже где нельзя.
– Ай, – взвизгнула, когда все-таки какая-то “шустрая” часть снега попала мне за шиворот.
– Что-то болит? – тут же настороженно смотрит на меня Дам, моментально подобравшись.
– Снег. Мне кажется, он везде.
– Давай посмотрю, – улыбается тут же, потянув руки к моей куртке.
– Нет-нет, уже бесполезно! Растаял, – усмехаюсь я.
Больше не говоря ни слова, мы направились в сторону фуникулера. Перед тем, как сесть, пристегиваем лыжи. Обратно добираемся так же быстро, как и наверх. Когда ноги отрываются от земли, я понимаю, что уже не чувствую того страха, который сковал меня, когда мы поднимались на канатке в первый раз. Отчасти может быть потому, что сразу, как мы садимся, Дамир обнимает меня за плечи. Его рука становится чем-то вроде успокоительного, и я понимаю, что бы ни случилось, Дам меня в беде не бросит. Удивительно, если учесть, что знаю я мужчину всего ничего. Странно, если подумать, как быстро он умудрился завоевать мое безоговорочное доверие и очаровать своим несгибаемым спокойствием. С таким не страшно. Во всех смыслах.
Но волнительно и переживательно, особенно от гуляющей внутри теплоты.
Этот поцелуй, что он значил? Имеет ли он под собой со стороны мужчины что-то большее, чем сиюминутное увлечение? Большее, чем порыв? А с… моей… стороны? Хотела бы я продолжения действительно не разбушевавшимся сердцем, а головой?
Я не знаю, но теперь чувствую еще больше смущения, чем до этого, которое, правда, совершенно не мешает ощущать себя
