(16) А сам консул, чтобы отвлечь внимание царя, на рассвете следующего дня затеял битву с караулами Персея в русле реки. Обе стороны сражались легким оружием, ибо прибегнуть к тяжелому тут было невозможно: (17) спуск вниз с того и другого берега – до трехсот шагов, ширина русла – чуть больше мили, а дно все в промоинах, где какой глубины. (18) В таком-то месте и шло сраженье, а царь и консул с легионами – каждый на своем берегу – наблюдали с валов. (19) Македоняне с их дротиками и стрелами сражались успешней, пока не доходило до рукопашной, а тут уж тверже и надежнее были римские воины с их щитами, круглыми или лигурийскими107. (20) В полдень консул приказал трубить отступление, и битва прервалась; потери обеих сторон были изрядны. (21) На другой день, с восходом солнца воины, раздраженные вчерашним, схватились снова и даже ожесточенней, но римлянам больше доставалось не от тех, с кем сражались, а от прочего македонского войска: разместившись на башнях, македоняне метали в них копья, дротики, камни и многих ранили. (22) А когда римляне приблизились к их берегу, снаряды из метательных орудий стали достигать даже задних рядов. В этот день консул отвел свое войско чуть позже и с большими потерями. (23) На третий день он воздержался от сражения и спустился в нижнюю часть лагеря, как если бы он собирался преодолеть боковую линию укреплений, идущую к морю. (24) Персей, видя <...>108.
36. (1) Шла вторая половина лета109; день близился к половине. Весь путь был пройден в пыли и зное; (2) войско устало, мучилось жаждой, а к полудню жар обещал лишь усилиться, и консул решил не вести измученных людей на свежего и полного сил врага. (3) Но воины так рвались в бой, что консулу понадобилось не меньше уловок, чтобы перехитрить своих, чем врага. (4) Пока шло построение, консул торопил войсковых трибунов, сам обходил ряды, зажигая бойцов воинственными речами. (5) Окрыленные, они только и ждали знака к бою. Но время шло, жар становился нестерпимей, и понемногу гасли лица, стихали голоса; кто-то уже навалился на щит, кто-то оперся на копье. (6) Тогда консул прямо приказал старшим центурионам наметить переднюю границу лагеря и сложить тюки110. (7) Когда воины поняли, что происходит, иные стали радоваться в открытую: теперь, мол, не погонят их сражаться после тяжкой дороги под палящим солнцем.
(8) Полководца окружали его легаты и предводители чужеземных войск, среди них был и Аттал. Все они дружно одобряли действия консула, пока верили, что он намерен сражаться (ибо даже им консул не показал, что медлит), (9) но теперь, увидав внезапную перемену, они молчали, и лишь один Назика осмелился наставлять консула: не стоит, мол, выпускать из рук Персея, который всегда умел уйти от сражения, оставляя в дураках прежних полководцев; (10) как бы он и теперь не ушел под покровом ночи – ведь тогда придется идти за ним в глубь Македонии, что мучительно и опасно; и как бы все лето не прошло в блужданиях по тропам и ущельям Македонских гор, как это случилось с прежними полководцами111; (11) и он, Назика, настоятельно советует консулу двинуться на врага, пока тот стоит в чистом поле, и не упускать возможной победы. (12) Свободные речи славного юноши ничуть не задели консула.
«В тебе, Назика, – сказал он, – я вижу себя прежнего, а ты станешь похож на меня нынешнего. (13) По опыту многих войн я знаю, когда сражаться, когда выжидать. Теперь недосуг мне тебя, стоящего здесь в строю, наставлять, растолковывая, отчего нынче полезней передохнуть. Объяснений проси в другой раз, а сейчас хватит с тебя и того, что так думает старый полководец». (14) Юноша смолк. «Нет сомнения, – думал он, – консул видит какие-то препятствия к битве, мне неведомые».
37. (1) Когда Эмилий Павел убедился, что место лагеря размечено и обоз размещен, он отвел из строя сперва триариев, стоявших последними, (2) затем принципов, оставив передовых гастатов для прикрытия на случай, если враг зашевелится, а потом отвел и гастатов – неспешно, по отрядам, начав с правого крыла. (3) Так, без суеты и шума отошла пехота под прикрытием конницы и легких войск – их отозвали позже, лишь когда вывели вал и ров лицом к неприятелю. (4) Тогда и царь увел своих воинов, – хоть приготовился было сражаться безотлагательно в этот день, однако же вполне удовольствовался тем, что своим дал понять – в отсрочке сраженья виновен-де неприятель.
(5) Как только лагерь был вполне укреплен, Гай Сульпиций Галл, войсковой трибун второго легиона, претор минувшего года112, созвал с дозволения консула воинов на сходку и объявил, (6) что грядущей ночью, между вторым и четвертым часом луна – и пусть никто не почтет это знаменьем – исчезнет с неба113. И это, говорил Сульпиций Галл, дело естественное, закономерное и своевременное, а потому и предузнаваемое, и предсказуемое. (7) Никто ведь не изумляется, когда луна то полным ликом сияет, то на убыли тонким рогом, ибо восход и закат светил – дело известное, и так же точно не следует принимать за чудо, что луна затмевается тенью земли. (8) Когда же ночью, накануне сентябрьских нон114 в указанный час действительно произошло затмение, то римским воинам мудрость Галла казалась почти что божественной; (9) македоняне же усмотрели в случившемся знак недобрый, предвестье падения царства и погибели народа, в чем не разуверил их и прорицатель. Стон и вопли стояли в македонском лагере, покуда луна, из мрака вынырнув, не засияла снова.
(10) На следующий день (а оба войска так рвались сражаться, что кое-кто из окруженья царя и консула стал их корить – зачем-де разошлись без битвы) (11) царь оправдался с легкостью: неприятель первым-де удалился в лагерь, явно уходя от сражения, да и силы свои расположил он в таких местах, куда нельзя было двинуть фалангу, ибо самая малая неровность местности для нее погибель. (12) А консул, казалось, мало того что упустил накануне случай к бою и дал возможность врагу – только захоти он – ускользнуть ночью, но и теперь продолжал впустую, как всем казалось, тратить время будто бы на жертвоприношения, вместо того чтобы с рассветом, как следовало, дать знак к сраженью и выстроить войско. (13) Лишь в третьем часу священнодействие было совершено, как должно115, и консул созвал совет; но и там иным казалось, теряет он время, собеседуя и совещаясь, когда приспело уже действовать. На эти попреки консул ответил такою речью:
38. (1) «Из всех, кто вчера так рвался в бой, один лишь этот славный юноша Публий Назика открыл мне свои мысли, и он же единственный хранил потом молчанье, как будто проникался моим мнением. (2) А из других кое-кто почел за лучшее заглазно порицать полководца, а не сказать ему все открыто. (3) Но и тебе, Публий Назика, и всем, кто мыслил так же, только про себя, я не сочту за труд поведать, почему битву я отложил, (4) ибо я не только очень далек от раскаяния во вчерашнем бездействии, но смею даже думать, что этим спас войско. А чтобы вы не считали, что это мое мнение безосновательно, прошу желающих вместе со мной рассмотреть, как много преимуществ было у нашего врага перед нами. (5) Вот первое: насколько превосходит он нас числом воинов, мы еще раз убедились вчера, увидев его развернутый строй. (6) А из нас, которых и так немного, еще четверть была оставлена охранять обозы, для чего, сами знаете, годится не кто попало. (7) Но допустим даже, что вчера мы все были бы выстроены. Пустяк ли, что мы теперь, да помогут нам боги, выйдем на битву – сегодня ли, завтра ли – из этого самого лагеря, где только что ночевали? (8) Да разве одно и то же – вести ли в сражение воина, не утомленного за этот день ни переходами, ни ратными трудами, отдохнувшего и освеженного сном в своей палатке, чтобы в бой пошел он полным сил, бодрым и телом и духом, – (9) иль выставить его против неприятеля уже усталым от долгой дороги и тяжкой ноши, в поту, с забитыми дорожной пылью ртом и глазами, с горлом, пересохшим под нещадно палящим полуденным солнцем. А враг между тем и свеж, и бодр, и нигде еще сил не тратил! (10) Да тут и ленивый и робкий победит кого угодно, даже храбрейшего! (11) А если к тому же неприятель построился спокойно, собрался с духом и в строю каждый занял положенное место, а нам нужно было строиться впопыхах и на битву идти в беспорядке?
39. (1) Но, может быть, хоть и было у нас войско без строя и порядка, зато лагерь мы укрепили и воду отыскали, оградили караулами подступ к ней и разведали все вокруг; или же у нас не было ничего своего, кроме чистого поля, где идти в бой <...>116 (2) Предки ваши считали укрепленный лагерь гаванью при всех превратностях военной судьбы: можно и выйти оттуда на битву, и там укрыться от бранных бурь. (3) А потому, окруживши стенами свой лагерь, они и надежною стражей его укрепляли, ибо, кто победил в поле, но выбит из лагеря, все равно считается проигравшим. Лагерь победителю кров, побежденному убежище. (4) Сколько раз бывало, что войско, не добившись удачи на поле и загнанное в лагерь, улучало время и порой, и очень скоро, мощной вылазкой обращало победоносного врага в бегство! (5) Вторая наша отчизна, где вместо стен вал117, а вместо очага и дома палатка, – вот что такое лагерь! Так нужно ли нам было бросаться в бой, не имея прибежища, куда возвратиться потом побежденными или победителями?
