стене. Её бросало то в жар, то в холод. «И даже не ро. Река-Праматерь что-то знает о них, а вот нам никто ничего не рассказывал…»
…Утром в общей зале ничего не изменилось, даже снедь была та же, и Кесса долго её обнюхивала, гадая, что это за белесая жижа, и чего туда намешали.
- Можно спуститься к Нингорсу? – спросила она, увидев знакомую Джаксу, пробегающую мимо стола. – Как он там?
- Намного лучше, - закивала Джакса, широко улыбаясь. – На рассвете ему принесли рублёного мяса. Посмотришь, чтобы он всё съел. Молоко ему не на пользу, а вода сейчас дрянная, - отнесёшь ему яртисовый отвар.
«Вода…» - Кесса вздрогнула, вспомнив бронированную рыбу.
- Скажи, кто такие Вайганы?
- Друзья, - вмиг помрачнела Джакса. – Так же, как и мы, скрывающиеся от Агаля. Ты не спала ночью?
- Я никогда не видела таких существ, - покачала головой Кесса. – Должно быть, они очень сильны. Можно посмотреть на них?
- Они не любят жара, чужого дыхания и лишних взглядов, - нахмурилась Джакса. – Если дверь будет открыта, загляни, если нет – отойди.
На яртисовый отвар Джаксы не поскупились – Кесса спускалась в погреб с полным ведром, стараясь не расплескать его. Дверь была приоткрыта, из-за неё доносилось сосредоточенное чавканье, изредка прерывающееся рычанием. На скамье, застланной досками, как и вчера, лежал Нингорс, но теперь он развернулся, свесил голову и руку к чану с мясом, зачёрпывал и ел. На покрытой светлеющими шрамами спине топорщились отросшие шипы, вдоль них начала пробиваться тёмная шерсть.
Второй Алгана сидел на полу, рядом с чаном, время от времени опуская в него клыкастую морду. Рваные раны на шее и груди затянулись, только рука ещё не слушалась и по-прежнему висела вдоль тела, примотанная теперь уже к одной дощечке – вторую убрали. Проглотив мясо и подняв голову из чана, он коротко взрыкнул и издал несколько лающих звуков. Нингорс, зачёрпывая еду полной горстью, ответил похожими звуками и слизнул мясо с ладони.
На звук шагов обернулись оба хеска, и Нингорс, увидев Кессу, усмехнулся во все клыки и рявкнул на сородича – тот отпрянул от чана и навострил уши.
- Иди сюда, детёныш, - сказал хеск, повернув голову к Речнице. – Садись, ешь. Тебя там хоть накормили?
Он подцепил лапой чан и подвинул к Кессе. Запах свежей крови и потрохов ударил ей в ноздри.
- Ешь ты, Нингорс. Тебе надо лечиться, - покачала она головой, стараясь не заглядывать в чан. – Я принесла вам воды. Ох ты! У тебя уже есть грива! А можно посмотреть крыло?
Хеск ухмыльнулся и свесился с лавки, резким движением разворачивая крылья. Кесса осторожно взялась за хрупкий остов и погладила нарастающую перепонку. Кожистый покров рос от кости, и его тонкие розоватые края трепетали, готовясь сомкнуться и намертво срастись.
Второй Алгана отпил из ведра, издал несколько лающих и рычащих звуков, приподнял сосуд и подставил под морду Нингорса. Тот немного выпил, фыркнул и сполз ещё ниже – теперь он держал полтуловища на весу, опираясь на руки. Рыжеватая шкура, лишённая шерсти, казалась непривычно тонкой, просвечивающей насквозь, Кессе даже боязно было её трогать.
- Теперь я похож на знорка, - шевельнул отросшими усами Нингорс. – Как вы живёте в такой коже? Дичь какая-то, хоть на глаза не показывайся…
- Грива уже растёт, скоро будет и шерсть, - пообещала Речница, присаживаясь на пол рядом с лавкой. – А как твоя рука? Я думала, её напрочь отгрызли.
Она обратилась ко второму Алгана, и тот, покосившись на Нингорса, подался назад и негромко рявкнул. Нингорс положил руку на плечо Кессы.
- Можешь говорить, Могнон. Шинн – мой детёныш, мы летим вместе. Могнон – из Холма Змеиного Ручья, мы жили по соседству. Он был в моей стае, когда я впервые полетел с Икеми. Она прокусила ему тогда кончик крыла…
Нингорс ухмыльнулся во всю пасть, вспомнив что-то весёлое. Кесса мигнула.
- А теперь я отгрыз тебе всё крыло, - насупился Могнон. – Икеми, наверное, съест меня живьём. Где были мои глаза?! Агаль – проклятая зараза, выедает череп изнутри…
- Ты сам никогда бы не напал на родича, Могнон, - сказала Кесса, протянув руку к его плечу. – Это всё из-за Волны.
- Ты чудной детёныш, - шевельнул ухом хеск. – Такой маленький и слабый. Ты совсем ничего не боишься?
- Боюсь, - призналась Кесса, отгоняя стаю непрошеных видений. – Но это неважно. Если ты – сосед Нингорса… ты знаешь, что сейчас с его семьёй?
- Не надо, Шинн, - Нингорс слегка сжал пальцы на её плече. – Мы уже поговорили, а тебе это знать незачем. Однажды я вернусь в холм, и хорошо, если будет кому меня встретить.
- Хоатиг, наверное, поддался Агалю, - буркнул Могнон. – Если он жив. Его выгнали, и не добром. Я видел кровь на клыках изгонявших, когда они возвращались. Мы даже смутились тогда. Изгнание он заслужил, но убивать…
- Тебя не сдавали в рабство, - оскалился Нингорс. – Он сказал, зачем это сделал? Чем я провинился перед ним?
- Я не узнавал, - опустил взгляд Могнон. – Спроси у Икеми. Она была в большой ярости в те дни, не говорила ни с кем из чужих.
- Хорошо, что его нашли и наказали, - прошептала Кесса, гладя руку Нингорса. – И хорошо, что вы оба живы и свободны.
Могнон заглянул в опустевшее ведро, сунул нос в чан из-под мяса, лизнул его стенки.
- Набили брюхо, - пробурчал он. – Пойду отсыпаться на полгода вперёд. Тебя поднять на лавку, сосед?
- У меня руки на месте, - фыркнул Нингорс, заползая обратно на лежбище. – Что тут в воде? Так и тянет в сон. Иди к местным хозяевам, Шинн, возьми у них еды. Ты худеешь с каждым днём, скоро ходить не сможешь. Я посплю, пока в голове не прояснится.
Он сунул руку с аметистовым браслетом под голову и закрыл глаза. Кесса долго сидела рядом, осторожно гладила коротенькую жёсткую гриву на широкой спине, пока дыхание хеска не стало глубоким и размеренным.
За соседней дверью еле слышно плескалась вода, и аквамариновые блики выползали из щелей и холодили кожу. Кесса робко постучалась, но никто не ответил ей.
- Хаэй, - тихонько
