и Кесса, прижавшись к горячей спине, слышала, как часто и гулко бьётся его сердце – и рядом с ним второе, чуть тише, но быстрее.
- Скоро осень, и тогда Агаль замолчит, - прошептала Речница, осторожно проводя пальцем вдоль спинных шипов. – Он заткнётся навсегда и перестанет тебя мучить! Если бы можно было засунуть его обратно в Бездну…
- Даже безмозглые медузы устояли перед Агалем, - прохрипел Нингорс. – Даже они. Только не я. Если он позовёт ещё раз… Ты успеешь убежать, Шинн? Сможешь отбиться?
- Я никуда не побегу, - хмуро отозвалась Кесса. – Я тебя не оставлю. Мы доберёмся до Орина, там найдём Речника Фрисса. Он знает, что делать.
«Аметист,» - Речница зажмурилась, собирая в кучу разлетающиеся мысли. «Аметист помог бы Нингорсу выстоять. В городах должны быть аметисты. Надо найти…»
Что-то ярко-алое мелькнуло внизу, Кесса взглянула туда и увидела, как поредевшая облачная дымка расползается, а из-под неё проступают багряные степные холмы, тёмные русла ручьёв и кроны прибрежных деревьев. Она посмотрела наверх – сталактиты скрылись в алом тумане, и длиннохвостые ящеры превратились в едва различимых мошек. Что-то тёмное ворочалось в облаках, сгущая вокруг себя тучи и разбрасывая синие искры, но уже ни одно его щупальце не могло дотянуться до небесных странников. Нингорс летел над степью, и печальный вой серых падальщиков провожал его до границы Зеленогорья.
Глава 27. Русла тёмных рек
Вязкий мерцающий воздух чавкнул, как болотная жижа, вытянулся тонкими липкими нитями – и рассеялся, выплюнув ускользнувшую «добычу» в белесое небо. Раскалённый ветер ударил Кессе в лицо. Нингорс, сердито рявкнув, захлопал крыльями, поднимаясь выше, в зыбкую сероватую дымку.
Внизу вздымалась холмами красновато-рыжая земля, чуть припорошенная, как пылью, чахлой алой травой. Она выгорела до хруста, полегла на истрескавшиеся кочки. За правым крылом Нингорса, ближе к краю неба, бурлило и вздымалось огненными волнами что-то вязкое, текучее, протянувшееся вдоль горизонта и окружённое волнующимся алым морем. Слева – у самого крыла – впивались в небо тёмно-красные хвощи с голыми стволами и пучками жёстких листьев на самой макушке. Всё, что не успело засохнуть и опасть, свисало по чешуйчатым стволам шелестящими покрывалами. Под хвощами тянули к свету кривые ветки колючие деревца в потёках алой смолы. Вдоль опушки ровной полосой протянулась живая ограда – кусты мерфины разрослись тут, сомкнув ветки, и резкий запах от нагретых солнцем листьев клубился над лесом, поднимаясь к полупрозрачным облакам. Кесса чихнула и ощутила на языке знакомый горько-солоноватый привкус – где-то рядом текла одна из едких рек.
Справа, у края алого моря, медленно ползло что-то огромное, тёмное, - бесформенная масса, то вытягивающаяся в стороны толстыми щупальцами, то сбивающаяся в комок, то теряющая на ходу куски. Кесса мигнула.
- Там Волна?!
Речница не видела ни отдельных существ, ни отрядов – но Нингорс летел вдоль ползущей массы, а она всё тянулась к горизонту, и не видно было, где она начинается и где заканчивается. Кесса зажмурилась, больно укусила себя за палец, - дурное видение не исчезло. Орда, вобравшая в себя всё живое из десятка немаленьких городов, шла к границе, не останавливаясь ни на миг. Те, кого она обронила по дороге, не спешили её догонять. Кесса видела их, как темнеющие в алой траве точки. «Живы они там?» - думала она, оборачиваясь, пока всё не заслонила ползущая Волна. Нингорс летел быстрее, чем Агаль гнал своих рабов – и Кесса радовалась, что он летит далеко в стороне. «Так тихо повсюду,» - Речница смотрела на недвижные кроны деревьев. Только голоса Войксов разносились над долиной – все птицы и звери молчали.
Нингорс принюхался и тихо зарычал. Кесса вдохнула поглубже, но ничего не учуяла – только горький ветерок с невидимой едкой реки.
- Кровь, - буркнул хеск, вытягивая крылья вдоль тела и стремительно снижаясь. Навстречу ему с земли донёсся визгливый лай, срывающийся на бешеный хохот. У опушки, среди поваленных и разбитых в щебёнку каменных столбов, растянулись в сухой траве бронированные тела, прикрытые пучками красных листьев. Бурая земля под ними потемнела от крови, и гиены, собравшись вокруг одного из тел, жадно терзали белесое брюхо – там броня была потоньше.
Нингорс завыл, широко распахнув крылья. Его тень упала на мёртвого ящера-анкехьо, и падальщики, опасливо глядя на небо, попятились. Когда хеск опустился на землю, ни одной гиены не осталось рядом с падалью – только шуршала трава, скрывая разбегающихся зверей. Нингорс рявкнул им вдогонку и огляделся по сторонам, жадно втягивая пропитанный кровью воздух.
Кесса прошла вдоль неподвижного тела, осторожно обходя обрывки упряжи и вылезшие потроха. Гиены принялись за ящера недавно – им едва удалось порвать шкуру на брюхе и надкусить лапы. Анкехьо лежал на боку, откинув назад голову и широко разинув пасть. Его горло было рассечено до самого хребта, несколько ран протянулись от него вниз, к груди. К ним, найдя уязвимое место, приложилась гиена, но глубокие длинные надрезы оставила не она, а чей-то клинок. Над мордой ящера трепетал свисающий с обломка столба обрывок светящейся пелены, Кесса протянула к ней руку и почувствовала, как пальцы наливаются свинцовой тяжестью, а в глазах двоится.
- Эррх! – Нингорс дёрнул её за плечо, оттаскивая от пелены. – Не трогай.
- Эти столбы… Тут была ловушка для Волны? – Кесса привстала на цыпочки, пытаясь угадать, в какой узор они складывались, пока стояли вертикально. Мерцающих клочков было много – заклятие взломали, но не развеяли… но некому было соединить клочья в единую ткань.
- Город где-то неподалёку, - проворчал хеск, обнюхивая мёртвого ящера. – Они умерли два дня назад. Гиены боятся ходить сюда…
Кесса вздрогнула, встретившись взглядом с одной из них. Падальщик выглядывал из травы, примеряясь к хвосту анкехьо. Нингорс снова рявкнул, и гиена попятилась.
- Всадников, наверное, съели Войксы, - прошептала Кесса. Хесков – ни живых, ни мёртвых – рядом не было, но изодранные поводья анкехьо лежали в траве. Чуть поодаль растянулся на брюхе второй ящер, поменьше. Кесса, погладив хвост мертвеца, шагнула к его сородичу – и застыла на месте. Хвост, утыканный шипами, шевельнулся, взворошив сухую траву.
- Нингорс, смотри! – Речница бросилась к ящеру и едва не напоролась на шипы. Их у него было много – на хвосте, боках, плечах, вдоль спины торчали длинные, слегка изогнутые костяные лезвия. Те, что росли из боков и хвоста, сильно напоминали широкие клинки – у них были острые кромки,
