окликнула она. – Могучие Вайганы, повелители рек и дождей, живут тут?
Блики вспыхнули ярче, но дверь осталась закрытой. Утерев выступившую на лбу испарину, Кесса на цыпочках вышла на лестницу. «Хвала богам, что Вайганы не в Волне,» - думала она. «А вот Фаллин-Ри, и Речные Драконы, и Агва… Что с ними сейчас?»
…Когда Нингорс и Могнон впервые вошли в общую залу, хески, сидевшие там, замолчали, а кто-то даже перебрался от них подальше, - только йиннэн, дремлющие на лавках и неспешно лакающие яртисовый взвар, лишь покосились на чужаков и вернулись к своим занятиям. Кесса обрадовалась, увидев на общем блюде жареное мясо, но радость её длилась недолго – перед ней поставили чашку знакомой белесой жижи, только не жирновато-пресной, а кислой.
- Детёныши пьют молоко, - хмыкнул Нингорс. – По крайней мере, пока не вырастут зубы.
- Я не детёныш, - нахмурилась Кесса. – И у нас в Фейре никто не пьёт молоко. Только Речник Фрисс пил, когда жил в степях. Там так заведено. Дай мне мяса!
Макая кусок в кислое месиво, она жевала и слушала вполуха разговор Нингорса и Могнона с Джаксами – сперва с Кадданом, потом подошли и другие.
- Я не полечу, - ворчал себе под нос Могнон. – Налетался уже. Один детёныш не удержит нас двоих в здравом уме. Я останусь тут, в Оме, до зимы. Буду чинить стены, если надо – сражаться.
- Тут никто не хочет драк, - вздохнул Каддан. – Но все к ним готовы. Хорошо, что ты, могучий воин, будешь с нами. Пока ты тут, носи на руке аметист. Жаль, с собой мы камень дать не можем – сюда постоянно привозят одержимых, всем нужны защита и лечение.
- А я не могу здесь остаться, - покачал головой Нингорс. – Когда Волна схлынет, постараюсь заглянуть на Холм Змеиного Ручья, но раньше мы не встретимся. Мне нужна прочная выделанная кожа – шкура большой хурги или кумана. Платить мне нечем, но я могу отработать.
- Я могу заплатить, - поднялась с места Кесса. На её ладони лежала гладкая серовато-зелёная яшма, камешек со дна древней реки.
…Главная улица не всегда была такой широкой, и постоялые дворы никогда не стояли посреди пустырей – их окружали плотно составленные лотки и навесы, сотни маленьких торговых лавок. Сейчас их все разобрали, унесли и навесы, и подпирающие их столбы – остались только глубокие отверстия между камней мостовой да сами камни. Торговать было некому и нечем, время раздачи городских припасов ещё не пришло, и Кесса, спрятавшись за глухой стеной постоялого двора, осталась в одиночестве. На светлых камнях мостовой удобно было чертить мишени.
- Айю-куэйя! – Кесса, отойдя подальше от стены, раскинула руки. Жар прокатился по ладоням, мерцающая волна захлестнула на миг камни и растаяла. Речница, опустившись на корточки, потрогала мостовую – та ещё хранила тепло. «Да, сил у меня маловато,» - вздохнула про себя Кесса. «Но заклятия уже не путаются!»
- Ни-куэйя!– она указала на чёрный крест, углём выведенный на камне. Золотистый луч ударил в мостовую, булыжник задымился.
«А луч Нингорса прожёг бы в камне дырку,» - снова вздохнула Речница.
- Ни-куэйя!
«Когда-нибудь я стану сильным магом,» - думала она, потирая онемевшее запястье. «Таким, как Речница Ойга, и как Ронимира Кошачья Лапка. Или как Нингорс…»
- Хорошее занятие, детёныш, - Алгана бесшумно вышел из-за её плеча. В руках он нёс множество широких и узких ремней и листов кожи, скреплённых вместе и свободно свисающих.
- Ох ты! Это новая сбруя? – Кесса осторожно пощупала болтающийся ремешок. – Тут не одна шкура хурги, или это очень большая хурга!
- От хург много пользы, - буркнул хеск, распутывая ремни. – Тут есть седло, не слишком удобное, но больше ты не будешь елозить по моим лопаткам. Есть маленькие петли для ног. Опробуем сегодня, завтра на рассвете – в путь.
…Совсем недавно степные травы были серебристыми, листья и хвоя – зелёными, а ягоды рябины и неимоверно колючего иргеса – медно-рыжими. Сейчас Кесса видела, заглядывая в бездну под крыльями Нингорса, только кровь и тёмный багрянец, и ягоды покраснели до срока. Мёртвые злаки сухо шелестели, роняя недозрелые зёрна, и шишки фаманов раскрылись, осыпая семенами красный мох. Одно летучее семечко Кесса поймала в воздухе, попробовала на зуб – оно было крошечным, на вкус – как пепел.
- Нингорс, слева! – Речница тронула поводья, увидев под крылом пёструю орду. Многотысячный отряд лавиной катился по степи, не выискивая дорог. Лабиринт стоячих камней, выстроенный здесь, уже не мешал одержимым – все столбы повалили, а некоторые раскололи на части. С лесистого пригорка, не спускаясь к Волне, её провожал тоскливыми воплями Войкс, и сородичи подпевали ему с дальних холмов.
Нингорс повернул в сторону, быстро набирая высоту, и вскоре отряд заволокло белесой дымкой – хеск поднялся на границу облаков. Кесса, приложив ладонь ко лбу, видела сверкающие зубцы ледяных скал и предгорья, словно залитые кровью.
- Видишь Ворота? – спросил Нингорс, широко раскинув крылья. Попутный ветер уносил его прочь от гор, к широкому просвету между ними.
- Только серый туман, - ответила Речница. – И ветер дует мне в спину. Может, Ворота откроются к вечеру?
…Отдалённый гром потревожил её в мягком коконе, но Кесса лишь заворочалась во сне. С тихим свистом приблизилась земля, и Речница, не успев охнуть, очутилась на толстой ветке. Ухватившись за сучок, она села и провела рукой по глазам – сон отступал неохотно.
- Уэ-эх, - зевнула она, сонно щурясь на сияющие диски лун. – Смотри, там чёрный шар между двумя светящимися. И он их закрывает. Вон там кромка, а там другая. Будто третья луна идёт перед двумя и скрывает их.
- Проснись, Шинн, - Нингорс лизнул её, накрыв языком пол-лица. Ему, рослому и тяжёлому Алгана, нелегко было умоститься на ветке – дерево покачивалось и жалобно скрипело под ним.
- Почему мы приземлились? – спросила Кесса, оборачиваясь лицом к мокрому ветру и рокочущему грому. Впереди ночную мглу озаряли сотни серебряных сполохов. На миг они вырывали из тьмы багряные деревья, алую траву и чёрные бока грозовых туч, впивались в землю – и новый раскат раздирал небо в клочья. Среди молний, не боясь небесного огня, реяли стаи пурпурных искр.
- Ворота закрыты, - Нингорс принюхался к ветру и фыркнул.
