— Государыня?..
Фрейлина присела в почтительном реверансе, напоминая, что за дверями томится в ожидании очередной счастливчик, удостоенный ее личной аудиенции.
— Проси!
ГЛАВА 9
По весеннему, с редкими кустиками ярко-зеленой травы, полю медленно передвигалось диво дивное, чудо чудное. Время от времени оно останавливалось, ловко разворачивалось или просто изменяло свой ход — со скорости бодро передвигающегося человека до скорости человека кое-как ползущего. Пыхтели и шипели в унисон сразу два паровых двигателя, мерно чавкали по сырой земле бесконечные стальные ленты узких гусениц, поскрипывала кабина, сбитая из досок и обшитая снаружи жестью…
— Господи, ну и убожество!
— Как?! Прошу прощения, ваше сиятельство, я не расслышал?
— Я сказал, Федор Абрамович, что вижу перед собой прекрасный образец современной техники.
Изобретатель, конструктор и владелец «особого самодвижущегося вагона с бесконечными рельсами» неуверенно повел плечами и отступил от аристократа на шаг назад. Тот его попросту пугал — своим поведением, словами, властным напором и столь явно проявляемым дружелюбием.
— Ну что же, я увидел достаточно. Вернемся на завод?
— Как прикажете, ваше сиятельство.
Еще вчера Федор Блинов клепал на арендованном заводике пожарные насосы и кое-какую сельскохозяйственную мелочь и даже думать не мог, что детище всей его жизни хоть кого-то заинтересует. Надеяться, конечно, не переставал, но ведь надежда — она всегда умирает последней… На все его обращения и попытки заинтересовать высокое чиновничество и купцов следовали вежливые улыбки, глупые вопросы и разнообразные словеса, призванные всего лишь скрасить отказ, — никто не хотел вкладываться в непонятную штуку. То есть очень даже понятную (ух ты, экая диковина — сухопутный пароход!), вот только никому не нужную. Зачем покупать самодвижущуюся железяку, если легко и просто можно нанять хоть тыщу крестьян с телегами? Сколько он порогов оббил, сколько речей произнес! Даже на Саратовской выставке три года назад показывал, надеясь на интерес со стороны деловых людей. Всех достижений — серебряная медаль и кое-какая известность. Как производителя хороших пожарных насосов! Это ли не усмешка судьбы? Тем более обидная, что точно такую же медаль получил один из помещиков. За образцовое мочало и рогожку! Эх!.. Так все и шло, не предвещая ничего неожиданного, — утром и днем работа для денег, вечером работа для души, над самобеглым вагоном. Пока внезапно не нагрянул гость незваный.
— Скажите, Федор Абрамович, каково максимальное тяговое усилие вашей… платформы?
— Семьдесят пять пудов. Спокойно тянет по три плуга зараз, ваше сиятельство, — конечно, если это плуги моей выделки.
— То есть тонна двести. Неплохо, даже более того — великолепно.
Дальнейший путь до завода «Благословление» прошел в полнейшей тишине: хозяин думал над своим, а сиятельный князь без особого интереса разглядывал унылый (в апреле месяце красот на полях как-то маловато) пейзаж. Сам завод у него особого интереса тоже не вызвал, хотя он и походил в единственном цехе, ожидая приотставших помощников механика-заводчика. А вот конторка, в которую его пригласили, понравилась — своими стенами, а еще вернее — чертежами, развешанными в два, а кое-где — так даже и в три слоя.
— Итак, господа!
«Господа» в составе самого Блинова, его ближайшего помощника Якова Мамина и сына Порфирия невольно переглянулись, выискивая тех, к кому это так князь обращался. Их и сударями-то редко величали…
— Прежде чем мы предметно поговорим о дальнейшем нашем сотрудничестве, необходимо решить ряд мелких вопросов. Первое: во сколько вы оцениваете свой привилей, Федор Абрамович?
Блинов ответил без долгих раздумий — он уже давно высчитал с точностью до копейки ту сумму, которой ему хватит на организацию самостоятельного производства своих самоходов. Вот только давать такие деньжищи ему никто не торопился, увы.
— Тридцать пять тысяч рублей, ваше сиятельство.
— Второе: у вас есть готовые чертежи и вся остальная документация или то, что я видел, — единичный образец?
Напряженно наморщив лоб, Блинов пару мгновений вникал в вопрос, затем морщины на лице разгладились. Долгая работа механиком на волжских пароходах и постоянное самообразование не прошли даром — до инженера он, может, и недотягивал, но технические термины понимал прекрасно.
— Имеется, ваше сиятельство, как не быть. И чертежи, и спецификации, и даже кое-какая оснастка.
— Отменно. Ну и последнее — насколько хорошо разбираются присутствующие здесь господа в вопросах производства самоходного вагона?
— Ну… Яков — почти наравне со мной. А Порфирий больше по двигателям.
— Вот как? Это даже лучше, чем я надеялся, — Князь помолчал, разделяя предыдущий разговор и следующие свои слова: — Федор Абрамович. Я нахожу ваше изобретение весьма перспективным и нужным для империи. С ее вечной распутицей и отсутствием нормальных дорог — в особенности. Вследствие чего считаю необходимым как можно скорее наладить производство самоходных… Вы не против, если я буду называть их тракторами? Благодарю. Так вот, я собираюсь производить трактора и был бы рад видеть вас своим компаньоном.
— Компаньоном?
— Производить?
Сам изобретатель молчал, лихорадочно выискивая — в чем подвох, а вот Яков и Порфирий не удержались.
— Ваше решение? Или вам прежде надо подумать?
— Отчего же. Компаньонствовать — это дело хорошее, это я согласен. Только на каких условиях?
— Давайте подумаем. — Князь неожиданно улыбнулся.
— Предположим, я построю завод, оснащу его и обеспечу мастеровыми. Необходимые материалы и все остальное, потребное для производства, тоже будут мои. Во сколько паев вы бы оценили свои труды по установлению производства тракторов?
Молодых помощников просто распирало от желания высказаться, но они мужественно молчали — в таких вопросах их глава и без сопливых обходился.
— Тридцать процентов!
Федора начал жечь азарт, а также чувство, что он спит и видит сказку — все его мечты становились явью!
— Пятнадцать — и вы конечно же получите полную цену своего привилея.
— А?..
— Разумеется, ваши помощники тоже не будут забыты, но только в том случае, если будут работать самостоятельно. Мы договорились?
Две руки встретились над столом. Одна — грубая и мозолистая, с почерневшей от вечной возни с металлом кожей. Вторая — чистая, с ухоженными ногтями и неожиданно очень твердой хваткой.
— Договорились!
Тихо прошелестела чековая книжка, звонко протрещал отрываемый листок… И окончательно онемели Яков и Порфирий, разглядев количество нулей на нижней строчке чека.
— Тогда, уважаемый Федор Абрамович, с этого момента я для вас компаньон и Александр Яковлевич. Ну что же, обсудим мелкие детали?
За небольшим окошком хлестали частые нити холодного дождя — последний привет уходящего апреля, и троица охранников, оставив еще одного своего товарища в «дозоре» рядом со шлагбаумом на проходной, совсем было собралась немного погреться. Уже зафырчал, а потом и вовсе зашипел-забурлил пузатый пятилитровый чайник, не так давно поставленный в специальное углубление-выемку на самом верху вечно раскаленной малой железной печки. На столе дожидался кипятка фаянсовый заварник, на четверть наполненный мелким чайным листом, рядом с ним нетерпеливо поблескивали светлой латунью подстаканники, охватывающие своими боками граненое стекло… Но едва слышно скрипнувшая дверь одним махом перечеркнула все эти планы — любители чая одновременно и очень быстро вскочили на ноги. И не просто вскочили, а еще и вытянулись по стойке смирно (что ни говори, а некоторые армейские привычки оказались весьма полезными и после увольнения в запас).
— Вольно, садитесь.
Мужчины в черной униформе так же одновременно сели обратно и только после этого слегка расслабили плечи. Успокаивающе махнув рукой, господин главный инспектор еще раз огляделся, затем скинул на вешалку плащ и уверенно прошествовал за стол начальника охранной смены. По-хозяйски уселся, подтянул к себе с полки объемистую укладку и принялся неспешно ее перелистывать, время от времени непроизвольно хмыкая или хмурясь. Минут через пять Долгин наконец нашел то, что его интересовало. Щелкнул пружинный зажим, легонько прошуршал бело-серый лист бумаги, исчезая в специальном портмоне для документов, довольно-таки большом и дорогом. Портмоне, в свою очередь, исчезло во внутреннем кармане пиджака, и опять зашелестели рапорты и служебные записки, написанные начальниками и мастерами всех фабричных цехов.
— Кхм! Григорий Дмитриевич, может, чайку организовать?
С треском захлопнув первую укладку, Долгин на несколько долгих мгновений прислушался к себе любимому — а хочет ли душенька чаю? Душенька немного покапризничила, посомневалась, но ответила все же правдиво. Хочет.
