Он посмотрел на свою воплощенную мечту, которая была так близко, и вдруг робкая спасительная мысль закралась ему в голову: «А, может, она и спит потому, что ей как-то спокойно и надежно рядом с ним, ведь, она что-то такое говорила про его ауру?»
Аристарх осторожно поднялся, накинул новый халат и тихонько направился в кухню.
Он глянул на «батарею» из алкогольных напитков на любой вкус, стоявших на столе, и невольно усмехнулся. Тяпнуть бы сейчас стакан водки — и никаких тебе сомнений. Может, всё сразу стало бы проще и понятней?
«Даже думать не смей о таком, пан спортсмен, — приказал он себе. — Иначе ты уподобишься этим жалким уродам, которые напиваются в первую ночь и потом еще права начинают качать. А потом удивляются, почему семейная жизнь не заладилась с самого начала».
Жених посмотрел на настенные часы, которые висели в кухне. Они показывали всего лишь десять часов вечера.
«Да еще вся ночь впереди, — с надеждой подумал мужчина. — А вот подкрепиться не помешало бы».
Он съел большой кусок свадебного торта, потом немаленький кусок курицы, несколько бутербродов с ветчиной, запив всё это апельсиновым соком.
Потом направился в ванную. Приняв контрастный душ, снова заглянул на кухню. Опять съел большой кусок торта, запив его соком, и направился к своему сокровищу.
Аристарх взял с пола женскую свадебную туфлю и зачем-то спрятал ее в ногах под матрасом. Затем достал из кармана своего пиджака баночку меда, которую ему незаметно для окружающих передал отец. Мужчина пошел с ней на кухню, там снял крышечку, воткнув в мед чайную ложку, даже не пробуя его. А когда пришел в комнату, поставил банку под кровать у своего изголовья.
Затем тихо прилег на постель, прислушиваясь к такому родному дыханию. Невеста спала уже около двух часов.
«Действительно, день был утомительный. Но так, ведь свадьба! Что ж удивляться. А Ларочка так эмоциональна. По-моему, с ней чуть не случилась истерика, когда я принес ее в спальню.
Ах, еще и эти, известные только им двоим обстоятельства, их свадьбы-женитьбы»…
И что ему делать теперь, если достались «такие вот обстоятельства» и вот такая Снежная Королева? Он-то ее любит. Значит, надо как-то растопить этот лед. А природа ничего нового не изобрела со времен Адама и Евы.
Лариса спала в пол-оборота, чуть повернутая к нему спиной. Он придвинулся к ней поближе и начал очень осторожно целовать ее в спину, так осторожно, чтобы не потревожить сна.
— Королева ты моя неприступная, — тихо зашептал он, — позволь мне тебя любить. Я понимаю, что из двоих всегда кто-то любит сильнее, — и Лариса развернулась во сне к нему лицом. — Моей любви хватит с лихвой… Ты только позволь. Если бы ты могла понять, что это такое, когда я уже три года ни на кого смотреть не мог, кроме тебя. Я бы еще и дальше сох по тебе… Но когда ты рядом, так близко, мне этой пытки не вынести, пойми… Пожалуйста, позволь… Ты спи, спи, моя очаровательная сонечка, а я буду тебе говорить всякие нежные слова, которые так давно мечтал сказать…
Утром Лариса проснулась и посмотрела на Аристарха, который спал на спине (или делал вид, что спит?)
Лицо мужчины выражало такое сияние, что было ясно, что вчерашний жених добился-таки своего, став мужем.
Она прислушалась к своим ощущениям. Не было ни вчерашней усталости, ни раздражения. Лариса чувствовала себя отдохнувшей. Но было еще нечто… Это ощущение, что она то спала, то вдруг просыпалась, снова проваливаясь в дрему под аккомпанемент нескончаемых ласковых слов. Словно, какие-то невозможно нежные волны качали ее всю ночь. И было жаль, что многие слова она не помнит, потому что просто их заспала. И Лариса вдруг поняла, что хочет слышать эти слова еще и еще…
Женщина едва прикоснулась к сильной руке Аристарха выше локтя, боясь потревожить его сон и понимая, что человек, который находится рядом с нею, не только ей не неприятен, а очень, очень даже приятен…
Прислушалась к своим ощущениям снова. И ей показалось, что она с Аристархом, словно, втиснута в некий, невидимый глазу, но весьма осязаемый энергетический обруч или кольцо, по которому к ней от него перетекает такой мощности нежность, что ей, как «принимающему объекту» ничего другого не остается, как просто раствориться в волнах этой нежности и плыть по течению.
Ощущение было так необычно, и так осязаемо…
Возможно, именно оно подтолкнуло ее снова прикоснуться к его руке. И она тихонько позвала: «Арис»…
Он мгновенно открыл глаза, потому что ждал и боялся момента ее пробуждения, конечно же, так до конца не расставшись еще со своими ночными сомнениями. В его глазах читался немой вопрос.
— Арис, — повторила Лариса снова, поглаживая его руку и смущенно отводя при этом глаза, — скажи, что это было?
И он, ободренный уже этим (тройным!) поглаживанием его руки, услышав, с какой нежностью она вдруг сымпровизировала его имя, тихо произнес:
— Это была наша первая ночь… Ну, я подумал, что, даже если мне в жены досталась соня, не стоит отменять такое важное событие? — попытался пошутить он. И тут же спросил с опаской, — я что-то сделал не так?
И женщина поняла, что ей нужно его немедленно успокоить, поддержать, тем более, что ее вчерашнее поведение невесты было, мягко говоря…
— У тебя такое красивое тело эллина-воина, — сказала она, продолжая водить указательным пальцем по руке Аристарха, — ты такой сильный. И я очень сожалею теперь, может, я проспала самое интересное, Арис?
Мужчина ринулся к ней, осыпая ее лицо и шею поцелуями.
— Пожалуйста, зови меня так всегда…
— Хорошо, — сказала Лариса, думая о том, что надо его еще как-то подбодрить и успокоить.
— Ты такой нежный… А что ты иногда говорил по-польски, или мне показалось?
— А-а-а… Ты дала понять, что решила перенести нашу первую ночь завтра на утро… И я тихонько шепнул тогда: «И завтра утром тоже». А потом повторял это не раз ночью, когда тебя целовал…
— Ах, вот оно что, — улыбнулась вчерашняя невеста. — А поляки, значит, все такие хитрые, тихой сапой…
— За всех не скажу, но встречаются среди них хитрецы и сексапилы…
— Вроде тебя. Я уже это поняла, — улыбнулась Лариса. — Значит, пока я спала, взял силком…
— Взял силком, а стал милком, — слышала пословицу?
— Слышала-слышала…
— И неужели «силком»? Я не помню, чтобы ты меня отталкивала… И даже обнимала своими маленькими ручками, — Аристарх шепнул Ларисе что-то на ухо.
— После какого раунда? — она округлила глаза.
— Ну, пусть не после третьего, а после четвертого, но ведь обнимала, я точно помню… Это было уже под утро…
— А я такого не помню, — сказала Лариса, отводя глаза, — я спала.
— Значит, во сне и обнимала. Я тебя не обманываю. Ну, и соня мне досталась в жены! А я всю ночь на кухню бегал, — признался мужчина виновато, — есть так хотелось, ополовинил припасы…
— А я просыпаюсь и думаю, что ж это в комнате так светло. А это лицо твое так сияет, так сияет…
— Как начищенная медная пуговица? — подсказал мужчина.
— Как новый медный таз, — усмехнулась она.
— Значит, есть от чего сиять. Я так счастлив, что ты досталась именно мне. Что ты — моя жена. Жена, жена, — повторил он это слово, и было видно, что ему нравится слышать его звучание. — Он усмехнулся, — и медный тазик — в хозяйстве вещь тоже нужная…
Он поцеловал ее руку выше локтя.
— А ты тоже вся светишься. Правда, правда, у тебя сейчас всё на лице написано.
Лариса прикрыла глаза, ощущая прилив нежности и пребывая внутри пространства, крепко держащего ее с Аристархом обруча. Причем, обруч этот сдавливал всё теснее, и ей от этого становилось трудно дышать. И женщина понимала, что она уже ничего не понимает, сравнивая свои вчерашние ощущения с сегодняшними.
«Пожалуй, самое время перейти к медовой тематике, — мелькнула мысль у Аристарха. — Ты ей просто не давай опомниться».
Зная семейные предания о том, что у его бабушки Гражины с дедом, и у матери с отцом были свои истории, связанные с медом, он вдруг, как продолжатель династии Рачинских осознал, что и ему нужно будет сочинить сейчас свою. Весьма правдоподобную и приближенную к реалиям сегодняшнего времени.
Аристарх протянул руку под кровать, и, как фокусник, извлек оттуда фигурную баночку со сладким и ароматным содержимым, из которого торчала чайная ложка.
— Откуда это? — удивилась Лариса.
Аристарх сел на тахте перед женой и сознательно выдержал интригующую ее паузу.
— Мужчины из рода Рачинских утром, после первой брачной ночи, всегда кормили своих любимых жен медом, чтобы… чтобы они оставались для них всегда такими же сладкими и желанными, как в первую ночь…
(«Хорошо придумал, Аристарх. Молодец!»)
— Как интересно и трогательно, — вздохнула Лариса.
— Так что открывай ротик, моя женушка, — и он зачерпнул маленькой ложечкой пахучий пчелиный продукт.
