Предчувствие какой-то катастрофы, неуверенность в своем положении, боязнь потерять хотя бы видимость счастья и благополучия — вот что, по собственному признанию Екатерины Николаевны, отравляло ей жизнь. Не могла она не чувствовать всю ложь и фальшь внешне любезного отношения старика Геккерна, не могла не понимать, что брак с нею был навязан Дантесу.
Последнее письмо Александры Николаевны не имеет даты, но оно, несомненно, написано всего за несколько дней до дуэли, может быть, даже за день-два. Письмо это очень важно и интересно как по своему содержанию, так и по тому, что оно позволяет нам по-новому судить об отношении самой Александры Николаевны ко всем происходящим событиям. Уезжая, Дмитрий Николаевич просил сестру писать ему: он, очевидно, не был спокоен, несмотря на то, что свадьба, казалось бы, положила конец всем драматическим переживаниям последних месяцев. Но Александра Николаевна, хотя и выполняет его просьбу — пишет ему, однако она далеко не откровенна и умалчивает о многом, вернее — о главном. Письмо написано в смятении чувств; она пропускает две внутренние страницы почтового листка не нечаянно, как она говорит, а потому, что она нервничает.
Рассмотрим это письмо подробнее.
Впервые из этого письма мы узнаем об отношении Александры Гончаровой к Геккернам. «Я бываю там не без довольно тягостного чувства, — пишет она, — мои отношения с дядей и племянником не из близких».
Совершенно в другом свете рисуется нам и присутствие Александры Николаевны на обеде у Геккернов, в чем ее всегда упрекали. Базировалось это утверждение на письме Густава Фризенгофа, ее мужа, который якобы со слов самой Александры Николаевны в 1887 году писал ее племяннице, А. П. Ланской-Араповой:
«Ваша тетка перед своим чрезвычайно быстрым отъездом на Завод после катастрофы была у четы Геккерн и обедала с ними. Отмечаю это обстоятельство, ибо оно, как мне кажется, указывает, что в семье и среди старых дам, которые постоянно находились там и держали совет, осуждение за трагическую развязку падало не на одного только Геккерна, но, несомненно, также и на усопшего».
До сих пор эти строки письма рассматривались как подтверждение того факта, что Александра Николаевна обедала у Геккернов после дуэли, а вторая часть отрывка как бы указывает на то, что и она находилась в числе осуждавших Пушкина. Однако, как мы видим из ее письма, все это не соответствовало действительности: обед имел место, но до катастрофы, и Александра Николаевна не была на стороне Геккернов.
В статье «Женитьба Дантеса» Л.Гроссман считает эти воспоминания «добросовестными и бесхитростными». Но письмо Г. Фризенгофа далеко не так бесхитростно, как кажется: не исключено, что оно написано от начала и до конца им самим, а не со слов жены, как он говорит, а Александра Николаевна, надо полагать, уклонилась от сообщения каких-либо сведений своей племяннице, настроенной против нее, о чем она, несомненно, знала. Достаточно отметить, что слова «...как мне кажется... осуждение за трагическую развязку падало... несомненно, также и на усопшего», т. е. на Пушкина, исходят непосредственно от Фризенгофа, а не от его жены. В письме определенно чувствуется нота враждебности к Пушкину; Александра Николаевна, хорошо относившаяся к нему в молодости, вряд ли изменила это отношение к старости и, надо полагать, не стала бы писать о нем в таких тонах к дочери Ланского. Кроме того, из писем Е. Н. Дантес-Геккерн в последующие годы из-за границы видно, что Александра Николаевна не поддерживала с ней связи, а это свидетельствует о том, что она не хотела иметь что-либо общее с Геккернами.
Таким образом, мы полагаем, что если Александра Николаевна и посещала сестру после свадьбы, и обедала там один раз до дуэли, то это было не по причине ее влюбленности в Дантеса, как утверждают некоторые пушкинисты, а в силу родственных отношений к сестре и желания как-то морально поддержать ее в первые дни ее новой жизни. И бывала она там редко, «не без довольно тягостного чувства».
Александра Николаевна, несомненно, знала всю подноготную этой «невероятной» свадьбы, видела наглое поведение Дантеса и после 10 января, ее мучает «то, что происходит в этом подлом мире». Это знаменательные слова, свидетельствующие о ее отношении к событиям.
Судя по этому письму и зная ее глубокую и искреннюю любовь к Наталье Николаевне, можно считать, что Александра Николаевна была на стороне Пушкиных, но в этот момент не нашла в себе мужества решительно порвать с домом Геккернов. Может быть, она надеялась, что со временем все уладится, во всяком случае она, вероятно, пыталась что-то сделать в этом отношении.
Александра Николаевна сознательно умалчивает о том, что же происходило в это время в семье Пушкиных. А между тем обстановка с каждым днем все больше обострялась. Приведем несколько высказываний современников, рисующих достаточно ярко, как назревали трагические события.
Н. М. Смирнов, хороший знакомый Пушкина, дружески к нему относившийся, писал в своих воспоминаниях:
«Поведение Дантеса после свадьбы дало всем право думать, что он точно искал в браке не только возможность приблизиться к Пушкиной, но также предохранить себя от гнева ее мужа узами родства. Он не переставал волочиться за своей невесткой; он откинул даже всякую осторожность, и казалось иногда, что насмехается над ревностью непримирившегося с ним мужа. На балах он танцевал и любезничал с Натальею Николаевной, за ужином пил за ее здоровье, словом, довел до того, что все снова стали говорить про его любовь. Барон же Геккерен стал явно помогать ему, как говорят, желая отомстить Пушкину за неприятный ему брак Дантеса».
Князь П. А. Вяземский так характеризует создавшуюся обстановку.
«Это новое положение, эти новые отношения (свадьба) мало изменили сущность дела. Молодой Геккерн продолжал в присутствии жены подчеркивать свою страсть к г-же Пушкиной. Городские сплетни возобновились, и оскорбительное внимание общества обратилось с удвоенной силою на действующих лиц драмы, происходящей на его глазах. Положение Пушкина сделалось еще мучительнее; он стал озабоченным, взволнованным, на него тяжело было смотреть. Но отношения его к жене от того не пострадали. Он сделался еще предупредительнее, еще нежнее к ней».
Приведем для сравнения описание вечера в доме Екатерины Мещерской (за два дня до дуэли) все той же С. Н. Карамзиной.
«В воскресенье у Катрин было большое собрание без танцев: Пушкины, Геккерны, которые продолжают разыгрывать свою сентиментальную комедию к удовольствию общества. Пушкин скрежещет зубами и принимает свое всегдашнее выражение тигра, Натали опускает глаза и краснеет под жарким и долгим взглядом своего зятя — это начинает становиться чем-то большим обыкновенной безнравственности; Катрин направляет на них обоих свой ревнивый лорнет, а чтобы ни одной из них не оставаться без своей роли в драме, Александрина по всем правилам кокетничает с Пушкиным, который серьезно в нее влюблен и если ревнует свою жену из принципа, то свояченицу — по чувству. В общем все это очень странно...».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
