Артём больше ничего не спрашивал. Ещё некоторое время мы сидели, греясь у огня. Несколько часов пролетели довольно незаметно. Обсудив завтрашний маршрут, дорогу до Клина и детали путешествия, мы решили готовиться к ночи.
— Что ж, Мария…Как Вас по батюшке? — уже порядком надравшись, шутливо спросил у меня Маковецкий. — Думаю, Вам пора в опочивальню, а мне готовиться держать караул.
— О, да, конечно. В Вашем состоянии — самое оно, господин Маковецкий, — улыбнулась я, потягиваясь. — Алексеевна.
— Что? — не сразу расслышав меня, спросил Артём, все ещё улыбаясь. Он сбросил хлам со столика у камина на пол, чтобы освободить место и разложить там свои вещи.
— Алексеевна, говорю. Отчество моё, — сказала я, вставая с дивана и потягиваясь. Я повернулась к Артёму. — Ну ладно, спокойной ночи….
Я замерла на месте, не совсем не понимая, что происходит. Маковецкий стоял возле камина и пристально вглядывался в моё лицо холодным, цепким взглядом. Казалось, он даже как-то побледнел.
— Алексей Орлов — твой отец? — спросил он тихо.
Я почувствовала, как сердце дрогнуло в моей груди. Как волнение зашумело в крови, как волна из страха и подозрений мгновенно накрывает меня с головой. Вот, кажется, и настал момент, когда я всё-таки болтнула чего-то лишнего.
— В чём дело? — хриплым голосом спросила, мгновенно протрезвев.
Маковецкий не отводил от меня взгляда, лишь всё больше хмурился.
— Алексей Орлов — твой отец или нет?
— Да, Алексей Орлов мой отец, — раздраженно ответила я. — В чём дело?
— Ни в чём, — тихо сказал Артём, всё ещё не отводя от меня взгляда. — Всё с тобой ясно.
В тот момент, когда вдруг лицо Маковецкого исказилось ненавистью и презрением, я поняла, что дело плохо.
— Ну и повезло же мне, а, — со злостью сказал Артём, подхватывая пыльный стакан с полки и расшибая его об стену. — Из тысячи людей на пустошах, мне довелось работать именно с дочуркой главного Соболевского прихвостня!
— У тебя крыша поехала? — в ужасе спросила я, глядя на Артёма. — Не смей так говорить о моём отце. Что ты вообще тут несёшь?!
Маковецкий зло сплюнул и полез в карман джинсов за пачкой сигарет.
— Послушай, — уже тише сказала я, желая разобраться в ситуации и спокойно поговорить.
Артём так резко повернулся ко мне, что я тут же замолчала. Он буквально прожигал меня ледяным взглядом своих серых глаз, нагнетая во мне отчаянный страх.
— Лучше помолчи, Орлова, — огрызнулся он. — Знаю я вас: тебя и всех вас оттуда… Пропади пропадом Соболев и весь ваш чёртов Купол.
Артём сказал мне это очень зло и холодно.
— Иди-ка ты к чертям собачьим, — прошептала я, едва дрожа от обиды и ярости. — Не знаю, кто ты такой, но мне жаль твоих родителей, если они воспитали из тебя такого засранца.
Кажется, я сказала что-то очень нехорошее. Маковецкий вздрогнул, его плечи напряглись, а на лице на мгновение появилось такое выражение, будто бы его ударили. Однако через секунду он уже вернул себе самообладание.
Артём цинично улыбнулся, с ненавистью глядя на меня.
— Никогда не смей ничего говорить о моих родителях, маленькая дрянь, — медленно и очень чётко произнёс он. — Знаешь, это мне жаль твоего отца. Как думаешь, почему он тебя сдал в «Адвегу»? Не потому ли, что хотел избавиться от тебя, а?
Меня будто бы ударили. Со всего размаху. Я замерла, ощущая холод и отвратительную режущую боль. Ну и гад же этот Маковецкий! Я ведь сразу поняла, что он подонок, ещё тоггда поняла, при нашей первой встрече.
— Мне жаль, что всё так вышло, — ответила я, не сдерживая слёзы. — Уж прости мне.
Я не в силах была что-то ещё говорить. Развернувшись, я вышла в прихожую, чтобы подняться наверх, в комнату.
Мне было холодно. И очень гадко. По идее, надо было собираться и уходить отсюда при первой же возможности. Не знаю, кто он такой, этот Маковецкий, но его слова о Куполе, моём отце и Соболеве меня просто потрясли.
Как жаль, что всё так сложилось. Я думала, что уж Артёму-то я смогу доверять.
О, как мне сейчас было больно! И снова всё тот же сценарий. Всё тот же враг меня мучил — одиночество. Это вечное одиночество, которое меня поглотило с тех пор, как я покинула мой Купол а в далёком детстве.
Я поднялась в спальню и легла на пол. Не знаю, сколько времени прошло. Я рыдала, закрывая лицо ладонями. Я не о чём не думала в эти минуты, не думала и не вспоминала. Мне просто хотелось, чтобы это всё было сном.
Я неудачно повернулась и оказалась на разбитом стекле. Это были осколки от бутылки или стакана. Я ахнула, почувствовав боль в боку. Именно там, где у меня была рана. Я схватилась за бок, растегнула толстовку. И тут же перестала рыдать, глядя на то, как по майке расползается кроваво-красное пятно.
— Вот блин, — выругалась я, задирая майку и глядя на пропитанные кровавыми разводами бинты.
Я вытерла нос. Надо срочно идти вниз за аптечкой.
Я осторожно поднялась, проковыляла через комнату и открыла дверь. Я наткнулась на Артёма, который ловко поймал меня и прижал к себе, когда я попыталась вырваться. Я даже не успела особенно разглядеть его лицо, поэтому просто замерла в его довольно скупых, братских объятиях. Неслабый запах перегара и сигаретного дыма ударил мне в нос, и я поморщилась. Видимо, пока я рыдала здесь, он времени зря не терял.
— Прости меня. Я не должен был вот так срываться на тебя, Орлова, — глухо сказал Маковецкий. Он немного помолчал и добавил: — Я не должен был тебе говорить всего этого.
Он был пьян. Конечно, он был пьян. Во-первых, я это слышала по его заплетающемуся языку, во-вторых, он бы никогда не обнял бы меня, будь он трезвым. Но всё это было сейчас не так важно, потому что я истекала кровью и мне срочно нужны были лекарства.
— Да-да, Маковецкий. Я всё поняла, — сказала я, когда он отпустил меня, и я увидела его красивое и бледное лицо перед собой. — Мм, сейчас мы с тобой поговорим. Только дай мне минутку.
Артём медленно скользнул взглядом по моему лицу, затем с подозрением прищурил глаза и дотронулся рукой до моей скулы.
— У тебя кровь на лице, — тихим голосом сказал он.
Я, было, дала дёру, но он схватил меня за запястья и с секундным ужасом уставился на мои руки. Они были все в крови. Маковецкий тут же сделал шаг назад и в ужасе уставился на мою одежду.
— Что за чертовщина? — спросил Артём. — Ты вся в крови, Орлова…
— Да, идиот, я истекаю кровью из-за того, что у меня хватило мозгов поваляться в осколках на полу, — отрезала я. — И если я сейчас же не обработаю рану, завтра ты пойдёшь до Москвы один.
Я вырвала свои запястья из хватки Маковецкого, и поспешила к лестнице.
— Стой, стой!.. — бросил Артём, опережая меня и бегом спускаясь по лестнице. — Я помогу.
— Слушай, я сама разберусь, — раздражённо ответила я, когда он вернулся с аптечкой, схватил меня за запястье и повёл обратно в комнату.
Ну, всё. Напился, а теперь начинается театр.
— Так, раздевайся, — хладнокровно сказал Артём, сложив руки на груди, перед этим усадив меня на кровать.
— Что? — опешила я.
— В смысле майку приподними, я сделаю тебе перевязку, — без всякого намёка на юмор, сказал Артём, доставая бинт и мазь из аптечки.
У меня не было времени спорить. Пришлось довериться ему. Однако пока Артём помогал мне остановить кровь и обработать рану, от него не последовало никакого намёка на интерес ко мне. Что меня вообще-то не удивляло. Чего ему я, когда у него толпы грудастых и длинноногих поклонниц.
— Всё. До завтра точно заживёт, если ты не будешь прыгать через голову и слишком активно махать руками, — сказал Артём, собирая лекарства в маленький чемоданчик и присаживаясь на кровать рядом со мной.
— Да уж, — буркнула я. — Надеюсь. В любом случае, спасибо. Кстати, Маковецкий, у меня к тебе вопрос.
— Я на всё согласен, — пожав плечами, ответил Артём. — Если это включает в твою просьбу кожаную плеть и наручники.
Я не сдержала улыбки.
— Нет, боюсь, что с этим не ко мне.
— Очень жаль, — с наигранной грустью вздохнул Артём. Он сложил руки на груди и прикрыл глаза. — Так что тебе надо?
— Будь добр, покорми утром собаку, — ответила я, отворачиваясь и начиная тихонько смеяться.
Артём в недоумении уставился на меня.
— Ты совсем ненормальная, Орлова? — возмущенно спросил он. — Если ты будешь так откармливать свою псину, он скоро и тебя сожрет.
— Нет, я серьёзно, — сказала я, глядя на Артёма.
Тот улыбнулся, затем схватил меня за локоть и притянул к себе.
— Я знаю, — сказал он, затем коснулся губами моей скулы.
Я смущённо посмотрела на него, не улыбаясь и не моргая, распахнув глаза и думая о том, что такая близость не просто непривычна для меня, она просто мне не знакома. И с одной стороны всё это было очень волнительно, с другой — мне хотелось бы оказаться одной где-нибудь в далеком уголке этого дома.
