Он точно не планировал так обсуждать их брак, но по итогу, если просто отстранить сам “взрыв”, вот это вот все - ему вполне понравилось. И вообще непонятно было, какого лешего Лиза там “неуверенна” и чего ей еще надо?
Вопрос с браком они вроде бы замяли. Вернее, заключили этот самый брак. И фамилию Лиза взяла Калиненко. А о самой вспышке, что Диминого, что ее характера, не вспоминали. Правда, о том, во что эта вспышка вылилась, Лиза не могла не вспоминать.
Хотя, хоть убейте ее, не понимала, что послужило причиной их ссоры в кабинете. И почему, собственно, Диме, вообще, так важно это все? Но больше она эту тему не поднимала. Мало ли, может него в тех, других делах, такой накал, что уже “крыша едет” и он просто ищет способ спустить пар?
Причина казалась разумной. Вот только, все равно не объясняла маниакального стремления Калиненко сделать ее своей женой, при том, что Лиза и так была с ним по собственному желанию. И того требования: “чтоб каждая собака знала!” Как будто хоть у кого-то, кто знал об их отношениях, были сомнения. Но ладно. Лиза решила не ворошить эту тему и придерживалась своего решения. Впрочем, и особых изменений в своем статусе или поведении Димы после регистрации, она не заметила.
Новый год они встречали скорее устало и суматошно, нежели празднично: вместе с губернатором и еще толпой гостей из числа “элиты” города, в том самом загородном клубе, где Лизе уже довелось побывать. Учитывая то, что ей хотелось бы просто выпить бокал шампанского под елкой, съесть мандарин и лечь спать в час ночи, мероприятие измотало окончательно. А необходимость “держать лицо” и тот самый статус жены Калиненко, забрали остатки сил. Приехав домой под утро, Лиза едва сумела умыться и отправилась спать.
Впрочем, судя по тому, что Дмитрий не оставил ее и в этом деле в одиночестве, да и проснулся уже ближе к вечеру первого января - его данное торжество измотало не меньше. И следующие два дня они наконец-то просто провели дома, под той самой елкой, спокойно и расслабленно; ничего особенного не делая, скорее, просто отсыпаясь после напряженных трудовых будней.
Недели две спустя после новогодних праздников, Лиза вышла из офиса раньше Дмитрия. Ей предстояло заехать в свою бывшую редакцию и обсудить условия размещения новой статьи. Но Лиза не успела дойти не то, что до машины с бессменным Геной за рулем, даже от крыльца толком не отошла, когда к ней откуда-то из-за угла торопливо бросилась старуха.
- Дочка! - тихо окликнула она.
Сзади тотчас же появились охранники, дежурившие у входа, но Лиза остановила их, подняв руку. И сама, главное, не поняла, почему. Просто с удивлением смотрела на немолодую женщину, не совсем уж и старуху, как вначале показалось, вплотную приблизившуюся к ней, и отчего-то очень нервничающую. Парни замерли на расстоянии пары шагов, тем не менее, продолжая наблюдать. Видимо Казак, который и отвечал за охрану, спуску им не давал.
Одета женщина была чисто и опрятно, но сразу бросалась в глаза поношенность и явно не “новизна” пальто и шапки, которые, наверное, приобретали еще при “перестройке”. Ну или немногим позже. Сама собой ее рука потянулась к сумочке, отчего-то Лиза, не раздумывая решила, что женщина просит милостыню. Но незнакомка так же внезапно, как и появилась перед ней, ухватилась за эту самую руку, мешая Лизе достать купюры.
- Дочка, ты прости, что я с тобой… Что вообще, пришла. Не стоило, наверное, - зачастила вдруг, незнакомка, так и держа Лизу. - Просто к нему боюсь подойти. Прогонит. Да и ясно. Не за что ему со мной разговаривать.
Тут женщина уставилась себе под ноги, на пару секунд. Но руку Лизы не выпустила. А она пока слабо что понимала из этих обрывочных слов.
- Подождите. Подождите. К кому вы хотели подойти? - попыталась выяснить Лиза.
Но женщина, казалось, ее не слушала.
- Муж его на порог не пускал последние пятнадцать лет, говорить с ним не хотел. Да и я ему не отвечала, Влад запретил.
Она вздохнула и снова посмотрела себе под ноги. Пряча взгляд, как поняла Лиза. Ей, похоже, было стыдно. Но ситуация от этого понятнее для Лизы не становилась.
- О ком вы говорите и что хотите от меня? - честно говоря, не особо надеясь на ответ, все же снова попыталась она.
Но женщина, как ни странно, в этот раз ее услышала.
- О Диме. Я его мать, - Лиза опешила, совершенно не ожидая чего-то подобного. - Вы поженились, я в газете читала, про прием у губернатора. Да и сюда несколько раз приходила, хотела с ним поговорить. Но, не решилась, - похоже, не заметив, как отреагировали на ее слова, продолжала женщина.
Мать Димы. Лиза ощущала… Прострацию.
- К тебе мне проще, дочка. - И она с новой силой сжала ее руку. - Ты скажи ему, что отец умирает. Влад сам не позвонит. Да и мне запретил. Но… Не правильно это. Он сын, он имеет право сказать что-то, увидеть его. - Женщина вновь вздохнула. - Скажи ему, пожалуйста. Он в десятой городской больнице лежит.
И она отпустила руку Лизы, отвернулась, явно собираясь уходить.
- Подождите! - несмотря на свою оторопь, Лиза попыталась сообразить, что делать и как поступить в такой ситуации. - Давайте, мы сейчас к Диме пойдем, и вы сами ему…
Однако мать Димы покачала головой, не повернувшись к ней и не прекратив отдаляться.
- Мне не стоит, дочка. Ты сама ему скажи. Если захочет, пусть приходит. Владу недолго осталось.
И в очередной раз вздохнув, она все же ушла. А Лиза не придумала причины, чтобы задержать ее. Голова, казалось, вообще не соображала. Мысли представляли собой мешанину из этого странного разговора, такого вида матери Димы. И его собственных слов-воспоминаний о далеко не радостном детстве и непростых отношениях, что с отцом, что с матерью. Тем не менее, она считала, что Дима должен об этом разговоре узнать. И немедленно. Потому Лиза махнула рукой давно приехавшему из подземного паркинга Геннадию, показывая, что поездка пока отменяется. И пошла назад, в офис.
ГЛАВА 16
Дима ее выслушал. Правда, Лиза не сразу смогла адекватно изложить то, что узнала. От его матери сумбуром «заразилась», что ли. Тем не менее, рассказала: и про мать, и про отца, который, если верить, умирал в одной из городских больниц. Она не представляла, как он отреагирует – они не говорили об отношениях Димы с родителями после тех нескольких фраз, брошенных им в пьяной злости. Они, вообще, мало обсуждали причины своих поступков, мысли и чувства, вдруг осознала Лиза. И это неожиданно показалось ей очень странным. Неправильным. Хотя, она и с Максом никогда не обсуждала причины своих поступков, с чего сейчас, с Калиненко, вдруг приспичило найти глубинное взаимопонимание?
Да и не до того было именно в этот момент, и Лиза прогнала некомфортные мысли прочь. Хотя, без сомнения, было бы куда проще предсказать поведение мужа, зная о его чувствах к родителям. А вот так, она даже немного опасалась. Но все равно говорила. А когда закончила недолгий рассказ, в кабинете повисло молчание.
Дима сидел в своем кресле, сцепил руки, сплетя пальцы. Смотрел на стол перед собой. И молчал. Минут пять, наверное. И у Лизы не хватило духу еще что-то сказать или спросить. Она просто сидела, так же молча, как он, и ждала реакции. И в шубе, которую так и не сняла, зайдя сюда, становилось парко.
Но дождалась все-таки. Дима решительно поднялся и, сняв свое пальто с вешалки, глянул на Лизу:
- Поехали.
Его взгляд ни о чем ей сейчас не говорил: плотный и какой-то тяжелый. Нечитаемый.
Лиза молча встала и пошла с ним, куда бы Калиненко не собрался.
Больницы ей давно перестали нравиться, не имелось у Лизы никаких приятных ассоциаций ни с одной из них. И эта не пришлась по душе: старая, ветшающая, с облупившейся краской, протертым линолеумом и въевшимся в сами стены больничным запахом. Лиза не поспевала за Димой, который широкими шагами пересекал мрачные коридоры, умудряясь моментально обнаружить администрацию, “главных” и “ответственных”. Потому просто оставалась у лестницы с молчаливого одобрения мужа, пока он выяснял в каком отделении и в какой палате находится его отец, и пока разговаривал с заведующим отделения. И наблюдала.
Пусть Дима по прежнему, казалось, не проявлял никаких эмоций, Лиза даже на расстоянии ощущала, как бурлит в нем напряжение и энергия, словно вода в закрытом баке закипает. Нагнетая пар. И давление. Тем не менее, это никак не сказалось на эффективности его действий. И уже через пятнадцать минут после прибытия, они подходили к необходимой палате на втором этаже.
Такая же обшарпанная и старая, как и вся больница. Окна деревянные, рассохшиеся, из которых ощутимо тянуло зимним ветром. Но это не приглушало накопившиеся “миазмы” старости, болезни и какой-то тяжести. Эмоциональной, душевной. Палата не была одноместной: три пациента, все явно старше шестидесяти, лежали на разных кроватях. Скрипучих и, сомнительно, чтобы удобных. Рядом с одним из пациентов, на еще одной кровати, сидела уже знакомая ей мать Димы. Значит, этот мужчина - его отец. Да и сходство просматривалось.
