- Он ее не любит, - крикнула Заваркина, не прекращая кружить, как коршун, - поверь мне, я видела мужчин, которые ее любили. Этот любит только себя! И свое отражение, может быть, в ее влюбленных глазах…
- В любом случае, он не сможет жить спокойно, пока не подчинит ее, - сказала Марина, с любопытством приглядываясь к Анфисе. Та снова опустилась на лавочку и укрыла лицо в ладонях.
- Он – твое наказание, - резюмировала она, подняв лицо, - он - доминант, ты – сабмиссив. Вот и наслаждайтесь.
Марина поморщилась. Она всегда выбирала себе женщин в доминанты, потому что ни одному мужчине она не позволила бы себя унижать. Заваркина наблюдала за ней с иронией.
- Почему ты его просто не убьешь? – спросила Марина, - я бы так и сделала…
- Потому что моя сестра попросила меня этого не делать, - скривилась Заваркина, - только поэтому. Но если он снова окажется рядом с ней, поверь мне, жить он не будет.
- Я впервые вижу тебя такой… переживающей, - заметила Марина осторожно.
- На этом свете не так много людей, о которых я забочусь, - усмехнулась Анфиса, - но Алиска живет по каким-то другим законам. Чем больше мы с братом о ней пеклись, тем в большее количество неприятностей она влипала. Тогда в 2006 я практически не спускала с нее глаз, и ее изнасиловали. Теперь я попробовала отказаться от своих обязанностей совсем, и когда ее насильник покупает ей бриллиант, чтобы навек закрыть в пыточной, она вдруг встречает очаровашку-норвежца, который тоже не прочь на ней жениться…
Марина с улыбкой слушала ее. Когда Анфиса говорила о сестре, ее лицо озарялось мягкой полуулыбкой, мгновенно преображалось и даже становилось привлекательным.
- Она шумная, бесстрашная, и это пугает…
- Мне нравится твоя заботливая сторона, - заметила Марина и неожиданно для себя подмигнула своей мучительнице.
- Вернемся ко второму пункту нашей сделки, - очнулась Анфиса, - тебе грозит уголовное преследование. Если у тебя найдут видео, то тебе грозит срок. Если не найдут… Ты дашь мне слезное интервью, в котором будешь сокрушаться, что не замечала всего, что творится у тебя под носом. Тебе, конечно, никто не поверит, но кому какое дело… Будешь упирать на то, что ты примерная жена, мать и печешь вкусные пирожки. Короче, прими мои условия, и за все ответит твой заместитель.
Заваркина сделала паузу, давая Марине осмыслить сказанное. Марина ждала продолжения.
- За это ты отдашь мне видео. Все. Всё, что записал «Новый век» за годы существования и всё, что записано здесь, в лофте. И пусть это будут единственные копии. Тебе ведь не нужно, чтобы всплыли доказательства, способные отправить тебя в тюрьму, правда же?
- Они нужны тебе, - усмехнулась Марина.
- Я не заинтересована в твоей изоляции, - ответила Заваркина, - ты же должна Лавровича контролировать, помнишь?
- У меня ведь нет выбора, верно? – спросила Марина. Анфиса отрицательно покачала стриженой головой.
Марине самой хотелось избавиться от записей и забыть о них навсегда. Как материал для шантажа они ей больше не были интересны.
- Открой шкаф, в нем – сумка. В сумке – карман, в кармане – ключ от автоматической камеры хранения. В ней – двадцать девять DVD-R, на них – все, что нужно.
- Камера хранения? Как-то ненадежно…
- Перенесла на время из домашнего сейфа. На случай обысков.
Заваркина подошла к шкафу и порылась в оранжевой «биркин». Марина не обманула: в кармашке действительно нашлась магнитная карточка от ячейки в камере хранения.
- Когда я увижу, что Лаврович под контролем, я пришлю тебе все, что наснимала сегодня. Надеюсь, ты меня не обманываешь…
- Не обманываю, - уверила ее Марина и вдруг неожиданно добавила, - может, закончим?
Заваркина непонимающе уставилась на нее.
- Развяжи меня, и мы начнем все сначала, - предложила Марина.
Ей понравилось то, как уверенно и жестко обходилась с ней Анфиса в самом начале. Она даже порядком завелась, пока та тащила ее за волосы от двери.
- Если хочешь, можем сходить на настоящее свидание, - затараторила она быстро.
Анфиса опустилась перед Мариной на колени и стянула с плеч свою кожаную куртку с шипами, оставшись в белой майке-«алкоголичке».
- Посмотри, - сказала она и провела пальцем по тонким белым шрамам на своих руках.
Она была так близко, что Марина чувствовала тепло ее кожи. Похоже, животный магнетизм в семье Заваркиных – это семейное.
Анфиса стянула с себя майку, под которой оказался телесный кружевной бюстгалтер, обнимавший внушительного размера грудь. Анфиса провела рукой по животу, отвлекая Марину от своих сосков. Ее живот украшали такие же длинные тонкие шрамы, когда-то бывшие порезами от скальпеля или очень острого ножа.
- Я – «нижняя». Как и ты, - пояснила она, - просто мой мастер взял отпуск.
Марине непроизвольно вытянула шею, пытаясь разглядеть еще что-то. Анфиса, улыбнувшись ее телодвижениям, отогнула пояс джинсов и показала Марине шрам от кесарева сечения. Та улыбнулась и опустила взгляд на свой живот, указав на точно такой же шрам.
Марина подалась вперед, звякнув кандалами, и аккуратно коснулась своим ртом губ Анфисы. Та мягко отстранилась и легонько погладила Марину по щеке. На ее лице не было абсолютно никаких эмоций.
- Я сплю со своими врагами, только если мне нужен образец их ДНК, - прошептала она и усмехнулась.
Заваркина натянула майку, надела куртку и, подхватив сумку, направилась к двери.
- Я скажу твоей секретарше, чтобы развязала тебя.
С этими словами Анфиса Заваркина навсегда исчезла из жизни Марины Проценко.
Глава одиннадцатая. 2010 год. Демоны ищут тепла и участья.
Прошло несколько месяцев…
Пьеса вчера стартовала в Осло: Алиса договорилась о трех спектаклях с маленьким экспериментальным театром. «Кто-то» шел по-русски и привлекал к себе довольно разношерстную публику: эмигрантов, соскучившейся по родной речи, столичных бездельников, целенаправленно убивающих время, отмороженных любителей искусства, которым было все равно, что смотреть и что оценивать.
Нина Смоленская была в восторге. Она с удовольствием рассказала всему Б о премьере за границей, организовав восемнадцать интервью, в том числе и для критиков из «Б-Афиши». Она привезла с собой Павла Проценко и заставила его фотографировать рукоплещущий ей сброд, велев выбрать «интеллектуальные» ракурсы. Фотографии с премьеры Нина выложила в блог: на них мелькали седобородые завсегдатаи премьер с наливным брюшком в буржуазных рубашках, молодые парни в кожанках, больших смешных кепках под руку с девушками в дырявых кардиганах и Анфиса Заваркина в смокинге на голое тело.
- Слишком надрывно на мой вкус, - Заваркина то и дело морщилась, - мы же сможем продолжить вечер?
- Я покажу тебе группу, в которой хочу играть на басу, - поведала ей Алиса, не отрывая взгляда от сцены.
- Ты играешь на басу? – удивилась Заваркина и уставилась на сестру.
- Хотела на лид-гитаре, но им не хватает как раз басиста.
- Я не знала, что ты умеешь…
Анфиса разглядывала сестру. Ее глаза были ярко подведены, зад обтягивали узенькие кожаные штаники, а на ногах красовались черные боты на платформе из тонкой замши. Выглядела она сногсшибательно. Напитанные влажным воздухом светлые кудри теперь ровной завесой лежали на плечах, глаза сияли, на щеках, словно покусанных сентябрьским ветром, розовел румянец. Гармония, которую она обрела в этой холодной северной стране, была ей к лицу. Словно ее душа задубела под ветрами, стряхнула из себя толстый слой пыли, состоящей из навязанных сомнений, наполнила ее невидимой, но явно ощутимой силой. Алиса Заваркина не расцвела. Она расправила плечи, словно ветер выполоскал из нее накопившуюся слизь.
Во время финального монолога на сцену вдруг вышел худенький кудрявый мальчик в очечках и со скрипочкой. Это была задумка Алисы. Юный скрипач был встречен ею на набережной, где он сосредоточенно выдавливал из своего инструмента жалобные ноты. Алиса в тот момент усердно размышляла над постановкой, и паренек со всхлипывающей скрипкой напомнил ей грустного херувима, не справившегося со своей работой и теперь скорбящего над осколками разбитого сердца главной героини. Нина приняла ее идею и нарядила юного потомка викингов в старомодные джинсы, в каких ходили в России в начале девяностых, и очки типичного ботаника. Смоленская заявила, что это барахло будет символизировать желание божка любви вписаться в современный мир, и в то же время – его провал и бесконечную усталость от черствости и пустоты.
Так или иначе, из Смоленской и Заваркиной-младшей получился отличный тандем, и уже на втором спектакле зал был наполнен до отказа, дав возможность Павлу Проценко – несчастному фотостарателю – запечатлеть настоящий успех. Внушительный, по меркам новой драмы.
Скрипка взвизгнула, Нина Смоленская, наконец, «утонула», после чего вылезла из ванны, залив водой первые ряды, раскланялась и со сцены представила Алису, стоящую позади зрительских рядов, как автора. Осветитель направил на нее софит, она скромно махнула рукой. Бородатый критик, который строчил что-то в блокноте на протяжении всего спектакля, тихо ахнул.
