– Ты тоже был там?
Руджеро лишь мечтательно улыбнулся:
– Забавное было время. Столько свежей крови…
– А сейчас я решил, что пришло время осесть, – произнес красивый низкий голос.
Стриксы вздрогнули, обернулись и, поспешно вскочив, поклонились. Паоло делла Торре подошел так тихо, что даже звериный слух стриксов не уловил звука его шагов.
– И вот уже десять лет как живу в прекрасной Флоренции, – с улыбкой сказал он, поводя рукою вокруг. – Не правда ли, чудесно? Этот сад – точная, хоть и уменьшенная копия сада Парадизо, что подле виллы Сфорцеска в Милане. Это напоминает мне о родине.
Ветер гулял в миртовых аллеях, путался в искусно выстриженных лабиринтах из живой зелени, ласково касался цветов на пышных клумбах. Вдруг к сладким ароматам, окружавшим стриксов, примешался горьковатый запах дыма. Сначала он был едва заметен, потом делался все сильнее, и вот уже воздух утратил нежность и свежесть. Ветер усилился и, словно взбесившись, швырял в сад едкую вонь горелого тряпья и волоса.
Стриксы переглянулись.
– Опять… – нахмурился Паоло. – Видно, недолго нам осталось наслаждаться тишиною…
– Не нужно мрачных мыслей, мой господин, – успокаивающе проговорил Руджеро. – Не думаю, что есть повод для беспокойства. Уверен, во Флоренции нам обеспечен как минимум век благоденствия. Подумайте лучше о вашей прелестной невесте…
Граф рассмеялся:
– Ты прав, Руджеро. Нужно идти. Моя… как ты сказал? Прелестная невеста ждет. Прощай, холостяцкая жизнь, здравствуй, вечность в супружестве…
Оседлое существование и высокое положение в человеческом обществе предполагали соблюдение неких негласных правил. Не так давно Пьеро Медичи, прогуливаясь с Паоло по саду, как будто между делом спросил:
– Друг мой, скажите, почему вы одиноки?
– Много лет назад я потерял возлюбленную, – ответил граф.
– Знаю, – отмахнулся Пьеро, – вы уже рассказывали мне печальную историю гибели вашей невесты. Но вы молоды и полны сил. Однако я никогда не замечал, чтобы ваш взгляд загорался при виде первых красавиц двора. Ни разу вас не видели тискающим хорошенькую служанку в гардеробной. Вы всегда уходите с мужских пирушек, едва лишь в залу вводят блудниц. Знаете, граф, злые языки поговаривают, что вы неравнодушны к юношам. Но я не замечал за вами и тяги к хорошеньким пажам. Быть может, вы больны? Только скажите: лучшие лекари двора к вашим услугам.
Паоло заверил Медичи в том, что вполне здоров и не нуждается в целителях.
– Но тогда вы просто обязаны жениться! – воскликнул правитель. – Я сам сосватаю для вас лучшую невесту Флоренции!
Пришлось согласиться – граф не хотел, чтобы его отшельнический образ жизни вызывал подозрения у окружающих. Пьеро, словно ребенок обрадовавшись новой забаве, с упоением принялся подбирать графу достойную супругу. Каждый день он предлагал Паоло по нескольку невест.
– Взгляните на донзеллу Джемму, – шептал он на балу, – не правда ли, очаровательна?
Граф вежливо кивал, не проявляя, впрочем, особого интереса.
– А как вам мадонна Диана? – спрашивал Медичи во время застолья. – Мила, весела – просто пташка божья! К тому же свежа – ей едва минуло тринадцать.
Паоло неопределенно улыбался.
– Мадонна Изабелла – белокурый ангел, первая красавица Флоренции, – рекомендовал Пьеро.
Делла Торре благодарил покровителя за заботу, но со сватовством не торопился. Все эти девицы были, вне всяких сомнений, прекрасны. Но предлагая их другу, Медичи преследовал собственные цели: и томная донзелла Джемма, и белокурая мадонна Изабелла, и веселая мадонна Диана были его любовницами, весьма надоевшими неугомонному правителю. К тому же мадонна Диана носила под сердцем дитя от Пьеро.
Но Паоло смущало вовсе не это обстоятельство. Он не гнался за невинностью будущей невесты. В конце концов, ему требовалась жена, а не пища. Просто все эти девицы были слишком… чисты для него. Не считать же, в самом деле, серьезным грехом любовь к нарядам и то, что они не сумели устоять перед знаменитым сердцеедом Медичи? Души красавиц еще не успели наполниться скверной, о чем явственно говорил окружавший их светлый туман с нежным запахом цветов. Нет, Паоло желал видеть рядом с собою по-настоящему грешную женщину, которую можно было бы обратить в сильного стрикса. К тому же она должна была происходить из знатной фамилии, иметь как можно меньше родственников и как можно больше денег. И конечно, она обязательно должна была быть красива, умна и молода – тогда с нею можно провести остаток вечности. Ну или ее часть – пока жена не наскучит.
Паоло продолжал поиски, присматривался к придворным дамам, а верный Руджеро выяснял для господина все подробности их жизни. Наконец выбор был сделан. Однажды, когда Медичи в очередной раз поинтересовался, не выбрал ли друг невесту, граф ответил:
– Я собираюсь свататься к мадонне Лукреции Палавиччини.
Некоторое время правитель изумленно вглядывался в лицо Паоло, потом воскликнул:
– Золотая вдова?! Полно, уж не шутите ли вы?
– Разве я могу лгать вам? – с поклоном отвечал граф.
– Но… Паоло, ходят слухи о том, что двойное вдовство – дело ее же рук. К тому же она старовата – двадцать пять, вот-вот начнется увядание. Зачем вам старуха?
Делла Торре отлично был осведомлен о прошлом Лукреции – когда дело касалось чужих тайн, Руджеро демонстрировал замечательную пронырливость, а золото, исчезавшее в ладонях слуг, действовало убедительнее всяких уговоров.
Лукреция действительно сама позаботилась о своем вдовстве: первого супруга она отравила спустя два года после свадьбы, второго – всего через неделю. Неизвестно, чем не угодили мужья неистовой аристократке, но их смерть сделала ее богатой. И лишь покровительство Медичи, в постели у которого Лукреция, как и все придворные красавицы, успела побывать, спасло вдову от разбирательства и позорной казни. Паоло предполагал, что здесь дело не только в прелестях дамы, но и в части земель из ее наследства, перешедших во владения Медичи. Мадонна Лукреция, хитрая как лиса, смелая как лев и прекрасная как райская птица, могла бы стать идеальной супругой стрикса. К тому же она была почти круглою сиротой. Десятилетний сын Итало от первого брака – вот и вся ее семья.
– Надеюсь, я сумею угодить мадонне Лукреции и избежать печальной участи, – с мягкой усмешкой произнес граф. – А если не получится угодить, я постараюсь укротить строптивицу.
Пьеро молча взглянул на него, красивое глуповатое лицо его сделалось задумчивым. Паоло мог поклясться: сейчас правитель размышляет, какие богатства может получить в случае смерти советника. Спустя несколько мгновений алчность перевесила приятельские чувства, и Медичи проговорил:
– Что ж, я предостерег вас, не буду далее настаивать. Вы сильный человек, граф. Мне угодно, чтобы Лукреция приняла ваше предложение.
Она приняла, и сегодня должна была состояться их свадьба.
Венчание проходило в часовне виллы делла Торре. Светлая, беломраморная, словно стремящаяся ввысь, она была построена год назад по проекту знаменитого мастера Леонардо да Винчи. К празднеству слуги украсили часовню снаружи и изнутри живыми цветами, увили венками огромное распятие на стене и постамент со статуей Богоматери, усыпали пол розовыми лепестками. Солнечные лучи, пронизывая окна из цветной мозаики, окрашивали алтарь во все цвета радуги. Красиво, светло, благостно…
Никому и в голову не могло бы прийти, что часовня стояла на костях невинно убиенных младенцев. Что на фундаменте проведен был дьявольский ритуал, а в стены замурованы заживо юные служанки. Что ночами, перевернув распятие вверх ногами, граф с подданными устраивал здесь черные мессы, а каждый угол часовни окроплен был христианской кровью.
К вилле делла Торре подъезжали гости. Вся знать Флоренции собралась, чтобы присутствовать на свадьбе одного из самых богатых и родовитых людей города. Толпа, благоухающая духами, сверкающая парчой и драгоценностями, ожидала главного гостя. Явился и сам Пьеро Медичи. Его наряд был изукрашен драгоценными каменьями не хуже, чем платья придворных красавиц.
Последним в сопровождении многочисленной свиты приехал миланский герцог Лодовико Моро Сфорца с супругой. Лодовико, в простом, но изящном одеянии из серого шелка, расшитого серебром, вел под руку жену, юную мадонну Беатриче. Рядом с царственно великолепным супругом некрасивая молодая женщина выглядела как невзрачная уточка возле павлина.
Зато как же прекрасна была невеста! Мадонна Лукреция предстала перед гостями во всем сиянии зрелой красоты и всепобеждающей женственности. Плотная фата, закрепленная диадемой, в которой сверкали сто тридцать пять крупных бриллиантов, закрывала лицо. Но даже она не могла скрыть блеска черных глаз, о которых поэтами Флоренции было сложено немало стихов и песен.
Церемонию венчания проводил священник-стрикс, обращенный Паоло во время Четвертого крестового похода. Слова молитвы в его устах оставались лишь словами, не причиняя никакого вреда. Граф почтительно внимал священнику. Когда церемония закончилась, откинул с лица невесты фату и взглянул в прелестное лицо, на котором не отразилось ни малейшего волнения, ни оттенка чувств… Лукреция холодно улыбнулась, подставила тонкие губы.
