Пуришкевич сдержал слово и привлек к заговору Станислава Лазоверта, военного врача. Тот, в свою очередь, привел в кружок офицера-фронтовика поручика Сергея Сухотина, проходившего лечение в Петергофе.
В начале декабря окончательно сложилась группа лиц, поставивших перед собой целью физическое устранение Распутина. Они старались держать в секрете свои планы, но о них узнали некоторые депутаты благодаря чрезмерной болтливости Пуришкевича.
Поздним декабрьским вечером доктор Лазоверт вышел из автомобиля на Исаакиевской площади. Дул сильный промозглый ветер, гонял по брусчатке вихры мелкого снега. Укутавшись в пальто, военный врач прошел до конного памятника Николаю Первому. Людей на площади почти не было.
Лазоверт взглянул на часы. Человек, с которым у него была назначена встреча, опаздывал. Военврач недовольно поморщился. Он терпеть не мог непунктуальных людей.
Только спустя десять минут появился этот субъект и извинился по-английски.
– Говорите по-русски, мистер Корн.
– Почему? Здесь же никого нет.
– И все же говорите по-русски. Вы принесли то, о чем я просил?
– Да, – уже по-русски ответил Корн и передал Лазоверту небольшой пакетик. – Это цианистый калий. Но хочу сообщить вам, что мистера Абрамса не совсем устраивает принятый вами план устранения Распутина.
– Чем же именно?
– Отравление – это не тот способ убийства, который может скомпрометировать ваших коллег по заговору. Мистер Абрамс считает, что причастность к убийству великого князя Дмитрия Павловича, Юсупова и Пуришкевича должна быть очевидна. По его мнению, запланированной акции необходимо придать широкую огласку и разоблачить заговорщиков, чтобы убийство выглядело как результат недовольства влиянием Распутина значительной части придворной аристократии. Отравление же подобного эффекта не создаст. Ведь это могло произойти и случайно. Еще неизвестно, как подействует яд на Распутина. Его пытались убить не один раз, но, даже находясь на волоске от смерти, он умудрялся выжить.
На этот раз улыбнулся Лазоверт:
– Вы считаете, что кто-нибудь, даже Распутин, может выжить, приняв лошадиную дозу цианистого калия?
– Считать, мистер… простите, господин военврач, не мое дело. Этим занимаются другие. Я передал вам все, что должен был, дальше решайте сами. Конечно, главное – это смерть Распутина, в настоящий момент представляющего реальную угрозу для союзников России в войне. Особенно для Англии. Ведь он вполне может убедить Николая Второго пойти на сепаратные переговоры с Германией. Вильгельм сейчас возлагает на это особые надежды. Тогда вся мощь германской армии обрушится на Францию и Англию. Этого нельзя допустить ни в коем случае.
– Мистер Абрамс обеспокоился данной проблемой только сейчас? Что было бы, если бы князь Юсупов не имел собственной причины желать смерти Распутину и не настаивал на его устранении? Гришку легко можно было убрать, используя агентов британской разведки, но она не предпринимала никаких мер по этому вопросу.
– Всему свое время, господин Лазоверт. Не появись Юсупов с великим князем, военная разведка Англии непременно занялась бы Распутиным. Сейчас же ее вмешательство не требуется.
– Хорошо, мне все понятно. Передайте мистеру Абрамсу, что я подумаю, как изменить общий план покушения.
– Что еще ему сообщить?
– Ничего.
– Тогда еще одна просьба. Поговорите с господином Пуришкевичем, скажите ему, чтобы он не давал интервью журналистам по поводу скорой смерти Распутина.
– Мне неизвестны подобные факты.
– Тем не менее господин депутат охотно общается на эту тему с думскими журналистами.
– Да? Странно. Поговорить-то я, конечно, с ним могу. Вопрос в том, послушает ли он меня. Я тут не на первых ролях. Целесообразней было бы привлечь к этому депутатов Государственной думы, контролируемых мистером Абрамсом.
– Вы поговорите, а он со своей стороны сделает то, что посчитает нужным.
– Хорошо. До свидания, мистер Корн.
– До свидания, господин Лазоверт.
Мужчины разошлись.
Спустя некоторое время Лазоверт из дома позвонил князю Юсупову и сообщил, что купил пудру для его жены. Тот поблагодарил его и пригласил в гости, на совещание.
В это самое время зазвонил телефон и в квартире Григория Распутина. Сам он находился в своей комнате и молился.
Трубку снял личный секретарь Распутина Арон Самуилович Симанович, задержавшийся в этот вечер на Гороховой.
– Алло!
– Добрый вечер, господин Симанович, – поздоровался кто-то.
– Скорее уже доброй ночи. Кто вы?
– Не имеет значения. Я могу поговорить с Распутиным?
– Сейчас, к сожалению, нет. Он молится, и это может продолжаться до утра.
– Понятно. Тогда передайте Григорию Ефимовичу, что в Министерство внутренних дел поступила информация о покушении, готовящемся на него.
– Назовитесь. Вы назовете тех лиц, которые к этому причастны?
– На это я не уполномочен.
– В таком случае Григорий Ефимович воспримет ваше предупреждение как чью-то неудачную шутку.
– Вы, господин Симанович, предупредите, а как воспримет информацию Распутин, это его дело. У меня все. До свидания.
– Доброй ночи, господин инкогнито.
Как только Симанович положил трубку, из комнаты вышел Распутин:
– Кто звонил, Арон?
– Он не представился.
– Вот как? И что ему было надо?
– Поговорить с вами, Григорий Ефимович.
– Отчего не позвал?
– Но вы же запрещаете отрывать вас от молитв.
– Да, верно. Но ты хоть узнал, о чем он хотел поговорить со мной?
– Да. Он просил… – Симанович передал суть телефонного разговора.
– Понятно, – сказал Распутин. – Это звонил человек Протопопова. Тот считает, что только благодаря мне стал управляющим Министерством внутренних дел. Он ошибается, я всего лишь высказал свое мнение о нем, ну да ладно. Мне и без него ведомо, что готовится покушение, не знаю только, кто за этим стоит. Болтовня Пуришкевича – это пустое.
– В любом случае надо принять меры предосторожности.
– Какие, Арон?
– Хотя бы старайтесь не выходить из дома без острой необходимости.
– Кто знает, есть она или нет ее? Это только Господу Богу известно.
Все же Распутин послушал совета своего секретаря. Он действительно прекратил выходить на улицу днем и совершал ночные прогулки.
9 декабря старец неожиданно попросил Симановича вызвать к нему адвоката Аронсона.
– Зачем он вам, Григорий Ефимович?
– Будем завещание писать.
– Но отчего сейчас?
– Оттого, что время пришло. Я жду Аронсона.
Адвокат приехал, и все трое закрылись в комнате Распутина.
Секретарь достал бумагу, ручку, чернила и спросил:
– Сами будете писать, Григорий Ефимович?
Распутин поморщился:
– Ты же знаешь, как мне дается это дело. Напишу, а потом никто ничего не разберет. Нет, ты секретарь, вот и работай.
– Как скажете, Григорий Ефимович.
Старец поднялся со стула, подошел к иконостасу, перекрестился, повернулся к столу:
– Пиши, Арон…
Распутин диктовал текст, потом менял его. Все это продолжалось долго, до самого вечера. Наконец-то он остался доволен.
Вот его завещание:
«Дух Григория Ефимовича Распутина Новых из села Покровского.
Я пишу и оставляю это письмо в Петербурге. Я предчувствую, что еще до первого января я уйду из жизни. Я хочу русскому народу, папе, русской маме, детям и русской земле наказать, что им предпринять. Если меня убьют нанятые убийцы, русские крестьяне, мои братья, то тебе, русский царь, некого опасаться. Оставайся на твоем троне и царствуй. И ты, русский царь, не беспокойся о своих детях. Они еще сотни лет будут править Россией. Если же меня убьют бояре и дворяне и они прольют мою кровь, то их руки останутся замаранными моей кровью и двадцать пять лет они не смогут отмыть свои руки. Они оставят Россию. Братья восстанут против братьев и будут убивать друг друга, и в течение двадцати пяти лет не будет в стране дворянства.
Русской земли царь, когда ты услышишь звон колоколов, сообщающий тебе о смерти Григория, то знай: если убийство совершили твои родственники, то ни один из твоей семьи, то есть детей и родных, не проживет дольше двух лет. Их убьет русский народ. Я ухожу и чувствую в себе Божеское указание сказать русскому царю, как он должен жить после моего исчезновения. Ты должен подумать, все учесть и осторожно действовать. Ты должен заботиться о твоем спасении и сказать твоим родным, что я им заплатил моей жизнью. Меня убьют. Я уже не в живых. Молись, молись. Будь сильным. Заботься о твоем избранном роде.
Григорий».
– Это прощальное письмо, Арон. После моей смерти тебе надо передать матушке царице, – распорядился Распутин. – Только ей. А уж как она поступит с ним, дело ее.
А во дворце Юсуповых вовсю шла подготовка к покушению. Кроме доктора Лазоверта, яд достал и сам Юсупов. Он воспользовался услугами небезызвестного господина Маклакова, который передал ему смертоносный препарат через какого-то студента.
