могу делать — наслаждаться каким-то неопределенным акцентом, с которым он четко проговаривает каждый звук. Каждое его движение, мимика, смена тона — это спусковой курок для моего тела. Кажется, что я могу бесконечно наблюдать, как острые скулы, спрятанные за небритостью, гуляют, выписывая рваные линии. Или, сжав крепко свои бедра, наслаждаться его расхлябанной походкой.
Наскалов стал для меня стихией. Этот вихрь с каменным, абсолютно ничего не выражающим лицом, завладел моими мыслями, дыханием и сном. Глядя на него, хотелось покориться, опустить взгляд, упиваясь жаром блуждающих зеленых глаз. Это желание казалось настолько естественным, простым и единственно верным, что спутанные клубки мыслей, до этого крутившиеся в голове, растворились, приводя голову в порядок. Но это был лишь мнимый порядок. Если то, что волновало меня раньше, пропало, то теперь появились новые вопросы. Почему я никогда не чувствовала таких эмоций раньше? Почему ни один мужчина не заставлял меня ощущать себя в эпицентре извержения вулкана, но при всем этом единственным местом, где я могла нормально спать, была его квартира. Собственный дом, комната — все стало чужим, не моим. Казалось, что моя старая жизнь стала похожа на скомканный лист бумаги. Ее просто выкинули, чтобы можно было начать все заново.
Я запрокинула голову, рассматривая ночное небо через прозрачную крышу террасы. Ветвистые лианы декоративного винограда были срезаны, позволяя моим глазам насладиться черными тучами, нависшими над домом. Они были настолько низко, что казалось, если подняться на цыпочках, то смогу зачерпнуть темную массу ладонью. Погода вторила моему настроению. Ощущение приближающейся грозы витало не только в воздухе, но и глубоко в душе. Внутри все сжималось, заставляя сердце работать неправильно. Когда-то сильные толчки превратились в едва ощутимое колыхание. Голова гудела, вторя обезумевшему ветру. Чувствовала, как воздух становится напряженным, даже кислород стал каким-то неприятным. Было трудно дышать, я то и дело прислоняла дрожащую руку к груди, будто это могло облегчить дыхание. Подушечками пальцев искала пульсирующую вену, как признак того, что я еще жива.
Олег перевернул мою жизнь, показав всю палитру чувств, на которые способно мое тело. То, что творилось в голове и душе, я ощущала физически. Каждая мысль о нем резким ударом отдавалась в теле. Невыносимая, неконтролируемая тяга к этому высокому мужчине пугала. Смесь испуга и дикого желания опьяняла. Чувствовала легкое головокружения от невиданных до этого момента эмоций. Чувство ревности, которое проснулось во мне, било ключом, заставляя совершать несвойственные для меня поступки, за которые сейчас было стыдно.
Вдали слышались раскаты грома. Мощные взрывы заставляли вздрагивать, отчего чай из кружки проливался на руку. Я морщилась от жжения, но все равно сжимала стеклянную чашку. Ветер сильными хлесткими порывами ударял прямо в лицо, заставляя затаивать дыхание. Распущенные волосы то взметали в воздух, то со шлепком падали на открытую спину. Холод сковывал тело, но я все равно стояла, боясь вернуться в дом. Стояла в тонком сарафане, терзаемая дерзкими порывами ветра. На полу лежал Скала. Огромный черный пес положил свою мордочку на мою ступню и крутил круглыми глазками. Он поджимал уши всякий раз, когда гром раскалывал тишину ночи, но все равно не уходил.
Неловко. Стыдно. Страшно. Почему? Потому что решила, что имею право рыться в чужих телефонах, хотя сама отстаиваю личное пространство, лишенное контроля и неудержимой заботы отца! Меня, как магнитом тянет к нему. В его присутствии мне хочется, чтобы зеленые глаза Олега смотрели только на меня. Хочу, чтобы он вдыхал воздух, пропитанный моим запахом. Чтобы я, пусть и в шлейфе духов, но проникала в легкие, насыщая кровь кислородом. Хочу промчаться сквозь сердце, чтобы убедиться, что оно не изо льда, что мышца, перекачивающая кровь — живая, пульсирующая… А потом попасть в мозг, потому что все, что хочу — знать, о чем он думает. Кожа начинает гореть от одного только воспоминания о его глазах. Такая неестественная зелень, слишком черный зрачок и медлительность, с которой он проходится по мне. Он не прятал взгляд, не маскировал его, а просто смотрел. Медленно скользил по ногам, останавливался на попе, скользил по талии и замирал на груди. Не таился, смотрел прямо, давая насладиться приятной колючестью.
Я знаю, что сама во всем виновата, но не могла иначе. Меня будто тянуло к его дому, поэтому вместо учебы приехала в знакомую квартиру. Открыла дверь ключами, которые стащила, убегая. Знала, что по утрам он бегает. Понимала, что это единственный шанс заглянуть в его телефон, в котором хранились так нужные мне ответы на вопросы. Не могла забыть тот до отвращения ядреный аромат женских духов. Помню непонимающий взгляд, который потом превратился в прищур, сопровождаемый откровенной ухмылкой. От него невозможно ничего скрыть. Все мои мысли, как на блюдце.
Как только дверь его спальни хлопнула, руки сами потянулись к черному смартфону. Не знала, что искала, но уверенность в собственных действиях глухим стуком отдавалось в висках. Руки тряслись, пока я пыталась разблокировать экран. К удивлению, на телефоне не было ни паролей, ни современных примочек со сканированием отпечатков. Одним движением пальца разблокировала экран, на котором тут же выпал список последних вызовов: Мара, Лазарев, отец, Динаров… Брюнетка 1,4,6.
Брюнетка 1,4,6! Черт! Что это? Порядковый номер? Он их подписывает что ли? Или это номер в отеле? Черт! Что нельзя написать подробнее? Закрыв журнал вызовов, вошла в сообщения:
«Я подумала. Хорошо, понедельник, четверг и суббота. Н.»
Что? Понедельник, четверг и суббота? Что это? Черт! 1,4,6! Первый, четвертый и шестой день недели — понедельник, четверг и суббота. Придурок! График составил. Ладно! Посмотрим мы на регулярность твоей половой жизни!
*****
…Знала, что нарываюсь на неприятности, когда подмешивала в чай снотворное. Но как еще можно было его остановить, ведь сегодня понедельник? И без того нелюбимый всеми день недели для меня теперь стал ненавистным. Подлила в ресторане, где мы заказали завтрак на вынос, затем дома. Глупо! Глупо! Посмотрела на часы.
— Три часа ночи… Хорошо, сегодня не поедет, а потом? Остальные два дня? Я не смогу его поить снотворным каждый раз, когда собирается свалить к своей телке. Потому что он не тупой цепной пес.
У меня не было уверенности, что Олег не поймет все с первого раза. Именно поэтому и стояла на холоде, укрытая толстым слоем мурашек. Потому что страшно возвращаться в дом. Вдруг уже проснулся?
