Впрочем, неважно. У них любовь, у нас астрофизика, дело не в тотеме, а в отсутствии табу. Дело в Шизгаре, это о ней, о ней пела великолепная четверка:
When I'm walking beside her
People tell me I'm lucky
Yes I know I'm lucky guy.
Lucky - не смотрите в словарь, вслушайтесь, it correctly mispronounced - локи. Локи гай - счастливчик.
Проверьте, самое молниеносное и незаметное исправление (одно движение руки) - исправление минуса на плюс. All bad children go to heaven. Yes they do go.
Кстати, раз уж мы обмолвились об арифметике, о формальной стороне дела, то уж не упустим случая и укажем источник, место, тот неземной чертог (out there), откуда струятся чарующие звуки теперь уже "My woman from Tokyo". Божественное фортепианное стаккато вытекает из окна соседствующего с пристанищем студентов физфака общежития математического факультета Новосибирского государственного университета. Там, на пятом этаже, радуются непрерывности жизни, воздают чуду воспроизводства, подвластного всему сущему, словом, празднуют счастливое рождение дочери у Саши Колованова, одурманенную голову уткнувшего в этот ночной час в колени худой и бойкой старосты. Пусть он уже не способен ни на что отвечать взаимностью, но мужской его подвиг продолжает веселить друзей-одногруппников. Заметим, компенсируя упущенную официальную часть, фиеста плодородия отольется молодому отцу выговором по комсомольской линии и угрозой выкинуть из общаги по административной, заметим также, угроза прозвучит в адрес всех участников "без кайфа нет лайфа", отметим это и продолжим задорное наше "разное". Сначала коротко о Саше Коля-о-Ване. окончившем спецшколу номер один города (правильно) Южносибирска три года назад, четыре месяца назад женившемся (на студентке параллельной группы) и сегодня ставшем папой, о чем его рано утром известила заверенная тестем Петром Антоновичем Гомезой телефамма из города Талды-Кургана.
"Поздравляем рождением Анечки. Три двести, пятьдесят два, шесть".
Впрочем, сюда, на пятый этаж, мы поднимались не ради бесхитростных подробностей студенческого быта и отнюдь не для полномочному собранию небезынтересного сопоставления положения часовых стрелок (три) и носика регулятора громкости (девять). No, we don't. Вело нас сюда стремление не упустить случай и, во-первых, полюбоваться на молодого человека, в прошлом году желание выразившего (в полумраке танцующего холла-фойе) видеть Лысого студентом НГУ. Военная подготовка в этом семестре лишила его былого русого хвостика на затылке, очки же самокаты в легком угаре праздника юноша снял сам и, обнажив тощее солнышко живота с пупком посредине, все пытается протереть синим краем рваной (сие неизменно) майки с надписью "human being". Пытается, пробует уже полчаса, трет, смотрит сквозь линзы и, неудовлетворенный, только чем, неизвестно (степенью просветления или объектом наблюдения), вновь пытается добиться от стеклышек адекватной светои цветопередачи. Он, кстати, вовсе не физик, этот Валера Сенцов, уроженец города Караганды. Овладевает он специальностью "экономическая кибернетика", но друзей имеет на всех без исключения факультетах. Будущность у него системного программиста, редактора стенгазеты "Система Ниппель" и отца троих детей.
Вот так, друзья. Но это между прочим, все же не Валериной судьбой интересуясь, явились мы сюда. мы пришли, пока не поздно, убедиться (утром экземпляр исчез самым непостижимым образом, как впоследствии из библиотек и красных уголков), убедиться в существовании, в физическом бытии номера (от 16 мая сего года) популярной московской газеты "Молодая смена". Именно эта газета, точнее. небольшая заметка на ее четвертой полосе, эти сто строк нонпарелью (нет, все же петитом), это они сегодня, а вовсе не, как можно было бы ожидать, количество битловских альбомов, смысл имени Urian Heep и вербальность первого слова в сочетании Led Zeppelin вызвали в сизой (не спасало и растворенное окно) от табачного дыма атмосфере комнаты и споры, и толки, и гипотезы, и догадки. И главное, не только в ней и не только сегодня...
В общем, две колонки, озаглавленные "Праздник дружбы и песни", сообщали буквально следующее:
"Вчера в оргкомитете Международного фестиваля молодежи и студентов "Московская инициатива" состоялась пресс-конференция для советских и иностранных журналистов. Выступивший на ней председатель оргкомитета Олег Феофанович Драч проинформировал собравшихся, что заканчиваются последние приготовления к форуму передовой молодежи планеты, который должен пройти в нашей гостеприимной столице с 30 мая по 5 июня и собрать представителей более чем ста стран и континентов. Олег Феофанович подробно рассказал о проделанной оргкомитетом огромной работе по подготовке столь представительного праздника дружбы. Особое внимание выступающий уделил обширной культурной программе, гвоздем которой должен стать концерт-митинг 4 июня в Лужниках. В этот день на зеленом газоне Центральной спортивной арены выступят более пятидесяти исполнителей и коллективов из нашей страны и из-за рубежа, в том числе, как подчеркнул О. Ф. Драч, и весьма именитые.
В культурном отделе оргкомитета нашему корреспонденту сообщили, что помимо исполнителей из всех пятнадцати республик нашей страны и братских стран социализма на праздник к нам ожидается прибытие музыкантов из США, ФРГ и Великобритании. В числе тех, кто уже принял приглашение, и всемирно известный английский коллектив..."
На сей раз "и" и "ё" в названии оказались на месте, зато вкралось неожиданное "р".
Итак, пятерка "густо-лиловых", как, продемонстрировав изобретательность и эрудицию, перевел неподдающееся истолкованию название автор статьи о группе, кстати, по странному совпадению опубликованной (что само по себе более чем удивительно) в февральском номере малотиражного и потому особенно любимого журнала "Сверстник". Пятерки "глубоко-пурпурных", во всяком случае, ее связь со словами "Москва", "июнь". "Лужники" существует (хоть и не мы одни тщимся отвергнуть абсурд), существует не только в отлетающих и прилетающих головах Лапши и Свири, она существует наяву, в самом деле, в предвещающем знойное лето мае 197... года. М-да...
Впрочем, пока мы читали и перечитывали строчку за строчкой, пожимали плечами и цокали языком, истерзанный тяжкими испытаниями Лысый заснул. Заснул с улыбкой на губах, заснул со сладкой верой в удачу, поджидающую его на длинном и извилистом пути от левого бедра к правому уху. Он уснул под Яна Лорда, но приснилась ему, однако, песня, исполненная под художественным руководством заслуженного артиста БССР Владимира Мулявина. Песня о хорошей и большой любви, в коей три в алфавитном порядке поставленные буквы "г", "д" и "у" повторялись по семь раз после каждого куплета... ПРИГОТОВЬТЕ НАМ ОТДЕЛЬНЫЙ КАБИНЕТ
...Но вот уж лунного луча сиянье гаснет... Между маем и июнем, увы, пора снов и грез так скоротечна. Раз... два... три... И вот уже утро. Исчезают обманчивые тени, светлеет даль, мир обретает цвет, и нетаящиеся, бодрые, самодовольные звуки дня идут на смену ночной обманчивой дьяволиаде.
Итак, заря начинает третий день нашего приключения. Утро красит нежным цветом кроны заповедных елей и сосен. Рожок пастуший будит селянина. На самом же деле не рожок, а колокольчик и подковное "цок-цок" мохнатой каурой лошадки, прокатившей в девятом часу под окном общежития (какая, однако, неожиданность в храме, в монастыре науки) довольно ладную повозку на четырех вертолетных дутышах. Правил кобылкой мужик, точно амазонка, свесивший с подводы своей ноги в кирзовых сапогах, а за его спиной, слепя окна бегущих мимо общаг, развратно лежали, развалясь на солнце, две сорокалитровые алюминиевые фляги.
Человек, пробудившийся от пасторальных звуков, успел увидеть, как солнечный зайчик, игривый фляжный привет, метнулся над его головой наискось по потолку. Человеком, открывшим глаза под перезвон колокольчиков на лошадиной шее, был Штучка. Евгений Агапов.
Ну-с, поздравим молодой организм с победой. Многократная чистка желудка и сон на свежем воздухе если привлекательности ему не добавили, то, во всяком случае, способность к нормальной жизнедеятельности вернули. Да, представьте себе, Евгений привстал, не испытав головокружения, не ощутив соблазна лечь, откинул одеяло, и сел, и (вот верный признак восстановления правильного обмена веществ) устыдился, и ожег его позор, и стлоо ему мучительно больно за бесцельно прожитые два дня и за невосполнимую утрату их из ряда жизни, данной один раз. Ощущая в членах легкость необычайную, а в голове пустоту удручающую (однако не ноющую, не звенящую), Евгений встал зеленкой обезображенными ступнями на хладный пол и с омерзением поглядел на свидетелей своего ужасного унижения. Впрочем, все трое были безмолвны и неподвижны.
Эта ведьма, эта по-мальчишески стриженная баба, гипнотизерка, чудовище, влившее вчера в него, в умирающего ("клин клином"), полстакана огненной воды, она лежала напротив, уткнув свою кошачью, бесовскую физиономию в треугольный штамп университетской кастелянши. Ногами к месту, где мгновение назад почивала Штучкина голова, лежал с подлым выражением умиротворенности на широкой своей харе грубый и самодовольный хозяин притона, берлоги, обшарпанной этой комнатухи. Впрочем, голову свою он поворотил к облезлым обоям, так что в тени шкафа, со стороны ушной-подбородочной едва ли в самом деле, не будь воображение его растревожено селезенкой, мог Штучка разглядеть черты Емелиного лица.
