«И ради этого ты бросил клинику и ушел из университета?» – «Я ушел, потому что все хотели от меня избавиться. Я, осужденный и отвергнутый, стал для всех, как бельмо на глазу, даже для Эммы. Разве теперь можно сказать с гордостью: мой муж - Карл Густав Юнг? Только здесь, на этом крошечном островке, обтесывая твердый гранит, я знаю, кто я и зачем послан в этот мир...
Я болен, Сабина, моя голова вздувается, как воздушный шар, ко мне по ночам являются морские чудовища, и я не знаю, это явь или сон».
Я протянула руки и прижала его голову к груди: «Бедный, бедный мой юнга! А я рассчитывала, что ты мне поможешь!» - «Какая помощь тебе нужна?» -«Ты понимаешь, из-за войны меня выставили из Австрии и Германии» - «Что, началась война?» О Боже, война идет уже больше месяца, а он об этом даже не знает! «А я ведь предсказывал: ты помнишь мой сон про Европу, всю залитую кровью?» - «Еще бы не помнить, конечно помню!» -
«Но у тебя же есть муж!» - «Моего мужа призвали в русскую армию и выслали из Германии! Он уехал в Россию, а я осталась одна с ребенком». Ничего такого тогда еще не случилось: Павла призвали в русскую армию только через полгода, и он не смог отказаться, из страха, что его признают дезертиром. Он уехал, а я осталась одна с ребенком. Но хоть это случилось только в январе 1915 года, я увидела это уже тогда, в августе 1914-го: на острове юнги не было разницы между настоящим и будущим!
Стало вечереть, ветер усилился, в небе появились первые звезды. «Фройляйн! – крикнул лодочник. - Скоро стемнеет и ветер крепчает, нам пора возвращаться!» - «Слушай, отпусти его и оставайся! Я завтра сам отвезу тебя в Цюрих». - «Я не могу – мне нужно забрать у чужой няньки свою маленькую дочку, я и так опоздала!»
Но юнга не слушал меня, он схватил меня за плечи и потащил на берег: «Оставайся и мы поедем по ночному морю! Я нашел грот, из которого можно войти в подсознание. Мне не хватало только тебя, чтобы решиться спуститься туда!»- «А где мои деньги, фройляйн? Я без денег не уеду!» - завопил лодочник. «Отдай ему деньги и оставайся!» - «Не могу! Я оставила деньги в камере хранения на пристани –мне этот лодочник показался подозрительным. И я подумала – а вдруг он заберет деньги и сбросит меня в озеро?» - «Зачем же ты его наняла?» - «Затем, что никто другой не соглашался везти меня на твой остров!»
«Никто не соглашался, а он согласился? Ты сама ему предложила, или он напросился?» - «Как сказать? Он слышал, как я спрашивала, кто отвезет меня на этот остров, а когда никто не захотел, тогда он подошел и спросил, готова ли я заплатить...» Тут я смолкла, боясь назвать астрономическую сумму, которую он запросил. Деньги не заинтересовали юнгу. «Все ясно. Деньги это просто предлог – его подослал Зиги». – «С чего ты взял? Откуда Зиги знал, что я собираюсь к тебе?» - «Неужели не понятно? Он знал от Эммы! Да вон он, вон – видишь за облаком? Он часто пытается ко мне подкрасться, но ему это не удается. Вот он и решил попробовать через тебя».
«Юнга, что ты выдумываешь? Там никого нет, это просто отсвет от заходящего солнца». - «Нет, нет, это он, я недавно видел во сне тебя с ним, мы вместе бродили по пустыне, ты вела его за руку, а потом вы исчезли и я не мог вас найти. Так что езжай скорей к дочке, пока он не подстроил тебе какую-нибудь пакость, - сказал юнга, отпустил меня и лег на песок. - А я один поеду по ночному морю к тому гроту, куда всасывается вода, и один войду в подсознание. Жаль, я мечтал войти туда с тобой». Я наклонилась поцеловать его, но лодочник уже не закричал, а взвыл: «Фройляйн! Сейчас же садитесь в лодку, если не хотите, чтобы мы попали в бурю и утонули!» Юнга вскочил с песка, прижал меня к груди, взял на руки и бережно отнес в лодку.
Всю дорогу я проплакала – мне не страшно было умереть вместе с юнгой в ночном море у входа в его таинственный грот, но я не могла оставить Ренату с чужими людьми. Во всем европейском мире не было ни одной родной души, которой я могла бы поручить заботу о своей несчастной девочке.
Когда поздно вечером я приехала, наконец, на виллу фрау Цвик, я нашла на столе письмо из клиники для слепых в Лозанне – они предлагали мне неполную позицию хирурга при условии, что я прибуду в Лозанну не позднее, чем завтра вечером. Я не хотела оставлять юнгу одного на пустынном острове, затерянном среди озера. Я вспомнила, что его руки были изранены до крови и несколько ногтей сорваны от работы с валунами, но я была уверена, что Эмма не оставит юнгу погибать на необитаемом острове. А мне нужно было мчаться в Лозанну, - я не могла рисковать единственной предложенной мне работой, хотя и не представляла себе, как я смогу работать хирургом – я в своей жизни не сделала ни одной операции. Но у меня не было выбора, мне нужно было зарабатывать, чтобы кормить свою дочку.
СТАЛИНА СТОЛЯРОВА – Нью-Йорк, 2002 год
Я поставила точку и остановилась с налету, как будто налетела на невидимую стену: больше писать мне было нечего. В голове было удивительно пусто, и я огляделась – этой комнаты без форточки в наглухо заколоченном окне я не видела никогда. Где я? Как я сюда попала? И что я писала? Да и писала ли я вообще или мне это просто померещилось? Я сидела за столом, на котором не было ни ручки, ни чернил, там только стояла незнакомая красивая коробка с блестящей черной крышкой. На коробке ничего не было написано, она была наглуха затянута черным.
Эта коробка была мне ни к чему. Мне нужно было спешить, чтобы любой ценой пробраться в Змиевскую балку, и там в последний раз увидеть Сабину. А если не удастся в балку, то можно было найти дыру в заборе Ботанического сада, по стремянке взобраться на магнолию и посмотреть сверху на Змиевское шоссе. Я только не знала, как пройти отсюда к Ботаническому саду. Я подошла к окну и прижалась лицом к стеклу: за окном сверкал ясный осенний день, тротуар был усыпан желтыми листьями, но эту улицу я никогда раньше не видела. И почему за окном была осень, если нас с Сабиной разлучили среди лета? 11-го августа, тут я ошибиться не могла.
Я решила спуститься вниз и спросить у кого-нибудь дорогу к Ботаническому саду. Выйдя из комнаты, я отправилась на поиски лестницы, но тут передо мной остановился лифт, из которого вышла какая-то необычно одетая дама. Я вошла в лифт и с удивлением уставилась на свое отражение в зеркале – вернее, там была не я, а незнакомая пожилая женщина, а меня нигде не было. Стараясь не думать об этом странном явлении, я нажала нижнюю кнопку и быстро оказалась внизу. Я выглянула на улицу и испуганно отшатнулась – по улице в четыре потока шли машины, столько машин враз я не видела никогда.
Лучше всего было спросить у швейцара, но я не знала, имею ли я право его о чем-то спрашивать – у него был такой важный вид, станет ли он отвечать какой-то прохожей девчонке? Было вообще неясно, какое право есть у меня находиться в этой роскошной гостинице. Такие гостиницы я видела обычно в кино, куда время от времени водила меня Сабина. Вспомнив про Сабину, я ужаснулась – на что я трачу драгоценное время? Болтаюсь тут, вместо того, чтобы искать путь в Змиевскую балку!
Швейцар вежливо выслушал мой вопрос и, пожав плечами, ответил: «по руску не понимай». Вот тебе и на – он по-русски не понимает! Но может, дело в том, что Ростов уже две недели как захватили немцы? И я перешла на немецкий. С немецким дело обстояло лучше – швейцар понял мой вопрос, но ответил по-английски, что уже поздно: Ботанический сад закрывается через сорок минут, и я за это время туда не доеду даже на такси. Мне почему-то показалось естественным, что он отвечает по-английски, меня только рассердило, что он не объяснил, как добраться до Ботанического сада, а только это и было мне нужно.
Я решила разобраться сама и вышла из подъезда: я не сомневалась, что жители Ростова все равно продолжали говорить по-русски, несмотря на немецкую оккупацию. И я не ошиблась – первый же молодой человек, к которому я обратилась с вопросом про Ботанический сад, подхватил меня под руку, закричал по-русски: «Лина Викторовна, что вы тут делаете без пальто? Вы простудитесь!» и потащил меня обратно в гостиницу. Присмотревшись к нему поближе, я подумала, что он не такой уж молодой, как мне показалось сначала, наверно лет на десять старше меня. А он втолкнул меня в лифт и отвез в ту самую комнату, из которой я только что убежала. Пока мы поднимались в лифте, я пыталась объяснить ему, как срочно мне нужно найти Змиевскую балку, или хотя бы Ботанический сад, но он только отмахнулся и распахнул дверь.
В комнате он первым делом бросился к стоявшей на столе красивой коробке и спросил: «Вы кончили? Ну и прекрасно!» И не успела я ответить, как он вынул из кармана серую пластинку, сунул куда-то в бок коробки и защелкал кнопками. И тут я действительно испугалась – кто этот человек, и что это за коробка? И почему он распоряжается в моей комнате, как в своей? А он уже снял телефонную трубку и закричал: «Лилька, она все кончила, но у нее по-моему крыша поехала! Скорей иди сюда!» Я поглядела вверх, там был обыкновенный потолок с хрустальной люстрой посредине, но никакой едущей крыши я там не заметила.
