Мы только успели выпить по рюмочке, как появилась Лина Викторовна, вызвала меня в коридор и сдавленным, совершенно чужим голосом, объявила о своем переезде в отдельный номер. Ничего не желая обсуждать, она попросила меня помочь ей перенести ее вещи в новую комнату и, главное, прочесть на конференции доклад о нашем открытии, назначенный на завтра. Я просто обалдела – она так любила эту работу, она вложила в нее столько времени и изобретательности, а теперь посылала меня докладывать и срывать аплодисменты?
На мой вопрос, что произошло, она туманно пообещала посвятить меня в суть этого дела по дороге домой в Новосибирск. «Какого дела? - попыталась уточнить я.- Куда вы убегали? Кого там встретили?» На меня посмотрели совершенно чужие глаза. Я дружила с Линой Викторовной почти десять лет, я много раз жила в ее доме – когда отчаивалась, когда разводилась, когда не было денег, когда она болела или когда ей было тоскливо и одиноко. Я знала, где какие таблетки лежат, я заранее знала, когда она может рассердиться, а когда рассмеяться, но я ничего не знала о той женщине, которая сейчас стояла передо мной, прижимая к груди свой новенький портативный компьютер – подарок от всех нас на день ее семидесятилетия.
Мы отперли дверь ее отдельного номера и, пока я распаковывала и развешивала ее вещи, она поставила компьютер на стол, включила его и начала что-то писать с необыкновенной скоростью. Это было невероятно: Лина Викторовна страдала специфическим торможением при складывании слов во фразы. Иногда страдала до такой степени, что я писала за нее наши общие статьи. А сейчас она строчила на компьютере с такой скоростью, будто писала под чью-то диктовку - ее пальцы порхали над клавиатурой, как птицы. На экране стремительно возникали и выстраивались бесконечные длинные строчки.
Я попыталась заглянуть на экран через ее плечо, она почувствовала на затылке мое дыхание и сказала странно глухо, словно сквозь сон: «Иди к себе, Лилька. И не забудь доложить завтра нашу работу». Я открыла рот, чтобы возразить, но она повторила: «Уходи и оставь меня с моим делом». В ее голосе была такая несвойственная ей настойчивость, что мне не осталось ничего другого, как послушаться и уйти.
Назавтра я заглянула к ней перед отъездом на конференцию – она сидела в той же позе и ее пальцы так же стремительно порхали над клавиатурой. Меня она не заметила, и я вышла на цыпочках в коридор, только отметив в уме номер, стоявший в правом верхнем углу страницы - 23. Просто чудо! Обычно она после долгих дневных трудов могла выдавить из себя 2-3 корявых страницы, а тут сразу 23! Но мне некогда было в это вдумываться – нужно было готовиться к докладу, который я до вчерашнего дня не собиралась читать, а кроме того под дверью меня поджидал красавчик Феликс, утверждавший, что едет на конференцию специально послушать мой доклад. И мы поехали вместе.
Вечером я, купив в китайском ресторане полный обед и термос чая, смело отправилась к Лине Викторовне. Она подняла глаза от компьютера и уставилась на меня, не узнавая. «Я принесла вам обед из китайского ресторана и термос с чаем. Вы ведь уже два дня ничего не ели и не пили», - объявила я и стала раскладывать на круглом столике у окна картонные коробочки и пластиковые вилки. Первым делом я налила чай из термоса в высокий картонный стакан, сунула ей в руку и приказала: «Пейте!» Она послушно сделала первый глоток и, обнаружив, что умирает от жажды, залпом выпила все остальное.
«Вас, что, совершенно не интересует, как я доложила нашу работу?» - обиженно спросила я, наблюдая, как она с удовольствием запивает чаем обед. Она вздрогнула и чуть не уронила стакан – какую работу? «Конечно, меня это очень интересует», - напряженно промямлила она, притворяясь, что помнит, о чем идет речь. Но я сразу раскусила ее притворство и пришла в ужас: «Что с вами, Лина Викторовна? Вы все забыли?»
Она оглядела комнату, словно что-то искала, и я догадалась, что она ищет способ от меня избавиться. Она вытащила из-под компьютера смятую афишку какого-то фильма и протянула мне. «Пойди, посмотри этот фильм, и тогда я тебе расскажу, о чем идет речь». Я быстро пробежала глазами афишку и прочла по-английски: «My name was Sabina Spilrein”.- «А вы при чем?» - «Я же сказала - посмотри этот фильм, и только тогда ты поймешь то, что я смогу тебе рассказать».
Я всмотрелась в афишку и ахнула: «Сеанс начинается через час!» - «Так беги! С твоими ногами часа достаточно, чтобы успеть!» Она показала мне киноклуб «Форум» на карте Нью-Йорка и хотела вытолкнуть за дверь, но я вспомнила, что пришла за оттисками нашей статьи. Я глянула на нее и не стала ей рассказывать, сколько человек обратились ко мне с просьбой об оттисках, все равно эта новая Лина ничего бы не услышала. Я открыла шкаф, схватила пачку оттисков и выскочила из номера, не дожидаясь, пока она меня выпихнет. За дверью я столкнулась с Феликсом, который сделал вид, что просто проходил мимо, но я ни на секунду не усомнилась, что он меня подкарауливал.
Я показала ему афишку и он, конечно, тут же изъявил страстное желание посмотреть этот фильм, тем более, что он знал, кто такая Сабина Шпильрайн. Она была всеми забытая звезда психоанализа начала прошлого века, покрытый пылью чемоданчик которой с подлинными письмами от Зигмунда Фрейда и Карла Густава Юнга нашли недавно в каком-то подвале, где он пролежал семьдесят лет.
Фильм оказался очень бледный и малосодержательный, но киноклуб был очаровательный, и мы с Феликсом с наслаждением выпили там так много чашек дарового кофе с песочными печеньицами, что я потом всю ночь не могла уснуть. Наутро, не успела я принять душ и высушить волосы, как явился Феликс и предложил пойти завтракать в соседнюю итальянскую кафешку, а потом вместо конференции отправиться бродить по Манхеттену. Я было засомневалась, но вспомнила, что свой доклад я уже прочла, и нет за моей спиной грозного Лининого надзора, чтобы ради нее слушать чужие. Кроме того Феликс пожаловался, что тоже всю ночь не мог уснуть, но отмахнувшись от упреков в адрес крепкого кофе, туманно намекнул на какую-то другую причину.
Я согласилась прогулять конференцию при условии, что он даст мне десять минут, чтобы привести себя в порядок. «Ты и так в полном порядке...» - запротестовал было он, но я легким толчком выпроводила его вон и стала наряжаться. У меня был подготовлен шикарный прикид специально для прогулок по Манхеттену, особенно хороши были туфли-лодочки на высоченных каблуках, превращающие меня если не в Софи Лорен, так в Николь Кидман.
Феликс десяти минут не дотерпел, ворвался ко мне через восемь и застыл на пороге с открытым ртом – я на секунду вообразила, что он не находит слов от восхищения. Однако через секунду он нашел слова: «И в таком виде ты собираешься бродить по самому многолюдному городу мира?» Я даже не успела обидеться, как он подскочил ко мне, плюхнул меня в кресло и сорвал с моих ног мои роскошные туфли-лодочки: «Как ты думаешь, сколько миль ты пройдешь сквозь густую толпу в этих летучих голландцах? Или ты вообразила, что мы собираемся разыгрывать спектакль «Средь шумного бала, случайно?» Немедленно надевай кроссовки!» - «Кроссовки – это кеды?» - «Ну, если хочешь, кеды, только скорей, а то мы никуда не попадем». - «Но у меня нет кед!» - «Ты ехала в Нью-Йорк и не взяла с собой кеды?»
«У меня вообще нет ни кроссовок, ни кед!» - заорала я. Он тут же успокоился: «Ладно, пока надевай, что хочешь, а после завтрака мы первым делом купим тебе кроссовки!» Тут я разозлилась – за кого он меня принимает? «На какие шиши мы, интересно, их купим? Мне выдали по 12 долларов в день». – «Но мне выдали больше!» - «Я от незнакомых мужчин таких дорогих подарков не принимаю!» - «Я не собираюсь их тебе дарить – перед отъездом ты мне их вернешь». - «И что ты будешь с ними делать?» Он задумался: «Я бы подарил их одной из своих немецких подружек, но у них у всех размер не меньше 39-го, не то что у тебя! - Тут он наклонился и поцеловал мою ногу. - А я, как ваш Достоевский, обожаю женщин с маленькими ногами”.
От его пальцев, державших мою ногу, шел такой поток электричества, что я предпочла прекратить спор: возникала опасность, что мы вообще никуда не пойдем. «Пошли завтракать, а по дороге все обсудим!»
Мы весело позавтракали и пошли покупать мне кроссовки. О, ужас! Кроссовки стоили 46 долларов, и мне следовало бы отказаться, но во мне произошло странное преображение – мне нравилось подчиняться Феликсу. До сих пор я всегда управляла своими мужиками, хоть мужьями, хоть любовниками, и все они быстро мне надоедали. А тут я вдруг погрузилась в полную благодать, я почувствовала себя настоящей женщиной, готовой выполнять любые требования этого наглого полунемецкого мальчишки. Он безжалостно проволок меня по главным достопримечательностям Нью-Йорка, не давая ни минуты передышки. И не знаю, сам ли Манхеттен оказался таким прекрасным, или просто мой спутник превратил его в Изумрудный город, но я совершенно забыла про Лину Викторовну, брошенную мною на произвол судьбы. И только к полуночи, вернувшись в отель, я вдруг вспомнила о ней, одиноко уткнувшейся в свой компьютер. Ужаснувшись собственной беспечности, я выскочила из лифта на ее этаже и помчалась к ней.
