Президент снова не выдержал и достал из ящика стола сигареты.
— Тогда и я закурю, — сказала Сильвия. — Мне кажется, со мной у вас взаимопонимание достигается легче, чем с Александром Александровичем. Я поясню. Вы почти согласились, хотя бы внутренне, с нашей новой тактикой. То, что мы проделали вчера, — не вызвало у вас категорического неприятия. И это хорошо. Отныне все заинтересованные лица станут получать ежедневные сводки о происках своих конкурентов, личных врагов, с указанием финансовых проводок, крышевателей, инициаторов и покровителей рейдерских захватов и тому подобного. Одним словом — читайте газеты. Ваша задача — обеспечить соблюдение законности, которой вы так привержены.
Скажем, завтра председатель Верховного суда получит документ с перечислением всех федеральных судей, в течение последнего года получивших взятки. От кого, по какому делу, сколько. Копии — Генеральной прокуратуре, МГБ, МВД, прессе, само собой. Послезавтра появится подобный же список по прокурорам, начальникам ГУВД… А сколько у вас появится добровольных помощников из частных сыскарей, ушедших на вольные хлеба от неприятия обстановки на казённой службе! Те же шестьдесят процентов от суммы вскрытых финансовых преступлений — Новый мы с вами будем встречать в другой стране. Вам бы следовало сегодня же издать «Именной указ», помимо всяких там парламентских процедур обязывающий каждую из правоохранительных структур немедленно возбуждать дела в отношении «коллег» по статьям «бездействие власти» и «соучастие», если возникнут попытки что-то «замазать» или кого-то «отмазать». Помните, у Солженицына: «Одной головы не досчитаешься — своей головой пополнишь»?[74]
— К тому и пришли, — грустно сказал президент. — Тотальный террор…
— Если элементарное соблюдение даже действующего, весьма несовершенного уголовного кодекса для вас — тотальный террор, тогда я даже и не знаю, — развела руками Сильвия. — Тогда давайте уж по-прибалтийски к этому вопросу подойдём. Каждый участник Отечественной войны должен быть судим по статье «убийство» за каждый прицельный выстрел по «гражданам страны с иной политической ориентацией», прибывшим на данную территорию в полном праве распространять своё понимание истины. «Врачи без границ», «Журналисты без границ», «Гомосексуалисты без границ» — кумиры нынешнего толерантного общества, получающие от цивилизованного сообщества миллионные гранты и миллионные же премии. Вы считаете, что к ним следует приравнять и отечественных «Воров без границ»?
— Не надо, не отвечайте, — резко взмахнула она рукой с зажатой в пальцах сигаретой, так что пепел полетел на ковёр президентского кабинета. — Себе ответите. Помните Пушкина:
Когда для смертного умолкнет шумный деньИ на немые стогны градаПолупрозрачная наляжет ночи теньИ сон, дневных трудов награда,В то время для меня влачатся в тишинеЧасы томительного бденья…
В такой момент и ответите. Как же вы не поймёте — люди, которым совершенно ничего не нужно — ни деньги, ни власть, ни почитание толпы, стремятся сделать всё, что в их силах, для возрождения и процветания Родины. И видят в вас своего естественного союзника…
Пусть завтра одновременно арестуют сотню судей, две сотни прокуроров, дадут им на широко раньше использовавшихся «показательных процессах» по верхней планке, разве это террор?
И какой-то там Италии давно отменён принцип презумпции невиновности в отношении коррупционеров. Если ты за три года построил себе на Рублёвке виллу, ценой превышающую твой заработок за двести лет, — объясни, как? Не можешь — безусловная конфискация, потом суд и срок, если найдётся состав преступления. Вам никогда не попадались такие, к примеру, сведения? В Италии (просто я недавно оттуда, оттого и ссылаюсь) в прошлом году по коррупционным делам произведено конфискаций на четыре миллиарда евро. В России — на шестьсот тысяч рублей. Меньше зарплаты одного районного прокурора. Забавно?
— Не очень, — ответил президент. — Но если вы действительно готовы помочь ненасильственными методами, у нас есть точки соприкосновения.
— Вот и хорошо. Я вижу — наш разговор получился утомительным для обеих сторон. Но — продуктивным. Одним словом — мы обещаем вам гарантию личной безопасности и информационную поддержку любого полезного начинания. Телефон для связи у вас есть. Мы оставляем за собой право обращаться к вам по мере собственного усмотрения. Желаем успехов. Был такой немецкий поэт Генрих Гейне. Он писал: «Бей в барабан и не бойся».
— Подождите, — поднял руку президент, поняв, что эта странная женщина, красивее какой-нибудь Синди Кроуфорд с обложки рекламного проспекта, умнее Талейрана и разговорчивее Дизраэли, сейчас исчезнет. Унеся с собой не разгаданную им тайну. Ибо всё, что сказала она, — наверняка лишь часть правды, а может быть, не только правды, но и истины!
— Охотно, господин президент, я никуда не тороплюсь. — Но вместо очередной улыбки она посмотрела на него внимательно и словно бы даже строго. Как бы намекая: «Если ты до чего-нибудь дозрел, так и отношения наши переходят в другую плоскость…»
— Давайте встретимся немного по-другому. На должном уровне, как равноправные договаривающиеся стороны. Мне, признаться, эти фокусы с телевизором слегка надоели. Вы готовы войти в мой кабинет, здесь, или в иной резиденции, и провести нормальные переговоры? Я подготовлю свои предложения, вы — свои. С моей и вашей стороны будут присутствовать советники, специалисты, эксперты. Назовите как угодно. Допустим — через три дня…
— Мы — готовы, — опять улыбаясь, сказала Сильвия. — Только заранее хочу предупредить — никаких «спецмероприятий». Ни одного из наших представителей вы захватить или задержать не сможете, хоть всю Псковскую дивизию используйте. А меры нашей самозащиты могут, оказаться… — Сильвия сделала вид, что подбирает наиболее удачное слово. — Да, вот так — могут оказаться слишком адекватными.
— Как вы можете подобное подумать? — возмутился президент, но леди Спенсер легко просчитала степень искренности его возмущения.
— Разумеется, если сам российский президент даст мне слово чести — ни о чём подобном я думать себе не позволю. И, в качестве благодарности, сделаю вам сюрприз. Значит, договорились? Через три дня в назначенном вами месте. Пусть ваш секретарь позвонит в десять утра. Если в мировом континууме ничего не случится — встреча состоится в полдень. То есть — в двенадцать часов jo московскому времени, — сочла нужным уточнить Сильвия.
ГЛАВА 24
Сообщение о захвате подводной лодки с экипажем, краткое изложение полученных Летягиным данных о расположении пиратского гнезда было немедленно передано с борта «Эссена» в Москву. Императора разбудили в три часа утра, как только закончили дешифровку длинной телеграммы.
Олег Константинович, как был, в исподнем, дважды перечитал текст, сверяясь с поданными адъютантом картами.
Вот тут мы их и ущучили, — с наслаждением, пробуя слово на вкус, сказал Император, — Записывай, — приказал он, облачаясь в халат, подходя к выходящему в Александровский сад окну. Дёрнул створку. В комнату хлынул густой и влажный от недавнего ливня с грозой воздух — За Воробьёвыми горами продолжало погромыхивать. Отчётливо пахло озоном. «Хорошо как, — подумал Олег. — А в Берендеевке! С утра туда и отъеду. Если войной руководить придётся — лучше места нет…»
— Записывай, — повторил он штабс-капитану — Первое — поручика Летягина, за то-то и того, сам посмотри формулировки, удостоить звания «Герой России» с одновременным производством в чин капитана, выслугой с сего числа.
Император, подобно августейшим предкам Петру и Павлу Первым, считал, что забота о преданно служащих Престолу людях важнее всего остального. Как это писал в собственноручном Указе Пётр Алексеевич: «А ежели окажется в Нашей армии хоть один человек, награждённый всеми существующими наградами, немедленно следует учредить новую, дабы никого не лишать стимула к свершению подвигов и воинской доблести».
— Прочих воинских чинов, — незаметно для себя, под влиянием высоких мыслей, перешёл Олег на стиль восемнадцатого века, — в сём деле участвовавших, наградить, помимо артикула, знаками ордена Святого Георгия первой степени. Со всеми вытекающими правами и преимуществами.
— Так и писать, Ваше Величество? — осмелился переспросить адъютант.
— Что-то не нравится? — удивился Император.
Его приближённые знали, что задавать вопросы самодержцу можно и спорить, если обоснованно.
— Мне — нравится, — слегка улыбнулся штабс-капитан, — я бы всегда теперь так Указы и Рескрипты писал. Повелеть соизволите — лично редактировать буду, помимо Протокольного приказа. Убедительнее звучит.