до митинга включительно, найти, вывезти и устроить всех родных, побывать вновь в Москве, вновь вернуться на Угру, сдать военный экзамен, проваландаться в пути от ст. Угра досюда… прочесть вдруг кое-что Достоевского, Лескова, написать всего лишь одну ледащую статейку о пути на Смоленск, текст официального, обычного письма Сталину, одно совершенно деревянное стихотворение «Иван Громак» (а он-то, кажется, Громака) и распространить вширь с соответствующим закруглением для праздничного номера газеты один из набросков поэмы без заглавия…
Кажется, что я много и хорошо должен теперь поработать, кажется, что теперь-то и книги в руки. Так именно может казаться.
2. XI Р.Т. <Смоленск> На Запольной
Почти все то, о чем мечтаешь упорно, совершается, но в ином виде, чем хотелось когда-то.
Я стал поэтом, но разве такое беспокойство, неуверенность и виноватость представлялись мне спутниками моей известности? Я живу со вчерашнего дня в семье, с отцом, матерью и сестрами. Но это совсем, совсем не то, о чем мечталось в годы моей бесквартирной юности.
Это на окраине безобразного Смоленска, это в доме, где еще, может быть, работают механизмы МВД, это в городе, который еще будут бомбить, это «на войне», если считать, что я «на войне». Иначе говоря, это случай в походе, это не «дом», а приют, крыша, под которой приютилось семь душ моих родных и я сам, занимающий хорошую комнату с тамбуром от коридора и видом на загородные «лобыри»[32] из моего окна.
Вчера почитал старикам из «лирической хроники», почувствовал, что хорошо, и сегодня стал ее продолжать, монтировать, держась названия «Дом у дороги».
Еще не уселся как следует… не обустроился, но кажется, что здесь я должен хорошо поработать. Иначе все ни к чему.
4. XI А.Т. – М.И. Смоленск – Москва
…Мы <редакция КП> здесь застряли на некоторое время, я поселился у стариков, заняв у них одну комнату. Ничего, но холодновато и уж очень уныло. Последнее для работы хорошо. Я принялся первым долгом кончать вторую поэму. Она должна пойти, если не сказать, что уже идет, т. к. я в ней врезываюсь поневоле в самую гущу вопросов, которые более всего занимают меня последнее время, да и вообще.
К празднику посылаю телеграмму – дойдет ли, не знаю. У нас <в редакции> большие награды. Тима <редактор Миронов> получил орден Отечественной войны первой степени. Обо мне не тужи – не этим занят сейчас. Только бы мне выполнить мою задачу. А главное – есть задача. Это при всех обстоятельствах приятная тяжесть…
5. XI Р.Т.
Со скрипом. Бремя «дома». Едва хватает сил, чтоб еще работать. В сущности – жалкий, чужой, трудный, ненужный и неотепленный мир. Лучше б от него быть далеко. Здесь я, пожалуй, мог бы только обдумывать «Пана Твардовского», чем, впрочем, и занят бываю большую часть рабочего времени.
Кое-как дотянул главку «Уход из дому».
Да разве та война страшна,
Что прежде – честь по чести:
Солдат воюй, жена горюй,
Сиди с детьми на месте.
Нет, все не так как в старину,
Все нынче по-иному:
Ушел хозяин на войну,
Сама беги из дому.
Мужьям, быть может, невдомек,
Что тут война к их женам
Уже ломится на порог
И окна бьет со звоном.
–
10. XI М.И. – А.Т. Москва – Д/а п/п 15205-К
…«Теркина» переписала в конце прошлого месяца, и Фадеев взял рукопись. Видимо, он прочитал ее, потому что есть уже кое-какие результаты. Так, например, на последнем заседании президиума Фадеев назвал ряд произведений, которые, по его мнению, необходимо выдвинуть на Сталинскую премию. По отделу поэзии он указал на твою поэму и на «Знамя бригады» (рассказал Кулешов).
Еще один признак. Вчера вечером позвонили из Союза и спросили, в каком положении находится вторая часть поэмы. Попросили 5 экземпляров, сказав, что нужны для «выдвижения на премию». Я направила их в «Знамя». В «Знамени» же обстоят дела так. Номер был задержан из-за какого-то международного обзора или статьи. Теперь он выйдет числа 20-го. Михайлова[33] обещала забронировать экземпляров двадцать (я нарочно попросила больше; думаю, что дадут все равно меньше. Тебе же она просила передать при случае, что ждет обещанных стихов. Этого же ждет и некто Самойлова (?), кажется, из журнала «Октябрь».
Что же касается «Теркина» гослитовского, то Трощенко[34] сдала его перед праздниками, предварительно позвонив и сделав кое-какие сверки по тем экземплярам, по которым я писала. Сверки главным образом диалектные и фонетические (запоясан, заяривает и т. д.). Сказала она, что приступает к работе над статьей о твоем творчестве и хотела бы для этой цели повидаться с тобой и побеседовать…
10. XI М.И. – А.Т. Москва – п/п 15205-К (письмо второе)
…<Твое > письмо мне дало гораздо больше в смысле понятия твоей жизни и быта и еще больше огорчило, чем первое. Я почувствовала свою непростительную беспечность, бездумность, и сейчас не только тяжело, но и стыдно от того, как ты там живешь. Посылала вроде на курорт, а оказалось вроде поселения…
12. XI Р.Т. <Смоленск> На Запольной
Живу на отлете от редактора и неизменных разговоров о нем, но зато в самой гуще бед, несчастий и идиотизма «стариков» и всей семьи. Неизвестно, что было бы с ними, не найди я их в деревне, но перевезенные мною сюда, в хорошую квартиру, обеспеченные самым необходимым, они охают, ноют, живут запущенно до раздражения…Счастье мое все-таки, что я в молодости жил отдельно.
Всех жаль, иных мучительно, все вот здесь, рядом, – не отмахнешься, не забудешь…
…Сколько помню себя, мучим стыдом за своих либо опасением чего-то стыдного, и теперь то же самое.
Если не поддамся чувствам, выдержу все это, положенный судьбой фронта срок, и сделаю хоть что-нибудь, – пожалуй, стану себя уважать немного.
–
…Вчера по дороге на контрольный пункт, после двух-трех неудачных и стыдных при моих погонах попытках остановить машину, слышу позади (баба рассказывает бабе):
– Старуха, старуха, совсем старая, вся беззубая, а он парень так в годах, лет 30. Что ж, говорим, сынка тоже проводила. – А он не сын, он мне мужик. – А, мамочки мои, как же так – мужик. – А так, говорит, я из плену его взяла себе в мужики. – Ну да, говорим, понятное дело, работать же надо, ты, мол, его за работника взяла. – Нет, он у меня не за работника – за мужика был все время. – Так ты вдова, что ль? –
